Изменить стиль страницы

Но вернемся все-таки к проблеме «немецких родственников» Анны Иоанновны. Цитата из любимого «Ледяного дома»:

«…Позади этой кареты несколько других с великими княжнами и придворными дамами. В одной из них – посмотрите – настоящая русская дева, кровь с молоком, и взгляд и привет царицы, это дочь Петра Великого, Елисавета. Она дарит толпу улыбкой, будто серебряным рублем. Кажется, сердце хочет сказать: «Желанная, царствуй над нами!» Как ей легко увлечь эту толпу. Невыгодно сравнение с нею для Анны Иоанновны, смуглой, рябоватой, с длинным носом, тучной, мрачной… Заметьте и эту молоденькую женщину в придворной карете – милое, дутое личико, на котором набросано кое-как простодушие, доброта, ветреность. Это Анна Леопольдовна, супруга герцога Брауншвейгского…»

Это опубликовано в 1834—35 годах, то есть уже при Николае I. Да, кажется, Романовых отличала хорошая память. Уже и помину нет о «Милославской линии» – выведена вся! А Романовская концепция все еще сводит счеты с прежними соперниками Романовых-Нарышкиных. Обратим внимание на некоторые симптоматичные моменты. С точки зрения «национальных определений» «русская дева Елисавета» вообще-то лишь наполовину русская; а вот в «смуглой, рябоватой Анне Иоанновне», дочери Ивана Алексеевича Романова и Прасковьи Федоровны Салтыковой, русская кровь не разбавлена разными «сторонними примесями». Но об этом как будто забыто. Также симптоматично забыто и о том, что Анна Леопольдовна – родная внучка все того же законного царя Ивана Алексеевича; она очень не случайно названа «супругой герцога Брауншвейгского». Таким образом, «русской деве» очень удачно противопоставлены «смуглая рябоватая Анна Иоанновна» и «супруга герцога Брауншвейгского Анна Леопольдовна…»

Кто же такая эта последняя? Самое занятное здесь, вероятно, то, что Анна Леопольдовна, хотя по крови, что называется, такая же всего лишь наполовину русская, как и Елизавета, но зато совершенно русская по воспитанию. Мать ее, Екатерина Ивановна, выданная Петром за Карла-Леопольда, герцога Мекленбург-Шверинского в 1718 году, уже в 1721 году окончательно возвращается к своей матери Прасковье Федоровне. При рождении будущая Анна Леопольдовна получила имя – Елизавета-Екатерина-Христина, но бабушка в письмах к дочери с самого начала зовет внучку «Аннушкой». Официально имя «Анна» девочка получает уже при православном крещении. Детство ее проходит в Измайлове, в деревянном бабушкином доме, среди материных театральных затей и бабушкиных юродивых и шутих. Далее Анна получает примерно такое же образование, как и дочери Петра в свое время, то есть в стиле «французского девического просвещения». Но, как и Елизавета, Анна религиозна, серьезно наставлена в православии. Кстати, духовником и наставником Анны был известный Феофан Прокопович. Как видим, по воспитанию и образованию Анна Леопольдовна – совершенно русская женщина своего времени и своего сословия.

Обычно об Анне Леопольдовне и ее муже судят по мемуарам Миниха-отца и Миниха-сына, оценивающих ее негативно. Хотя и они отмечают ее добросердечный характер. Интересная подробность: Анна Леопольдовна упразднила штат придворных шутов, саму должность дворцового шута. Может быть, это и незначительная подробность, но довольно показательная, своего рода шаг к «просвещенной монархии». Интересно также, что в домах аристократии долго еще шуты оставались непременной принадлежностью быта…

Вот что писал об Анне Леопольдовне Миних-отец в своем «Очерке, дающем представление об образе правления Российской империи»: «Эта принцесса, воспитанная под присмотром своей матери, цесаревны Екатерины Ивановны, герцогини Мекленбургской, с ранней юности усвоила дурные привычки…

Характер принцессы раскрылся вполне после того, как она стала великой княгиней и правительницей. По природе своей она была ленива и никогда не появлялась в Кабинете; когда я приходил к ней утром с бумагами, составленными в Кабинете или теми, которые требовали какой-либо резолюции, она, чувствуя свою неспособность, часто мне говорила: «Я хотела бы, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда мог бы царствовать сам». Я ей всегда отвечал, что, будучи величайшей государыней в Европе, ей достаточно лишь сказать мне, если она чего-либо желает, и все исполнится, не доставив ей ни малейшего беспокойства.

Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идучи к обедне, не носила фижм и в таком виде появлялась публично за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами…»

Отметим, что регентство Анны Леопольдовны продолжалось год. Из этого срока она девять месяцев была беременна вторым ребенком.

Пожалуй, Миних-отец не совсем справедлив (или совсем несправедлив) к Анне Леопольдовне. Вот один пример, касающийся ее интимной жизни. В 1741 году в Петербург прибывает граф Линар и обручается с любимой фрейлиной Анны Леопольдовны, Юлией Менгден. Миних по этому поводу замечает, что Линара, посла Августа III, короля Польского и курфюрста Саксонского, связывали с императрицей вполне интимные отношения, а знаки орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского она вручала Линару в своей спальне. Но к моменту приезда Линара Анна Леопольдовна уже ожидает второго ребенка, а вручение орденов приходится на последний период этой ее беременности…

Анна Леопольдовна обвиняется не только в интимных отношениях с графом Линаром, которые якобы начались еще до ее замужества; но делаются и намеки на некое подобие гомосексуальной связи все с тою же Юлией Менгден – якобы, когда явились по приказанию Елизаветы арестовывать Анну Леопольдовну, то нашли ее не в супружеской спальне, а в одной постели с фрейлиной… Это последнее, вероятно, так же правдиво, как и легенда о том, что Елизавета арестовывала Анну Леопольдовну и ее мужа самолично, надвинув гвардейскую треугольную шляпу на куафюру…

Но одна подробность интимной жизни правительницы, кажется, ускользнула от суровых критиков ее нравственности. Или ускользнула только для российских историков?..

В немецком издании «Записок» Якоба фон Штелина, мастера фейерверков и академического профессора, говорится об Анне Леопольдовне кое-что интересное. Эти «Записки» – собственно, книга о русской живописи. И вот, об одном из первых русских художников, замечательном портретисте Андрее Матвееве, Штелин дает кое-какую любопытную информацию. Андрей Матвеев (по отчеству то ли «Матвеевич», то ли «Меркурьевич») был в молодых своих годах послан Петром учиться живописи в Италию и в Голландию. Вернулся уже после смерти Петра. Среди работ особенно замечателен автопортрет с женой. Родился Андрей Матвеев предположительно в 1701 году… Штелин уверяет, что Матвеев был незаконнорожденным сыном Петра. Но это еще не все. По словам Штелина, Андрей Матвеев был в близких отношениях с Анной Леопольдовной, и именно он был отцом ее старшего сына, императора Ивана Антоновича. Можно ли подобному сообщению верить, и может ли иметь значение подобный факт? Или следует воспринять это как пикантную анекдотическую подробность и просто пожать плечами?

Андрей Матвеев действительно написал потрет парный, двойной – Анны Леопольдовны и ее жениха, герцога Брауншвейгского (писание парных, семейных портретов, характерных для голландской школы, кажется, привлекало художника; любопытно, что на автопортрете с женой Матвеев изобразил себя очень похожим на изображения Петра I; но, впрочем, живопись ведь все же не фотография, и мы не должны ждать от картин фотографической точности).

Портрет принцессы и ее жениха действительно очень выразителен. Его экспрессивность, ярко выраженное отношение художника к натуре напоминают уже не голландцев и итальянцев, но Гойю… Так, в частности, фигура герцога написана как бы небрежно и равнодушно. Что же до Анны Леопольдовны, то она на портрете Матвеева представлена очень красивой и обаятельной. Сохранилось еще несколько ее портретов, писанных другими художниками, на этих портретах она далеко не так хороша.

Умер Матвеев в 1739 году, точная дата его смерти неизвестна. Штелин утверждает, что художник был убит на улице неизвестным лицом, ударом ножа. Иван Антонович родился 12 августа 1740 года. Значит, для того, чтобы действительно оказаться его отцом, Матвеев должен был умереть по крайней мере в начале 1740 года или в самом конце 1739.