– Привал! – скомандовал Бастион.

Охотники тут же остановились.

– Но мы напали на его след. Он здесь, в горах, совсем рядом, – возразил один из них.

Бастион поморщился.

– Там граница. Эта земля находится под защитой королевы. Мы не смеем пересекать границы.

– Но Адам Блэк и его смертная их пересекли, – нетерпеливо ответил Охотник.

– Может, вызовем Дэррока? – спросил другой.

Бастион покачал головой.

– Нет. Дэррок ничего не сможет сделать, пока Адам находится на запретной территории. Мы подождем. Будем ждать подходящей возможности. А тогда уже вызовем Дэррока. На этот раз мы не упустим свой шанс. Старейшина не станет свергать королеву, пока жив его враг.

Больше всего на свете Бастион хотел, чтобы Дэррок ее сверг. За то короткое время, которое они провели в мире людей, в нем снова пробудились забытые чувства, испарилась скука и тоска адской Ансилии. Он вспомнил, как почувствовал, что живет, и как хорошо быть Охотником. Как много было восхитительных людишек, на которых можно охотиться!

Он не упустит этот шанс. И не даст Старейшине упустить его из-за жажды мести. Он вызовет Дэррока только в самый последний момент, и, если тот не убьет Адама достаточно быстро, Бастион сам отправит отступника на тот свет.

ГЛАВА 21

Эобил шла по полосе золотого песка на острове Морар, глядя на бирюзовое пенящееся море и сверкая радужными глазами. Время, которому она обычно не придавала значения и которого почти не замечала, вдруг стало тревожить ее.

Незадолго до этого она испытала незнакомое ощущение – растущее чувство распада связей, нарушения единства в материи миров, которое она создала для своей расы. Она не сразу поняла, в чем дело, потому что раньше ей не доводилось переживать подобное. Стены между мирами Туата-Де и людей становились тоньше.

Эобил понадобилось еще какое-то время, чтобы определить источник этого несчастья в сплетении миров: друиды Келтары не провели обряд Люгнассад – древний ритуал, который исполнялся на рассвете праздничного дня, как это было уже не одну тысячу лет. Королева покачала головой. Святая Дэнью, неужели они опять испытывают ее терпение?

Она прищурилась, устремив взгляд не наружу, а внутрь, простирая свой внутренний взор сквозь время и пространство. Желая увидеть, кто из Келтаров подвел ее на этот раз. И с удивлением узнала, что это близнецы. Снова.

Она устремила взор еще глубже, чтобы выяснить причину...

И резко выпрямилась, изумленно распахнув глаза.

– Амадан, – прошипела она. – Как он посмел?

А если быть более точной, как он мог?

Она лишила его всего, сделала совершенно бессильным – По крайней мере так она думала, – чтобы его не могли видеть, слышать, чувствовать. Она обрекла его на жалкое существование, сделав бестелесным, как привидение, и выслала в мир людей. Изгнала его, отрезала все выходы, не позволив ему обменяться даже беглым взглядом с себе подобными.

Эобил тщательно продумала наказание, чтобы, лишенный сопутствующих земной жизни радостей, Адам почувствовал на себе всю горечь положения людей и чтобы излечить его от глупого восхищения смертными раз и навсегда.

Ее постоянная снисходительность к самому любимому из принцев – единственному из подданных, который мог ее удивить, а удивление было божественным нектаром для шестидесятитысячелетней королевы – выставляла ее в неблагоприятном свете перед придворными и советниками. Не говоря уже о том, что после его вмешательства ей все время приходилось приводить дела в порядок.

Высший Совет настоял на том, чтобы она приняла меры на века, и после его недавних выходок ей не оставалось ничего другого, как согласиться. Адам спорил с ней на глазах у всего двора и Совета, а этого она никому не позволяла, дабы не ставить под вопрос свою независимость и не допускать, чтобы ей бросили вызов. Хоть Эобил и была самой могущественной в Силии, власть принадлежала ей ровно настолько, насколько она пользовалась поддержкой своих подданных. Ее могли лишить этой власти.

