Проснувшись утром, Мэри вместе с другими сошла вниз. За завтраком раздавали письма, полученные с почты. Было письмо к Мэри от Поля. Она радостно задрожала, увидев любимый почерк, и подумала о дорогом мальчике, которого любила больше всего на свете. Подняв глаза, она встретилась с открытым, трогательным взглядом Китти О’Донован, и снова в голове у Мэри мелькнула мысль о странном сходстве глаз Поля и Китти. Почему они так похожи? Какое отношение может иметь Китти к такому мальчику, как Поль?
– Ты не читаешь письмо, милая, – сказала сидевшая недалеко от нее мисс Хиз.
– Сейчас прочту, – ответила Мэри.
– Ах, если бы вы сказали ей, чтобы она прочла нам это письмо! – вскрикнула Джени.
– Оно от Поля, а мы с Матильдой точно так же, как Мэри, хотим знать, что с нашим Полем. Не знаю, почему это Мэри таит письмо от нас.
– Я расскажу вам, когда прочитаю, – сказала Мэри.
Завтрак был окончен. Девочки и учительницы вышли в сад. Мэри быстро убежала в уединенное местечко, где разорвала конверт и прочла письмо. Она дрожала, и письмо Поля, конечно, не уменьшило ее нервной дрожи.
Поль писал:
«Мэри, мы в Швейцарии. Это такое чудное место! Я чувствую себя гораздо, гораздо лучше на здешнем прекрасном, сухом воздухе. Я думаю, что совершенно поправлюсь и мы сможем, как в былое время, снова приняться за наши планы о будущей жизни…»
Затем Поль выразил беспокойство за нее. Он чувствует, что она в тревоге, и боится, не сделала ли она чего-нибудь дурного. Брат умолял Мэри не забывать о данном ему обещании никогда не подражать чужому почерку, так как это может навлечь неприятности и на нее, и на других.
Под конец брат просил:
«Напиши мне сейчас же, как получишь письмо, и скажи мне правду; если не напишешь всей правды, я все равно узнаю ее. Правду, только правду… и напиши сейчас же, чтобы облегчить мне душу.
Твой любящий брат Поль».
Когда Мэри, окончив читать письмо, подняла голову, лицо ее было бледно, как полотно. Рядом стояли, наблюдая за ней, обе ее сестры – Матильда и Джен.
– Я не могу вынести больше, – сказала Джени.
– Что, он умирает? Скажи же нам, Мэри, скажи правду.
– Да, Мэри, ты должна сказать нам правду, – прибавила Матильда. – У тебя ужасный вид, ты должна сказать нам всю правду.
– Дайте мне подумать, – ответила Мэри. Она прижала руку ко лбу. Строки письма стояли у нее перед глазами, словно написанные огненными буквами. Казалось, что слова будут видеться ей в продолжение всего тревожного дня. Она не смела сделать того, о чем просил ее Поль. Она не смела написать ему. Он все поймет, заглянет в глубину ее лживого сердца. Что… что делать ей?
– Мэри, скажи же нам; ты должна сказать, – повторяла Матильда. Она подошла к сестре и потрясла ее за руку. – Лучше Полю или хуже?
– Лучше, гораздо лучше! – воскликнула Мэри. – Я так взволнована, что у меня темнеет в глазах.
– Дай мне письмо, я прочту его, – попросила Матильда, протягивая руку.
– Нет, нет. Ты не смеешь, это мое письмо.
Мэри достаточно овладела собой для того, чтобы сунуть письмо в карман.
– Полю лучше, – уверила она сестер. – Он говорит, что это от сухого воздуха.
– Почему же ты так смертельно бледна? Как будто он умирает.
– Не знаю, почему у меня такой вид. Не могу объяснить вам этого. Должно быть, потому, что меня волнует любая весть от него.
– Вот по лужайке идет миссис Шервуд, – показала Джени. – Можно пойти сказать ей, что ты получила письмо от Поля? Она будет рада.
– Да, скажите ей.
Девочки побежали по лужайке. А у Мэри было желание броситься в чащу и скрыться там, но она удержалась от такого поступка.
Сестры передали начальнице хорошую новость, и та сейчас же подошла к Мэри, чтобы поздравить ее. Миссис Шервуд очень изменилась за эти несколько дней. Она сильно страдала. Ее школа – радость сердца – и ее девочки были в опасности, страдали от какого-то дурного влияния, проникшего в их среду. Миссис Шервуд испытывала сильное мучение. Ее волнение было столь сильно, потому что виновницей была королева мая.
