Во всяком случае, не стремлением злокозненной Москвы погубить Рихарда Зорге. Как это получается, вольно или невольно, у Ю. Георгиева.
Или вот, утверждение Ю. Георгиева и некоторых других, следом за ним, о том, что 26 июня 1941 года московский разведцентр изменил псевдоним Рихарда Зорге. Новым именем "Рамзая" стало "Инсон".
Был изменён псевдоним не только Зорге, не только всех членов его группы, но и всех постоянных источников информации его и его групповодов.
Основанием для этого утверждения послужила радиограмма из Центра от 26 июня, где Зорге впервые именуют новым псевдонимом.
При этом Ю. Георгиев подчеркнул важное обстоятельство, характеризующее изменение его непростых отношений с Москвой:
"…В этой шифрограмме Центр впервые сообщил Зорге о его новом псевдониме. Этим жестом РУ как бы закрывало прежнюю историю своих взаимоотношений с Зорге и заявляло о желании начать их с чистого листа…"
Сказано в том смысле, что руководство страны и разведки Рихарду Зорге, вплоть до начала войны, не доверяло. 22 июня оно прозрело. Убедилось в провидческой точности его донесений. И решило таким образом максимально обезопасить бесценную, как оно теперь поняло, группу Зорге.
Но здесь есть одно скромное обстоятельство.
Вот одно из донесений Рихарда Зорге, опубликованное А.Г. Фесюном. Обратите внимание на дату и на подпись:
"…Документ N 155
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 10217
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
ТОКИО, 20 июня 1941 года
По данным германского военного атташе, один германский авиаполк, который дрался все время против Англии, сейчас переброшен в Краков.
Получается, что утверждение Ю. Георгиева оказывается ошибкой.
Псевдоним "Инсон" впервые прозвучал в шифровке Рихарда Зорге от 20 июня.
Ну, или не ошибкой.
Но тогда господину Георгиеву, в рамках системы его доказательств, придётся признать, что Москва окончательно поверила Рихарду Зорге как раз накануне войны. Что уже, как минимум, 20 июня Сталин прозрел насчёт намерений Гитлера.
Так что выбирайте, господин Георгиев.
Но это всё заблуждения понятные. Солидные, я бы сказал, заблуждения.
Из тех, про которые сказано, что лучше с умным потерять…
Иное дело, когда читаешь нечто вроде того, что понаписал профессор В.Т. Рощупкин.
Как мы с вами видели в предыдущей главе, он пытается увязать недоверие Москвы к Рихарду Зорге с побегом за границу начальника Управления НКВД СССР по Дальневосточному краю Г. Люшкова.
При этом профессор Академии военных наук называет его должность так: "начальник разведывательного управления НКВД по Дальнему Востоку".
Ну да ладно, хоть чёртом назови. Только по существу дела не фантазируй.
Нет, не удержался господин профессор. Говоря о Люшкове, он сообщил:
"…Предатель знал и выдал немало, поэтому многие разведчики были исключены из агентурной сети, им не доверяли…"
Это, он в числе прочих, и о Рихарде Зорге.
Ну и что прикажете делать?
Стоять?
Падать?
Исследователь, специалист по военным наукам, не знает, что в СССР была не одна единая разведка. Что было их, как минимум, пять.
Что у тех же НКВД и Наркомата Обороны были у каждого своя разведывательная служба.
Чекист Люшков ничего не знал и не мог знать не только о Зорге, но и о любом другом резиденте военной разведки. Именно потому, что Зорге и Люшков служили в разных засекреченных ведомствах.
Соответственно, поэтому он и не мог их выдать.
Впрочем, наверное, это бесполезно. Есть в современном обществе такой слой людей, которые всерьёз уверены, что НКВД - это было что-то вроде правительства, существовавшего в сталинские времена.
Таких не переубедить.
Ещё интереснее было читать В.Т. Рощупкина по поводу попытки заманить Зорге в СССР:
"…Как человек, обладавший редчайшей проницательностью, он представлял, чем обернется для него такая "трогательная забота"…"
На самом деле, уж о чём - о чём, но о проницательности Рихарда Зорге, тем более "редчайшей", лучше было бы скромно промолчать.
Рядом с Рихардом Зорге несколько лет работал человек, которому он доверил святая святых своей резидентуры - её коды и шифры. Вопреки существовавшим правилам, подчеркну.
И этот человек выдал все шифры японцам на первом же допросе - и без каких либо грубостей в свой адрес.
Этот человек (я имею в виду Макса Клаузена) был его ближайшим помощником. И он же на допросах хвалился тем, что тайком от Зорге не отослал и просто выбросил чуть ли не половину донесений, которые тот ему передал для отправки в Москву.
Хорош прозорливец.
Японская полиция арестовала ключевых членов его группы Одзаки и Мияги чуть ли не за неделю до его собственного ареста. Они не приходят на условленные встречи, а Зорге за всю эту неделю успел сделать по этому поводу только одно. Он успел подумать о том, что хорошо было бы позвонить и узнать, что с ними случилось, почему они не являются на связь.
Но так и не позвонил.
Наконец, после ареста Зорге заявил следователю (передано из материалов следствия в изложении Роберта Вайманта):
"…Я был просто поражен, когда полиция меня арестовала. Я никогда не думал, что буду арестован" (ГС 4-114)…"
С такой "редчайшей проницательностью", с какой он видел то, что творится у него под самым его носом, ему, конечно же, не составило никакого труда раскусить козни московских начальников.
Теперь, что касается утверждений проф. Рощупкина о том, что "…некоторое время они не посылали к нему курьеров и соответственно - денег…". В отместку за невозвращение.
Вопрос этот путанный. Путанный настолько, что никто не знает, когда это, собственно, произошло. То речь идёт о 1937годе. То о 1938-м. Потом кто-то упомянет про 1939-й. Или даже 1940-й. Настолько этот вопрос путанный, что даже А. Фесюн умудрился высказаться в том смысле, что финансирование резидентуры Зорге было урезано в отместку за его невозвращение. Не обратив внимания на то, что в опубликованных им же самим документах "комиссии Косицына" не было сказано об этом ни одного слова. Вот сокращение средств на резидентуру отмечалось. Но никому и в голову не пришло увязать это с "местью за невозвращение". Уж наверное, комиссия, работавшая по заданию Н.С. Хрущёва с подлинными документами военной разведки и со всеми живыми свидетелями тех событий, не прошла бы мимо такого вопиющего факта.
Давайте тоже поговорим о вопросе материального обеспечения резидентуры Зорге. Которого он, будто бы, был лишен из-за "отказа его вернуться в СССР".