Поправляя сбившуюся фуражку, протолкался давешний милиционер – младший лейтенант Ельчик.

– А! – сказал он, узнавая Костю. – Хорош гусь! Не успел приехать, как сразу же нарушать? Да не напирайте же! – закричал он на толпу. – Где этот, кого он тут бил? Дружинников сюда позовите!

Костя попытался объяснить, но его никто не слушал. И меньше всех Ельчик. Взамен умной, спокойной вежливости, которую он так щегольски, сам получая от нее наслаждение, продемонстрировал Косте несколько часов назад, сейчас в нем кипел лишь азарт охотника, схватившего дичь.

– Где ж дружинники? Сказали им? Это их дело за порядком возле клуба смотреть. Не могу ж я со всем управиться, у меня вон какая территория! Лишние – расходись! Ну, где он, с которым этот дрался? Убежал?! Как убежал? Ага! Пить – так вместе, а как ответ держать – так давай бог ноги?!

Ослепляя фарами, сигналя, на толпу, грудившуюся возле Кости, надвигался грузовик. Потеснившись к краю шоссе, его пропустили. В кузове стояли люди. За ним, рыча мотором, двигался еще грузовик, и тоже с народом. А за ним – еще и еще, целая вереница.

Один из грузовиков, пятый или шестой по счету, остановился. Сидевшие и стоявшие в нем люди что-то закричали тем, кто был на шоссе. Из-за гула моторов их слова были плохо слышны. Костя понял только – где-то что-то происходит, что-то случилось.

Но тем, кто находился вокруг Кости, слова кричавших были понятны больше. Всех точно взметнуло, уже совсем иным волнением, чем то, с каким хватали Костю за одежду и шумели вокруг него. Он был уже никому не нужен. О нем вмиг позабыли.

Несколько человек побежали по мостику к клубу, передать весть, но там уже знали, и навстречу, к шоссе, обгоняя друг друга, густо, толкаясь, бежали парни и девушки.

– Хватит на эту! На другую давайте! Там посвободней, там есть место! – кричал Ельчик, командирски размахивая руками, показывая людям, куда, на какие машины садиться.

Один и другой грузовик с набившимся до отказа народом тронулись. Грузовики, подошедшие следом, даже не остановились полностью, только сбавили ход; в них торопливо лезли через борта, подсаживая друг друга, втягивая за руки.

Ельчик насадил на голову поплотнее фуражку, тоже ухватился за край борта, подпрыгнул, подтянулся на руках, перевалился в кузов.

– На пятый склад сперва! На пятый склад! Покажите шоферу дорогу… Там лопаты! – кричал кто-то сквозь голоса, сумятицу, рычанье моторов.

– Куда это все? Что случилось? – спрашивал Костя.

Ребята метались, все как один – будто ошалелые, вскакивали в грузовики, уезжали.

– Вода на Лайве сверху пошла… На водозаборной котлован затопляет, – наконец объяснил ему кто-то.

Глава двадцать шестая

Там, куда в куче народа, проваливаясь в ямы, привез Костю грузовик, творилось такое, что поначалу даже было и не понять – что к чему.

Оплетенная лесами, высилась недоконченная бетонная плотина водозаборной станции. Все прожекторы на столбах и мачтах были повернуты и светили на котлован и низовую перемычку. Еще десятка два автомашин с работающими моторами – чтоб не сели аккумуляторы – стояли на краю котлована и тоже светили вниз своими фарами.

А там блистало колыхающееся зеркало набравшейся в котлован воды, на предельных оборотах трещали моторы водопомп и как-то непонятно суетились люди, иные по колено, иные по пояс в воде – то ли что-то делая, то ли спасаясь сами. Два экскаватора, затопленные уже по гусеницы, скрежеща своими железными костяками, в ускоренном темпе ворочали стрелами, черпали ковшами грунт и бросали его на перемычку, чтобы заткнуть промоину, через которую в котлован хлестал бурный, пенистый поток.

Лайва, черт ее побери, устроила неожиданный сюрприз: где-то в верховьях, на горных склонах, прошли небывалые для здешних мест ливневые дожди, река вскипела, в какой-нибудь час поднялась на два с половиной метра, титанической своей силой разорвала надвое перемычку, и положение сейчас выглядело так: или люди укротят, сдержат реку, или она затопит котлован, находящиеся с нем механизмы и надолго приостановит сооружение плотины.

