Что касается Африки, то фюрер согласился с переброской 39-го танкового корпуса, но дальнейшие подкрепления армии Роммеля воспретил. Вся оставшаяся танковая мощь должна быть направлена на прорыв к Уральским горам и Кавказу. В вопросе с Мальтой Гитлер выразил серьезнейшие сомнения» поскольку вся операция основывалась на участии в ней итальянцев. В особенности итальянского флота. Да при первом же появлении английских кораблей итальянцы рванут обратно в свои гавани и оставят немецких солдат на острове без прикрытия!

Геринг перестраховывался по максимуму. Он согласился со всем, что Гитлер сказал по поводу России. Но что вы ожидали от этого, мой фюрер? Браухич — это клоун, Гальдер — самодовольный ничтожный педант. И ни один из этих генералов не имел понятия, как отдавать приказы, даже если приказы были правильными! А по поводу Мальты беспокоиться не стоило. Люфтваффе хорошо выучило уроки Крита, и в грядущее сражение будут вовлечены куда большие силы, к тому же гораздо лучше оснащенные. Геринг только что вернулся из Рима со встречи с генерал-полковником Штудентом, и тот заверил Геринга, что итальянские войска находятся в отличной форме, не сравнить с теми отбросами, что расквартированы в Африке. Что же касается итальянского флота, то ему трудно будет удрать от англичан, свободно рассекавших Средиземное море. Так что единственной проблемой в предстоящей Мальтийской операции является расслабленное отношение итальянских союзников к проблемам снабжения. Было бы крайне полезным, если бы фюрер поднял данный вопрос на предстоящей встрече с дуче в феврале.

Но Гитлер принял не только Геринга. По установившейся привычке фюрер предпочитал принимать своих подчиненных по одному, на случай, если они вдруг все выразят свое несогласие с планами. Следующим посетителем в Бергхофе был Редер. Адмирал был преисполнен грандиозных планов и поспешил выразить уверенность в скорейшем выздоровлении фюрера. После тактичных напоминаний Гитлеру о том, что британский вопрос на Ближнем Востоке после завершения плана «Барбаросса» является первостепенным, гросс-адмирал с нетерпением обрисовал перед фюрером очертания «Гранд-плана» по завоеванию данного региона с помощью согласованных немецких и японских наступлений. В Токио и Берлине шли интенсивные переговоры. Хотя Редер признал, что пока стороны не пришли к конкретному решению, существует вероятность того, что уже летом две великие державы «оси» соединят свои усилия в Аравийском регионе. Японцы выражали живейший интерес к Цейлону и Мадагаскару, и начальник штаба Редера, адмирал Фрике, распорядился предоставить Токио немецкие данные относительно возможных участков высадки. Вполне вероятно, что японцы двинутся на запад только после того, как разобьют американцев на Тихом океане, но последнее не представлялось большой проблемой. Адмирал Осима заверил Редера, что Тихоокеанская кампания не повлияет на запланированную на лето встречу немцев и японцев в Индийском океане.

«Гранд-план» захватил Гитлера — он отвечал его представлениям о грандиозной драме. Фюрер рассказал Редеру о том, что на него произвело огромное впечатление сообщение об атаке японцев на Перл-Харбор. Остается выразить сожаление, добавил он, что другой союзник Германии не проявляет такой же решительности. Гитлер начал пространно рассуждать о японском национальном характере — предмете, знание фюрером которого было столь же поверхностным, как и все остальное, — и объяснил внимательно слушавшему адмиралу, что Перл-Харбор является блестящим примером «дьявольской» тактики в кэндо:[34] внезапным ударом и мгновенным отступлением.

Редеру в конечном итоге удалось вернуть размышления Гитлера к более насущным вопросам. Адмирал обрисовал фюреру ситуацию в Атлантике. Он умолчал о том, что Дёниц был в дикой ярости, когда узнал, что должен передать пятую часть всех действующих субмарин для выполнения Средиземноморской операции. Вместо этого Редер начал пичкать фюрера победной статистикой. Но Гитлера явно не интересовала ни Атлантика, ни Средиземноморье. Он ухватился за возникшую в разговоре тему движения на запад, чтобы обрушиться на Америку за ее объявление войны. Каким образом, вопросил он, Рузвельт и его еврейские финансисты рассчитывают воевать с Германским рейхом? Это же просто смешно!