– Ему лучше, гораздо лучше! – весело повторяла Джени. – Миссис Шервуд, у Мэри просто сердце разрывается от тревоги.
– Я рада, что услышала хорошую весть, – сказала миссис Шервуд. – Ты получила письмо, Мэри?
– Да, миссис Шервуд.
– От самого Поля! – воскликнула Матильда. – Ему настолько хорошо, что он мог написать сам.
– Он очень, очень любит тебя, милая Мэри, не правда ли? – сказала начальница.
– Да, миссис Шервуд, – слабым голосом проговорила Мэри.
– Ты хотела бы написать ему ответ, не так ли?
– Да, да.
– Ну, теперь у нас все в беспорядке, благодаря обстоятельству, о котором не будем упоминать, поэтому я разрешаю вам трем написать Полю. Я думаю, ваши письма попадут в город сегодня вечером и ночным поездом пойдут в Париж, а оттуда в Швейцарию.
– Благодарю вас, – задыхаясь от волнения, сказала Мэри.
Миссис Шервуд повернулась и заговорила с одной из учительниц. Клотильда Фокстил проходила мимо с очень серьезным видом. Презрительно взглянув на сестер Купп, она повернулась к ним спиной и скрылась среди кустарников.
– Отчего это Кло так нелюбезна с нами? – удивилась маленькая Джени.
– Не все ли равно, – заметила Матильда.
– Ну, Мэри, мы все начнем писать? – спросила Джени.
– Конечно.
– Не принести ли тебе твой бювар, милая Мэри?
– Благодарю, – ответила Мэри.
– Каждая из нас напишет письмо. Вот весело-то! – щебетала Джени. – Только не надо писать ему ничего грустного. Правда, Мэри?
– Конечно, не надо.
Девочки пошли в дом. Мэри тяжело опустилась на низкую скамью. Ей казалось, что Поль где-то рядом и знает о ее проступке. Через некоторое время сестры возвратились с письменными принадлежностями. Потом они сели на скамью рядом с Мэри, придвинули столик и разложили на нем принадлежности для письма.
– Ну не мила ли миссис Шервуд! – воскликнула Джени.
– Да, но теперь надо подумать о наших письмах, – заметила Мэри.
– Не знаю, что писать, – призналась Джени. – В настоящее время всех нас в школе интересует только одно. Но об этом нельзя писать ни слова.
– Вот что пришло мне в голову, – внезапно сказала Мэри. – Я не могу писать Полю, у него такая странная способность: он видит меня насквозь точно так же, как я его, и потому сразу заметит, что я скрываю что-то. Эта его способность не касается ни тебя, Джени, ни тебя, Матильда. Поэтому вот что я придумала: я продиктую письмо одной из вас, мы пошлем его от имени всех нас, а через день-другой я напишу сама.
– Какая ты смешная! – засмеялась Джени. – Поль ведь будет читать только то, что написано. Больше он ничего не может увидеть.
– Как бы то ни было, я хочу продиктовать письмо, – повторила Мэри. – Я продиктую тебе, Матильда. Возьми листок и пиши.
– Мне хочется написать свое письмо, – с недовольным видом произнесла Джени.
– Не думаю, чтобы это было хорошо, – заметила Мэри. – Это должно быть письмо от всех, и Матильда, как старшая, должна написать его.
– Это, конечно, правильно, – согласилась Матильда. – Ты редко признаешь мое старшинство, Мэри; но если тебе вздумалось сделать это, то я, конечно, не стану возражать.
Матильда, довольная и гордая, разложила бумагу перед собой, обмакнула перо в чернила и взглянула на Мэри.
– Ты в самом деле хочешь продиктовать все письмо? – спросила она.
– Да, если вы согласны.
– Я думаю, это будет хорошо, – сказала Матильда. – Ты теперь очень мила с нами, Мэри. Я хотела бы, чтобы ты была всегда такой.
Мэри задумалась немного, потом стала диктовать, а Матильда писала:
«Мой дорогой Поль, у нас сегодня праздник, нет занятий, и потому мы все вместе пишем тебе. Вот как это делается: Матильда пишет письмо, Мэри диктует, Джени продиктует немного в конце, а все мы – твои три сестры – думаем о тебе и очень, очень любим тебя. Дорогой Поль, ты не можешь представить себе, как обрадовало нас твое письмо, полученное Мэри сегодня утром».