На гребне перемычки лихорадочно копошились сотни людей – с лопатами, носилками. Они подтаскивали к промоине мешки и корзины с землей, камни. Беспрерывно из темноты подъезжали самосвалы, разворачивались, урча моторами. В дымном свете фар, почти налезая один на другого, они пятились задом к промоине, ссыпая в нее булыжник. Тут же рычал бульдозер, тесня, подгребая к промоине своим щитом бугры земли. Один из самосвалов оплошал – придвинулся к промоине слишком близко: грунт под задними колесами осел, теперь машина стояла наклонно, задрав кверху радиатор, – ее тащили другие самосвалы, подцепив на стальной трос.

Какой-то человек – в измазанном грязью брезентовом плаще, в резиновых сапогах, с горящим фонариком в руке – по забывчивости, как видно: света вокруг было и без того достаточно, – уже не голосом, а одним только хрипом распределял подъехавшее пополнение, взмахами руки с фонариком деля людей и направляя их в разные стороны.

– На карьер! И вы – на карьер! Грузить самосвалы! Вон порожние отходят, садитесь! Остальные – на перемычку!

– Лопат нету!

– Носилки давай!

– Есть лопаты, есть носилки! Два грузовика лопат, разбирайте! Слесарей ко мне! Кто слесаря?

– Есть слесаря!

– В котлован! Большая помпа заглохла!

– Шоферов пятеро! Куда нам?

– Хватит шоферов! На перемычку, землю таскать!

По грязи, по глыбистым земляным комьям, жмурясь от света фар, Костя, увлекаемый спешащими людьми, взобрался на перемычку. С внешней стороны ее, совсем близко от края, чернела пенная, завивающаяся воронками лайвинская вода. Проворно орудуя лопатами, десятка два парней, среди которых Костя увидал и кое-кого из тех, что были в клубе, насыпали в рогожные мешки землю, вмиг расхватывая кучи, сброшенные самосвалами. Секунда – мешок! Секунда – мешок!

– Ну-ка! – дернул Костю за рукав парень в шоферском комбинезоне, показывая, чтобы он ему помог.

Костя ухватился за углы мешка. Враз они с парнем оторвали его от земли, взбросили в воздух. Парень подставил спину и, раскачиваясь, семеня, побежал с грузом к промоине.

– Бери! – скомандовали Косте. Он проделал то же самое, что парень, и следом за ним, натужась, поспешил к промоине. Мешок был тяжел, килограммов семьдесят.

Промоина выглядела страшно. Пенная, черная, как нефть, вода, с каким-то азартным победным шумом рвалась через перемычку, обдавая тех, кто был возле, брызгами, хлопьями пены и, описывая дугу, летела вниз, в котлован, уже ревущим каскадом.

Костин мешок плюхнулся в воду одновременно с другими подтащенными мешками и, несмотря на свой вес, пошел не прямо на дно, а косо, в сторону, подхваченный стремительною силою потока.

«Разве тут что сделаешь мешками!» – подумал Костя.

Но лихорадочно, исступленно работающие люди, видимо, все же верили, что беснующуюся воду можно одолеть. Они продолжали таскать и сбрасывать в пену, в рев водяных струй новые мешки, увесистые камни, корзины с песком. С железных кузовов самосвалов в поток с грохотом летели бетонные глыбы.

Подвалила новая орава парней. Франтовато разодетый парняга, танцевавший в клубе – в галстуке бабочкой, в расклешенных безманжетных брюках, вскинул на себя мешок, но не рассчитал силы – выронил его, а сам, поскользнувшись, под гогот приятелей сел в грязь.

– Ах, какие шкары были!

– Толик, друг, мне тебя жалко, чем теперь стилять будешь?

Хватаясь в азарте за очередной мешок, Костя столкнулся еще с чьими-то руками. Крепенький парень в телогрейке, нажимая плечом, хотел его оттеснить, захватить мешок себе. Костя открыл рот, чтобы осадить нахала, и узнал Лешку Корчагина.

Он был измазан, как черт. Тельняшка на нем потемнела от пота. На щеке кровоточила длинная царапина.

Лешка весело, в задоре оскалил зубы, оттер-таки Костю, взвалил на себя мешок и помчался бегом, смешно, косолапо вихляя ногами, шкрабая подошвами резиновых сапог.