А потом она разделила аппетитные и менее аппетитные бутерброды поровну и мы принялись за завтрак.

Мы говорили о всяких пустяках, и вот что самое интересное — мне это было приятно, и мало того, я сам находил все новые и новые темы… Она часто улыбалась мне, аккуратно откусывая маленькие кусочки ровными белыми зубками.

Один только раз она спросила, как обстоят дела с ее одеждой, но я тут же соврал, что ее привезут из химчистки скорее всего после обеда.

— Ну хорошо, — пожала она плечами, — еще немного побуду и в этом одеянии. — И она чуть оттянула воротник своего балахона. — Впрочем, я к нему уже как-то привыкла. И мне, наверное, жаль будет с ним расставаться.

— Можете забрать его себе, — улыбнулся я. — В качестве подарка.

В ответ она только заразительно рассмеялась.

— Какой вы милый, Саша, — просто сказала она, наверное, не придавая этим словам никакого значения, но тем не менее они что-то очень сильно зацепили в моей душе.

Завтрак закончился. А тут и народ стал подтягиваться со своими задачками — вернее, их дубли. Я занялся работой, а она снова села в дальнее кресло.

— Мне здесь нравится, — странно улыбнувшись, сказала она. — И почему-то уютно, словно у себя дома.

Первыми из настоящих людей появились двое сотрудников из отдела Выбегалло.

— Мы пришли за вами, — неловко переминаясь с ноги на ногу сказали они не совсем вежливо.

Перестав приветливо улыбаться, она молча подняла свои большие глаза, ожидая продолжения.

— Пойдемте с нами.

— Куда?

— К нам в отдел.

— И зачем это?

Они замялись еще больше.

— Ну-у, мы вас обследуем…

Она покачала головой.

— Спасибо, что-то не хочется ни куда идти. К тому же я себя прекрасно чувствую. Еще раз спасибо за беспокойство.

Они помялись и ушли, а она окончательно осталась у меня.

Дубли с задачками шли один за другим и скоро я начал ощущать некоторое беспокойство — такого наплыва у нас еще не было, к тому же и дубли были со странностями — неотрывно смотрели на мою гостью. А потом пошли и оригиналы и мое беспокойство еще больше усилилось.

Первым заглянул Володя Почкин. Скромно поздоровавшись с Маргаритой, он сунул мне листок, исписанный торопливым подчерком, и стал непонятно и путанно что-то мне объяснять, поминутно поглядывая в дальний угол. Минут пять я его терпеливо слушал, пытаясь добросовестно понять весь его бред, а потом просто выгнал.

Вежливый Эдик молча подал мне аккуратно сложенную вчетверо страничку тетради и тут же отошел к девушке, с ходу заведя с ней ничего не значащую беседу. Она смеялась каким-то его словам, Эдик был наоборот — необычайно серьезен, а я никак не мог подобрать подходящий алгоритм к его задаче.

Потом собственной персоной появился Кристобаль Хунта. Он тоже, быстро разделавшись со мной, отошел к Маргарите. Раскланявшись как истинный испанский идальго, он в галантном полупоклоне, поцеловав ей руку и сверкая глазами, завел с ней какой-то непринужденный светский разговор.

Мне это нравилось все меньше и меньше. Казалось, весь институт собрался в вычислительном зале. Кто-то заходил по несколько раз, кто-то приходил и оставался, и все, буквально все, отвешивали Маргарите поклоны, подходили, заводили беседы разной степени легкости…

Я краем глаз с неудовольствием наблюдал за происходящим в моем вычислительном зале. А ее такое внимание просто забавляло. Я заметил, что она ничего не делала специально — но ее голос, движения рук, повороты головы, глаза — необратимо действовали на окружающих.

А потом появился невоспитанный Корнеев и каким-то образом, наверное, на правах старого знакомого, сумел уговорить ее на повторную экскурсию в его отдел.

Она ушла, зал быстро опустел — ушли даже дубли, так и не успев передать мне своих задачек — и я остался один.

Резкий наплыв народа сменился не менее резким его отсутствием и я смог сосредоточиться на текущих проблемах — тот ворох задач, который мне натащили за утро я трогать не стал, предчувствуя, что там полная ерунда, а достал из верхнего ящика стола заветную голубую папку.

