— Это далеко не все, папаша Джад, — вмешался Бэрри Планкетт. — Если бы вы слышали, какую историю поведал Уилли и какие выводы сделал из нее лейтенант Спинелли!

Он в нескольких словах обрисовал ситуацию, опустив маловажные подробности.

— Лейтенант утверждает, что это сделал я! — закончил Планкетт. — Как вам это нравится, папаша Джад?

— Никак, — ответил мистер Лафарж. — Ну, я, пожалуй, пойду. Никто не знает, сколько сейчас времени? — Он посмотрел на Нокса: — Вы не знаете, Фил?

— Нет, я потерял счет времени. А где Джуди?

— В машине с Конни. Вы к нам не присоединитесь?

— Боюсь, что здесь еще есть дела. Попросите Джуди подождать меня.

— Почему бы вам с Джуди не переночевать у нас? В доме полно места! Но она об этом и слышать не хочет — говорит, что должна вернуться в Нью-Йорк. Знаете что? На дороге есть еще один бар — «Джон Ричбеллс Плейс», он открыт до трех часов ночи. Конни немного выпила, поэтому не так строга, да и Джуди тоже. Мы поедем туда, а вы присоединитесь к нам, когда закончите. Слушайте, а почему бы вам всем не отправиться туда и…

— Простите, мистер Лафарж, — прервал лейтенант Спинелли, — но об этом не может быть и речи!

— Да поймите, — снова заговорил Бэрри Планкетт, — что все это крайне серьезно…

— Серьезно? — воскликнул Джадсон Лафарж. — Да брось ты, Бэрри! Ты, конечно, чокнутый, но никого не убивал и никогда не убьешь. Ну, пожалуй, это все. Увидимся позже, Фил! — И он вышел, напевая себе под нос.

— Меня вас незачем убеждать, что это серьезно, — произнес лейтенант. — Я и так это знаю. Мне нужно поговорить с доктором Феллом. Куда он мог деться?

— Вы имеете в виду толстяка в очках, который вечно натыкается на разные предметы? — спросил Полсон. — Он на балконе.

— Что ему там понадобилось?

— Не знаю, лейтенант. Когда я пытался привести в чувство Уилли, доктор Фелл прошел мимо меня, что-то бормоча о мэре Вагнере.[140] А когда я шел по сцене, то видел его в середине балкона зажигающим сигару. Привести его сюда?

— Приведите, и поскорее! Только без грубостей — помните, что он гость. Помогите ему спуститься.

Дверь за полисменом захлопнулась.

— Да, мой ирландский дружок, — продолжал лейтенант Спинелли. — Я очень рад, что вы понимаете, насколько это серьезно. И не твердите мне про отсутствие мотива — это негативный фактор, а я располагаю позитивными. Вы не можете предъявить ни одного свидетеля, который бы видел вас после того, как вы покинули сцену в роли Меркуцио, и до четверти двенадцатого, когда репетиция была прервана, не говоря уже о критическом моменте, когда произошел выстрел и все в зале слышали щелчок тетивы.

Энн Уинфилд вскочила с дивана:

— Тут вы не правы, лейтенант. Я видела его!

Она и в самом деле напоминала Марджери Вейн в молодости, хотя Ноксу казалось, что Марджери было недоступно такое напряжение эмоций.

— Вы хотите знать, когда это было? Как раз когда мы услышали этот жуткий щелчок арбалета — правда, в тот момент мы не знали, что это за звук. Бэрри как раз выходил из моей уборной, где он искал меня. Я видела его с лестницы.

Лейтенант Спинелли покачал головой:

— Вы славная девушка, мисс, и нам бы не хотелось, чтобы вы оказались в этом замешанной.

— Я и так в этом замешана!

— Но вы говорили…

— Я говорила, что была в уборной Харри Диливена.

— А это неправда?

— В общем правда. Рассказать вам во всех подробностях?

— Пожалуй, так будет лучше.

— Ну, вчера Бэрри держался со мной не слишком любезно. А я тоже была не в духе из-за того, что Марджери Вейн оказалась не такой, как я ее себе представляла, и из-за задержки репетиции. Мы всегда срываем плохое настроение на самых дорогих людях, а я еще хотела отплатить ему за грубость. Мистер Диливен был очень внимателен…

— Парень, который играл Париса?

