Справедливость и убедительность, краткой, но красноречивой, гетманской речи успокоили депутатов и урядников. В его словах действительно видны были: дальновидность великого политика, опытность старика, познание народа и земли своей. В этой речи ясно светилась душа гения, который был избавителем своего отечества. Оставалось труднейшее: что избрать?

Чигиринский Сейм, не разсуждая, с первого разу, единогласно отвергнул Польское покровительство. Оставались Москва и Царьград. Голоса разделились: старики, и с ними сам Гетман, предпочитали Москву, единоверную, единоплеменную. Генеральный Асаул Богун и с ним все молодые не решались на Москву, но в тоже время имели непреоборимое отвращение к покровительству Магометан. Чтоже мешало им в Москве? Они не предвидели того, что козаки, мещане и все классы: свободные, через два века их толкований на Чигиринском Сейме, остаются свободными; они не могли понять, что посполитству, указанному на ранги, приятнее и полезнее доставаться по наследству от отца к детям, а не переходить от одного урядника к другому вместе с рангом; они не раздумали, что владелец рангового имения имеет над посполитством того имения, если не туже самую, то еще большую власть, нежели помещик наследственный. Посполитство было испугано Боярами Московскими и властию их: они боялись попасть в руки новых Магнатов и арендаторов; шляхетство боялось уничтожения прав своих; оно не могло предвидеть, что современем когда сольются оба народа воедино, это шляхетство их станет Дворянством Великороссийским, и что они наравне с Московскими Боярами, с Остзейскими Баронами, займут в Советах Государственных и в войне первые места, что из них наконец будут Первосвятители, Государстренные Канцлеры и Главнокомандующие.

Они не поняли этого, и в тогдашнее собрание народное Хмельницкий ни на что не мог их преклонить. Турки ненавидят Христианства: у них наше богослужение в омерзении; крестных ходов там не может быть; ужасно казалось Христианам, чтоб Христианин отдал себя в покровительство Магометанину, или, как выражались они, Бесерменину. Поляки дали ими, знать себя; о посполитой речи вспоминать не хотели.

Оставалась Москва; но она не защитила народа Русского, когда он был в гонении; она не помогала ему в борьбе с Ляшеством и с Униею за православие. Их пугали раскольники: «одни погруженцы, другие обливанцы», говорили простодушные и необразованные козаки и урядники; «у одних попы, у других безпоповщина; на Московщине столько вер, сколько слобод, а в слободах — а иногда сколько домов; нас никто в дом к себе не пустит с трубками: у них вся вера в том, чтоб бороды не брить и табаку не курить и не нюхать.» Так толковал простой народ, когда выступил вперед Черкасский Протопоп Федор Гурский; в народе он слыл великим Богословом и проповедником. Все смолкло; он начал: «От трех царей или волхвов поднесены были младенчествовавшему Христу Спасителю дары: золото, ливан и смирна; дары сии предзнаменовали бытие, страдание и возвращение в небо. Злато предрекало царствование, ладан — погребение, смирна — Божественность. Так и сии дары, подносимые тремя царями младенчествующему народу, знаменуют участь его: чем покрыты или одеяны дары сии, тем покроется и народ, ими прельстившийся. Дары Польские покрыты ковром, то и народ с Поляками будет иметь ковры; дары Турецкие покрыты тканию шелковою, то и народ облечется в шелк; дары Московские покрыты рогожками, то и народ, соединившийся с Москвитянами, оденется в рогожки и под рогожки. И сии предзнаменования вернее и превосходнее всех оракулов на свете!»

Хмельницкий, славою, опытностию, красноречием не подействовал на народ. Гурский забавною выходкою и неожиданным применением поразил умы простодушные. Не было того, кто ковер Польский мог бы применить к застилке гробовой, кто из шелку Турецкого свил бы Визирский снурок, кто рогожкой и мехами Московскими напомнил бы богатую шубу соболью в зимней кибитке. Может быть, он остановил бы народное волнение; но в собрании тогда поднялся ропот и шум на Хмельницкого; его называли изменником и предателем отечества, подкупленным от Русских Послов.

А между тем последствия оказали, что Хмельницкий был истинным благодетелем своего народа, и что только слияние Малороссиян с Москвою могло упрочить общее благосостояние России.

Послы разъехались по городу.

Гетман начал успокоивать: повторял свои клятвы уверял, что никогда не имел в мыслях намерения приневоливать их, принуждать к повреждению прав и свободы; что это был только совет; что и теперь находит он необходимостью для Малороссии утвердиться союзом с каким нибудь другим народом. Таковых союзов, говорил он, ищут все благоустроенные державы, и тем более должна об них позаботиться Малороссия и по положению земли и по новости состояния.