Я работал не более часа, доводя до совершенства казалось бы уже найденное решение, но тут неожиданно в зал вбежала насмерть перепуганная Стеллочка. Оказывается грубый Корнеев кого-то умудрился стукнуть, и теперь его, наверное, будут разбирать на общем собрании и неизвестно чем все это для него закончится.

Само по себе это было уже ЧП — такого у нас в институте и в помине не было, и я бросился бегом по лестнице.

В лаборатории Корнеева было полно народу. Витька, насупившись, сидел на своем диване-трансляторе, у шкафа на полу сидел Саня Дрозд и задрав голову носовым платком вытирал сочившуюся из носа кровь.

— Мальчишки, как вам не стыдно! — воскликнула Лилечка Новосмехова, но тут появились Жиан Жиакомо с Федором Симеоновичем и в зале стало тихо.

— Та-ак, — хмуро протянул Жиан, оглядев драчунов и задержав свой взгляд на отдельно стоявшей и ничего не понимающей Маргарите. — Корнеев, пройдемте со мной…

Когда они ушли, провожаемые сочувственно-любопытными взглядами, зал снова взорвался. В короткий срок я узнал, что Витька долго водил свою гостью от прибора к прибору, поминутно при этом хвастаясь, а потом в лабораторию забежал наш киномеханик Саня Дрозд занять, как обычно, у кого-нибудь денег, и остался, сразу же вклинившись в их беседу. Он постоянно перебивал Витьку, пытаясь рассказать какие-то свои истории или похвастаться собственными достижениями, и нетерпеливый Корнеев тут же предложил ему убираться, впрочем, смягчив все это двумя рублями. Но, вопреки всему, Дрозд, получив так быстро деньги, почему-то убраться не поспешил, продолжив свою беседу с Маргаритой, а там слово за слово — Да кто ты такой, когда хочу, тогда и уйду, — Никто и глазом не успел моргнуть, как Саня Дрозд оказался на полу с разбитым носом, а Витька в недоумении разглядывал свой кулак. Да еще и Маргарита, побледнев, испуганно смотрела на обоих.

— Он сам виноват, — говорил кто-то тихим голосом.

— Да нет, это все она… Из-за нее… Не было бы ее… — перебивали его более убежденно.

— А он хорош, — не соглашались третьи. — Должен себя в руках держать. К тому же она не давала никаких поводов, я сам видел…

В разгар всей этой перепалки меня тихо взял под локоть Роман Ойра-Ойра и отвел в сторону.

— Слушай, Саша, — произнес он необычайно серьезным тоном. — Ты можешь считать меня последним глупцом, но мне кажется, девушку надо куда-то увести и не показывать ни кому, иначе нас ждут большие неприятности.

— Ты думаешь? — спросил я.

Он кивнул.

— И куда?

— Спрячь куда-нибудь, — пожал он плечами. — К тому же у тебя после дежурства еще и ключи остались. Найди помещение поизолированнее, чтобы никакая магия не брала.

Взяв Маргариту за руку, я тихо отвел ее к себе на ВЦ. Она шла покорная и молчаливая, с немым вопросом в глубоких глазах.

Из всех помещений под условие Романа подходил только стендовый зал, где смысловики проводили свои опыты с джинами. Поколебавшись, я все-таки вызвал авральную команду из домовых и дал им задание привести это помещение в жилой вид, хотя, как мне кажется, я бы все равно ее туда отвести не смог.

И тут снова появился Витька Корнеев. Сначала он подсел к Маргарите и пытался с ней о чем-то серьезно поговорить, но она была молчалива и немногословна. Наверное, результат его не удовлетворил и он взялся за меня.

Он был груб и несносен. При ней, публично, он вдруг стал высмеивать меня, называя полным дураком, не способным на самые примитивные магические шаги… Я разозлился, но вытолкать его не смог — магистр все-таки. Девушка смотрела на нас расширенными от ужаса глазами, и под ее взглядом я быстро отрезвел и вызвал Романа, после чего Корнеев вдруг сник, как-то странно посмотрел на меня, потом на нее, горько вздохнул и, ссутулившись, вышел из зала.

— Что я тебе говорил? — суровым шепотом спросил Роман, отведя меня подальше от Маргариты. — Ты видишь, что творится?