— Сегодня он его не играл, — вмешался Бэрри Планкетт. — Если помните, лейтенант, я спустил эту крысу с лестницы и вышвырнул из труппы. Мы поручили роль Париса Джеку Хардингу, и он справился с ней не хуже других.

— Продолжайте, мисс Уинфилд.

— Я сказала, что мистер Диливен был ко мне очень внимателен. Во время репетиции, в промежутке между первым и вторым актом, он остановил меня у кладовой, где хранятся принадлежности для уборки. Мы вошли внутрь и поговорили — дверь была закрыта. Мистер Диливен попросил меня подняться с ним в его уборную в начале третьего акта, потому что там не будет двух других актеров, которые тоже ей пользуются. Мне он не слишком нравился, но я согласилась, так как злилась на Бэрри, хотя теперь об этом жалею. Мы поднялись туда, и он опять стал меня целовать…

— Мне следовало вырвать сердце у этой свиньи! — огрызнулся Бэрри Планкетт. — Если он снова приблизится к театру…

— Не мешайте, молодой человек! Да, мисс Уинфилд?

— Но я все время представляла себе Бэрри. Наконец, я вырвалась, сказала «извините» и побежала вниз по лестнице. Бэрри как раз выходил из моей уборной. Он стоял ко мне спиной и не видел меня. Я собиралась его окликнуть, когда услышала этот щелчок, который слышали все, и поняла, что что-то случилось, по голосам на сцене. Бэрри направился в свою уборную, а я снова побежала наверх и сказала Харри: «Произошло что-то ужасное — не знаю, что именно». Тогда Харри предложил: «Раз случилась какая-то неприятность, нам лучше говорить, что мы все это время провели вместе. В конце концов, это не ложь». На этом мы и условились. Минуты через две репетицию остановили, и мы узнали, в чем дело. Вот и все.

Лейтенант задумался.

— Вы действительно ожидаете, мисс, что я этому поверю? — осведомился он.

— А почему нет? Это правда!

— Не слишком ли велико совпадение? Как раз в тот момент, когда произошел выстрел, вы стояли на лестнице и смотрели на вашего дружка?

— Если хотите знать, я следила за Бэрри! Я не могла выбросить его из головы! У меня и в мыслях не было, что могут возникнуть такие нелепые подозрения!

— Тем не менее вы признаете…

— Дорогая, — вмешался Бэрри Планкетт, положив ей руку на плечо, — берегись этого парня — он коварен, как Макиавелли![141] Ничего не признавай!

— Вы не слышали, что я велел вам не встревать?

— Я буду говорить ей, что хочу и когда хочу! Энн, не позволяй этому проклятому итальяшке запугивать тебя!

Лейтенант Спинелли шагнул вперед:

— Еще одно слово…

— Еще одно слово, и, клянусь Богом, один из нас не выйдет живым из этой комнаты!

— Стоит ли так волноваться, молодой человек? Я проведу расследование по всем правилам, — заявил лейтенант, со звоном бросив на пол стрелу, которую все еще держал в руке, — даже если меня разрежут на кусочки и подадут на стол окружному прокурору. Вас было двое — только это может объяснить все факты. Вы, мисс, подошли к ложе, постучали в дверь и попросили леди Северн впустить вас. А ваш дружок…

— Вы в самом деле думаете, что мисс Вейн открыла бы мне дверь? Если так, то вы понятия не имеете, как она ко мне относилась!

— Неужели, мисс?

В глазах Энн блеснули слезы.

— Я выставила себя дурой перед всеми, потому что не подумала как следует! Мой идол оказался глиняным божком! Мисс Вейн не могла вынести мысли, что выскочка вроде меня может преуспеть в роли Джульетты в том самом театре, где она потерпела фиаско. Конечно, мне повезло, что труппой руководил Бэрри. Но она приехала сюда, уже готовая меня возненавидеть… Думаете, я не слышала сплетню, будто я ее дочь? Как это ужаснуло бы мою семью в Спрингфилде! Вся беда в том, что я действительно на нее похожа и старалась ей подражать. Однажды моя тетя, которая видела ее в Лондоне, сказала: «Не правда ли, девочка напоминает Марджери Вейн?» С этого все и началось. А вчера вечером я чувствовала себя такой несчастной из-за Бэрри…

— Дорогая моя, — заметил мистер Планкетт, — я, как сказал бы лейтенант, самый худший сукин сын по эту сторону Порт-Честера.[142] Но я очень тебя люблю и всегда буду любить.