Хью отошел к камину.

– Не потому ли, Джастин, что ты всегда питал страсть к тициановским волосам?

– Вот именно. – Герцог поклонился. – Какая у тебя превосходная память, мой милый!

– Ничего не понимаю! – пожаловалась Фанни. – О чем вы?

– Мне самому неясно, – сказал Эйвон. – Спроси Хью. Он всезнающ.

– Нет, ты несносен! – Фанни надула губы. – Тускло-желтое? Да, это будет хорошо. Леони, любовь моя, нам необходимо заказать юбку с золотой сеткой у Сериз. Это последний крик, как я слышала. – И она принялась обсуждать наимоднейшие фасоны.

Она сопровождала Леони в Версаль вместе с Эйвоном и Рупертом. Марлинг разделял с Даве-нантом отвращение к придворной жизни: они отказались присоединиться к остальным, предпочитая провести тихий вечер за пикетом и последним номером «Адвенчурера», который в этот день был доставлен с лондонской почтой.

А потому Леони и ее эскорт оставили их развлекаться на свой лад, а сами покатили в легкой карете по версальской дороге. На Леони тотчас нахлынули воспоминания. Она сидела рядом с леди Фанни и через ее пышные юбки заговорила с герцогом.

– Монсеньор, а вы помните, как мы ехали в Версаль перед тем, как вы подарили мне эту цепь? – И она потрогала сапфиры, сверкавшие на ее белой шейке.

– Помню, малютка. И помню, как на обратном пути ты уснула и не желала просыпаться.

– Правда. – Она кивнула. – И как странно ехать ко двору еще раз вот так! – Она кивнула на свои юбки и развернула веер. – Принц был вчера на вечере у мадам де Кашерон, монсеньор.

– Да, я слышал, – ответил Эйвон, который там не присутствовал.

– И танцевал с девочкой два раза! – заметила миледи. – Просто забыв о приличиях!

– Верно! – согласился Руперт. – Если хотите знать мое мнение, то он туда приехал только ради Леони.

– Да, – простодушно сказала Леони. – Он сам так говорил. Мне он нравится. Руперт строго на нее посмотрел.

– Тебе не следовало сидеть с ним, болтая Бог весть о чем, – заявил он назидательно. – Когда я хотел потанцевать с тобой, то не сумел тебя найти.

Леони состроила гримаску.

– Ты говоришь так потому, что надел свой самый лучший костюм, – сообщила она ему. – И заважничал, уж я-то знаю!

Руперт расхохотался.

– Черт побери, недурно сказано! Но не стану отрицать, что это дьявольски модный кафтан. – И он с нежностью посмотрел на свой винно-красный рукав.

– Только он не такой… такой distinguй[144], как розовый с серым монсеньора, – сказала Леони. – А кого я увижу сегодня, монсеньор?

– Как так, дитя? А я думала, у тебя назначен десяток встреч! – заметила миледи.

– Да, мадам, но я говорю про незнакомых.

– Она ненасытна! – съехидничал Руперт. – К концу месяца она соберет целую коллекцию сердец, помяните мое слово!

– Ты увидишь короля, малютка, и королеву, и, может быть, дофина, – сказал его светлость.

– И мадам Помпадур. Я хочу ее увидеть, потому что, говорят, она очень красива.

– Очень, – согласился герцог. – Кроме того, ты увидишь ее фаворита де Стэнвиля, и графа д'О, и герцога Орлеанского.

– Tiens! – сказала Леони.

Наконец они приехали в Версаль, и следом за леди Фанни она поднялась по мраморной лестнице в Зеркальную галерею, огляделась и глубоко вздохнула.

– Как я хорошо все помню!

– Ради всего святого, деточка, не говори так! – просительно сказала Фанни. – Ты никогда здесь прежде не бывала. Чтобы я больше не слышала от тебя никаких воспоминаний!

– Да, мадам, – смущенно ответила Леони. – О, вон мосье де Лавале!

Де Лавале подошел к ним, с любопытством искоса поглядывая на ненапудренные волосы Леони, Руперт скрылся в толпе, ища кого-нибудь из приятелей, и исчез надолго.

Очень многие теперь оглядывались на Леони.