Ну, англичане, естественно, это другое дело. Но военачальники, совещавшиеся осенью в Каринхалле, невольно ударили по ахиллесовой пяте британцев. И это не Суэцкий канал, как объяснил Гитлер Редеру. Это персидские и иракские нефтяные месторождения. Потеряв их, а равно и Кавказ, ни Британия, ни СССР не будут в состоянии продолжать свою бессмысленную борьбу. Англичане, может быть, попытаются экспортировать нефть через Атлантику, но немецкие субмарины размолотят танкеры, не напрягаясь. «В войне ключевым является экономический аспект», — объявил Гитлер гроссадмиралу.

То же самое он сказал Браухичу три дня спустя и обвинил главнокомандующего сухопутными силами в том, что тот предпринял наступление на Москву исходя «чисто из географических соображений». Армии крупно повезло, что она успела захватить жизненно важный регион Донбасса до наступления зимы. Как обычно, спас положение рядовой немецкий пехотинец. Но самым важным, ключевым моментом, лежавшим в основе всех стратегических ошибок, являлось то, что в армии не было должного духа национал-социализма! Причем на самом высшем уровне. В наступившем году этому следует уделить самое пристальное внимание. Дополнительно Гитлер поинтересовался планами вермахта на весеннюю кампанию на востоке. Он не сказал Браухичу, что Йодль, полностью поддержавший Гитлера, уже начал набрасывать план в соответствии с пожеланиями фюрера. Гитлер хотел лично сравнить возможные разногласия генералов. В итоге командующий несокрушимой немецкой армией покинул своего начальника, как побитая собака, поджавшая хвост.

16 марта, в День памяти героев, Гитлер выступил с обращением к нации. Впервые за восемь месяцев он выступал перед большой аудиторией. Гитлер поблагодарил судьбу за свое чудесное выздоровление после «серьезного инцидента», видя в этом — в выздоровлении, а не в инциденте — дальнейшее доказательство того, что судьба выбрала его и немецкий народ для особой миссии. Что касается войны в России, то «мы преуспели там, где другой гигант сто тридцать лет назад не смог». В наступившем году война будет закончена. Россия будет безжалостно раздавлена; Англия поймет всю бессмысленность дальнейшего сопротивления; США в военном отношении угрозы не представляют. Гитлер высмеял американскую «Программу Победы»: «Эти люди думают, что смогут купить мощь, они думают, что могут массово производить силу воли». Слова о том, что ключевым фактором войны является экономический, очевидно, были забыты.

И забыты не только в речах. Гитлер сколько угодно мог высмеивать Рузвельта, но будь у Германии такая же тщательно разработанная программа по вооружениям, то уверенности у фюрера бы прибавилось. Был один-единственный человек, навещавший фюрера в Бергхофе, чьи визиты не приносили Гитлеру никакого удовольствия. Доктор Тодт, министр вооружения и боеприпасов. В Бергхоф он приезжал исключительно с тем, чтобы завалить фюрера проблемами; мало того, что они фюреру были неинтересны, так у них еще и не было никакого быстрого решения. Что фюреру было крайне неприятно. Гитлер — в данном случае он выражал суть той идеологии, которую он считал, что создал лично, — привык мыслить неделями либо декадами. И в том и в другом случае он мог мгновенно принимать решения: с одной стороны, передислоцировать взвод на юг России, с другой — заселить неосвоенные украинские степи немецкими колонистами. Но пространство между настоящим и отдаленным будущим мало его интересовало. Планировать на год вперед или на два — а именно это имело значение для выпуска вооружений — он не стремился, и это сразу бросалось в глаза. Таким образом, решения, не принятые в 1939–1940 годах, в 1941–1942 году вставали во всей своей красе. У Германии не было дальней авиации, чтобы бомбить советские промышленные центры к востоку от Волги, не было субмарин в достаточных количествах, чтобы выиграть битву за Атлантику, не было достаточных мощностей, чтобы выпускать боеприпасы и обеспечивать потребности танков и артиллерии.