Королева была уверена, что лет пятидесяти такого наказания вполне достаточно, чтобы Адам ощутил благодарность за то, что принадлежит к Туата-Де, и чтобы проучить его, подчинить себе и отучить путаться со смертными.

Она не могла поверить, что он нашел способ взаимодействовать с людьми в том облике и в той форме, которыми она его наделила. Ох, как она ошибалась! Как всегда, если существовала какая-то лазейка, отступник принц Д'Жай обязательно ее находил. Причем всего за несколько месяцев. Он был там, в поместье Келтаров, и она не сомневалась, что эту проблему создал именно он. Даже лишенный силы и находящийся под действием заклятия, он каким-то образом нашел способ задержать проведение Келтарами ритуала.

Эобил снова устремила туда свои чувства, ощущая нарушения измерений. Сначала последствия утончения стен будут ощущаться в Шотландии, затем быстро распространятся на Ирландию и Англию. По сути дела процесс уже начался. Влияние будет распространяться все дальше и дальше, пока к полуночи скрытые миры Туата-Де не возникнут прямо посреди мира людей. К полуночи любой Туата-Де, который разгуливает среди людей в каком-то другом облике, кроме человеческого, предстанет перед ними во всей красе.

К полуночи даже золотые пески Морара будут тускло сиять при свете человеческой луны. Измерения просочатся друг в друга, раскроются врата времени. Ансилия будет освобождена. И тогда вся преисподняя вырвется наружу.

Адам сидел с Габриель в главном холле в тусклом свете дня, когда почувствовал приближение королевы. «Наконец-то, черт возьми», – подумал он. Даже он начал нервничать, недоумевая, почему она задерживается.

Он не мог объяснить, как почувствовал ее приход (и на самом деле он вообще был удивлен, что может его чувствовать, ведь он был человеком), но его тело как-то странно напряглось, он ощутил давление в черепной коробке. Адам крепче обнял Габриель, защищая ее от возможной опасности.

Несколько часов назад – несмотря на ярые протесты – он настоял на том, чтобы Келтары ушли из холла, покинули замок, убедив их, что было бы разумней переждать это время где-то в другом месте, потому что, когда Эобил явится в замок, она будет в ярости.

Габриель он оставил с собой. Ее он защитит от гнева королевы, чего бы ему это ни стоило, но он не хотел лишний раз подвергать опасности МакКелтаров.

Внезапно поднялся сильный ветер и в камине потух огонь, а потом воздух наполнился запахом жасмина и сандала и перед ними, мерцая, предстала Эобил.

– О Боже, – услышал он благоговейный шепот Габриель.

– Моя королева, – сказал Адам, поднимаясь и потянув за собой Габриель, которую он все еще обнимал за талию.

Да, Эобил была разгневана. От нее исходила чарующая сила, и она казалась такой ужасающе красивой и так ярко сверкала, излучая свет тысячи крошечных солнц, что даже Адам почти не мог на нее смотреть. И хотя Эобил приняла человеческий облик и ее обнаженное тело под платьем из света выглядело леденяще прекрасным, все же в ней не было ничего человеческого. В воздухе пульсировала чистая власть – признак присутствия древнего, вечного Существа.

– Как ты посмел? – Ее слова отзывались эхом в главном холле, отражаясь от каменных стен.

– Моя королева, – поспешно ответил Адам, – я бы не пошел на такие крайние меры, не подвергнись риску ваше благополучие. Большому риску.

– И, по-твоему, я должна поверить этому, Амадан? Ты хочешь, чтобы я восприняла твой последний – и, должна сказать, самый вопиющий – акт неповиновения как самоотверженный, бескорыстный поступок? – В ее голосе звучала насмешка.

Она произнесла часть его настоящего имени, назвав его не Адам, а Амадан. О да, она рассвирепела не на шутку.

– Это действительно представляет для вас угрозу, – ответил он и немного помолчал. – Хотя, если бы вы захотели меня вознаградить, я был бы не против.

– Вознаградить тебя? За что я стала бы тебя вознаграждать? Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты знаешь, что люди уже начали проскальзывать сквозь ткань пространства и времени там, где действует старая магия?