– Dis donc[145], – сказал де Стэнвиль, – кто эта огненная головка? Я ее не узнаю.

Его приятель де Салли взял понюшку табака.

– Неужели ты не слышал? – спросил он. —

Новейшая красавица! Воспитанница Эйвона.

– О-о! Про нее я слышал, – кивнул де Стэнвиль. – Новая игрушка Конде, э?

– Нет, нет, друг мой! – Де Салли энергично потряс головой. – Новая богиня Конде!

Леони делала реверанс герцогине де ла Рок, и тут де Стэнвиль увидел леди Фанни.

– А, так Аластейр привез свою очаровательную сестрицу! Madame, votre serviteur![146]

Фанни обернулась.

– А, это вы, мосье! – Она протянула руку. – Сколько лет мы не виделись!

– Мадам, когда я гляжу на вас, протекшие годы исчезают, – сказал де Стэнвиль, целуя ей руку. – Но тогда это ведь был «Этьен», а не холодное «мосье»?

Миледи закрылась веером.

– Право, не помню! – сказала она. – Без сомнения, я была очень глупенькой… в то давнее время!

Де Стэнвиль отвел ее в сторону, и они стали перебирать прошлое. Заметив, как занята его сестра, Эйвон извлек Леони из непрерывно растущего кольца поклонников и повел представить графу д'О, который приближался к ним по галерее. Вскоре подошла Фанни, расставшись с де Стэнвилем. Граф учтиво ей поклонился.

– Мадам, могу ли я выразить вам, как я восхищен вашей питомицей? – Он указал сверкающей перстнями рукой туда, где Леони вступила в разговор с застенчивой девушкой, только еще начавшей выезжать, с которой познакомилась на своем балу.

Фанни кивнула.

– Она вам понравилась, мосье?

– Но как могло быть иначе, мадам? Она йclatante![147] Эти волосы и эти глаза! Я предсказываю succиs йnorme[148]. – Он поклонился и отошел с приятелем.

Леони вернулась к Эйвону.

– Монсеньор, по-моему, молодые люди очень глупы, – сказала она категорично.

– Несомненно, малютка. Но кто тот несчастный, кто навлек на себя твое неудовольствие?

– Мосье де Танквилль, монсеньор. Он говорит, что я жестока! Но это же не так, правда?

– Разумеется, так, дитя, – возразила миледи. – Барышням положено быть жестокими. Это de rigueur![149]

– А, ба! – сказала Леони. – А где король, монсеньор?

– У камина, малютка. Фанни, отведи ее к королю.

Миледи сложила веер.

– Но ты испросил позволения, Джастин?

– Конечно, моя дорогая. Вас ожидают.

И Фанни повела Леони в глубь галереи и низко присела перед его величеством, который соизволил обойтись с ней очень милостиво. За королем с герцогом Орлеанским и двумя-тремя придворными стоял Конде. Леони перехватила его взгляд, и на ее щеках заиграли ямочки. Его величество сказал леди Фанни несколько благосклонных слов о мадемуазель де Боннар, королева похвалила ее красоту, и миледи проследовала с ней дальше, уступив место другим искателям августейшего внимания.

– Bon! – сказала Леони. – Вот я и побеседовала с королем. – Она обернулась к Эйвону. – Монсеньор, а что я говорила? Он совсем такой, как на монетах.

К ней подошел Конде, и леди Фанни тактично удалилась.

– А, сказочная принцесса, сегодня вы пылаете в наших сердцах!

Леони прикоснулась к своим кудрям.

– Но это неучтиво – говорить со мной о моих рыжих волосах! – заявила она.

– Рыжих? – вскричал Конде. – Это цвет меди, принцесса, а глаза у вас точно фиалки, приколотые к вашему корсажу. Вы очаровали меня, как белая роза, а теперь совсем околдовали, как золотая роза.

– Мосье, – строго сказала Леони. – Так разговаривает мосье де Танквилль. Мне это совсем не

нравится.

– Мадемуазель, я у ваших ног! Скажите, что мне сделать, чтобы вернуть ваше расположение? Леони посмотрела на него, что-то обдумывая.

Он засмеялся.

– О-ла-ла! Какой-нибудь рыцарский подвиг, enfin? У нее заблестели глаза.