Ропот затих. Гетман распустил Депутатов и одарил чужеземных Послов. Описав в ответных грамотах последствия первого Сейма Чигиринского, уверял каждого из Послов, что будет увещавать народ и войско в пользу его Государя, что теперь они имеют отвращение от покровительства, но что со временем оно пройдет, и тогда он будет иметь надежду на успех. Послы были отпущены с почестями и благодарностию.

Так окончилось первое предприятие Хмельницкого соединить с Москвою Малороссию.

ГЛАВА ХVII

Варшавский Сейм. Пасквили. Неприятности Митрополиту. Обиды Киселю от Козаков. Казнь Гладкого. Рыбинский полк. Число полков и козаков. Движение войск Королевских. Жестокости Потоцкого с Малороссиянами. Увеличение войска Козацкого. Полк Изюмский Нобилитация. Нападение поляков на Нечая. Битва под Винницею. Посольетво к Хану. Посольство от Султана. Хитрости речи Посполитой. Посольство Гетмана в Москву. Новый Сейм Варшавский. Послы Хмельницкого в Варшаву. Собор в Москве и толкование о Козаках. Победы Хмельницкого. Битва вод Вознесенским монастырем. Битва у Житомира. Земли Булавинские. Полки Сумский, Ахтырский и Харьковский. Посполитое рушенье. Хан приходит на помощь Гетману. Битва Берестечская. Измена Хана. Бегство Козаков. Переговоры с Потоцким. Добыча Поляков, Гибель последних остатков нашего войска.

Ян Казимир приехал в Варшаву; был созван Сейм; статьи Зборовские были предложены Магнатам и Сенаторам. Они не приняли в оправдание необходимость, в которой находились Король и Оссолинский; она не была уважена; их забросали пасквилями, и хотя Сейм утвердил мир, но статей его не включил в общие государственные узаконения. Киселя сделали Киевским Воеводою и опят послали к Хмельницкому; приказали ему росписать и учредить сорокатысячное войско Запорожское, как должно для выгоды республики; шляхетство Польское ввести в поместья Украинские.

Митрополит Сильвестр Коссов приехал в Варшаву на Сейм. По Зборовскому договору, ему должно было занять в Сенате место. Ксензы, члены Сената, осыпали его оскорблениями и объявили, что оставят места свои, и выйдут из собрания, коль скоро вступит туда враг Папы. Люди опытные, сведущие в политике, любящие отечество, говорили, что это раздражит Хмельницкого, что Митрополит будет у них в виде заложника, что Адам Кисель, не смотря на свое Греческое вероисповедание, заседает в Сенате и оказывает весьма важные услуги Королевству. Изуверы остались при своем, мнении; ничто не могло преклонить их к разсудительности; они кричали, что Король не имеет права вносить в мирные соглашения статьи вредные, предосудителные, противоречащие древним уставам церкви. Неожиданно Киевляне увидели возвращение Митрополита в Киев.

Адам Кисель в свою очередь изведал от Козаков неприятности. Потомок Свентольдов, он, и с ним Русские же уроженцы, поветовый судья Проскура и многие другие прибыли в Киев. Уже Зборовский договор был опубликован Воевода и его товарищи начали искательства перед Гетманом; доказывали, что ни по каким законам, за сию службу в Польше, не могут они терять родовых имений в Малороссии; что они в силах нести службу и в Украйне, как несли ее у речи посполитой. Гетман передал их дело Трубуналу, и просителям позволено было вступить во владение поместьями украинскими, присягнув наперед в верности своему отечеству Малороссийскому. Но Киевские, Переяславльские и Белоцерковские козаки взбунтовались; их поджигали судья Гуляницкий, и Миргородский полковник, Гладкий. Воеводу с товарищами выгнали, многих ограбили и перебили; Кисель убежал. Гетман подосадовал, нашел дело важным, передал его в уголовный Трибунал; к Трибуналу присоединил военную Коммиссию; розыскали виновников; судили их по законам, и приговорили к смертной казни; Гладкому отрубили голову, а Гуляницкий с тремя войсковыми Старшинами скрылся в Молдавии; многие из товаришества Козаков и Старшин были наказаны палками, тюрьмою, а другие были прикованы к пушкам. При розыске, большая часть имущества Поляков была возвращена владельцам; войско явно роптало на Хмельницкого: говорили, что Полякам похлебствует, гонит безвинно единоземцев, и тогда же многие вышли с семействами, прошли вооруженною рукою вниз по Донцу, и там поселясь, составили Рыбинский полк.