Основные положения этой телеграммы были подробно раскрыты в приказе войскам фронта № 12 от 23 января 1942 года, анализировавшем итоги неудачных для Кавказского фронта боев 15–18 января, копия которого также была отправлена И. В. Сталину. Приказ, подписанный командующим войсками фронта Д. Т. Козловым, членом военного совета Ф. Л. Шаманиным, а также представителями Ставки Л. 3. Мехлисом и П. П. Вечным, констатировал, что были допущены "крупнейшие недочеты в организации боя и в управлении войсками".

Так, после успешного завершения десантной операции в районе Феодосии и выхода частей 44-й и 51-й армий на реку Чурук-Су войска не закрепились на занятом рубеже, не организовали соответствующей системы огня, бдительного боевого охранения, непрерывной разведки и наблюдения. В период боев командование и штабы этих армий не сумели организовать взаимодействие пехоты с авиацией. Командиры дивизий не использовали всей мощи огня артиллерии, мелкими группами бросали легкие танки Т-38 и Т-26 на неподавленную противотанковую оборону. При контратаках пехота за танками не шла, артиллерия ее не поддерживала. Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения дел в районе Феодосии. Основной рубеж обороны Керченского полуострова — Акмонайские позиции — был также подготовлен неудовлетворительно.

В приказе отмечались факты "позорного бегства в тыл" и потери управления войсками старшими и высшими командирами: командиром 9-го стрелкового корпуса генерал-майором И. Ф. Дашичевым, к тому времени уже арестованным по приказу Ставки, командиром и военным комиссаром 236-й стрелковой дивизии комбригом Морозом и батальонным комиссаром Кондрашовым, командиром 63-й горнострелковой дивизии подполковником Цендзиевским и некоторыми другими. При этом констатировалось, что в отношении трусов и дезертиров репрессивные меры на поле боя, как того требует приказ Ставки ВГК № 270, не применяются, а в войсковом и армейском тылу до сих пор отсутствует должный порядок.

Приказ обязывал:

"1. Командованию армий, дивизий, полков учесть опыт боев 15 — 18.01.42 г., немедленно навести порядок в частях.

…Полковую артиллерию и артиллерию ПТО иметь в боевых порядках пехоты…

2. Паникеров и дезертиров расстреливать на месте как предателей.

3. В трехдневный срок навести полный порядок в тылах. Организовать бесперебойное питание в любых условиях.

4. 3а проявленную трусость, потерю управления в бою Мороза и Цендзиевского снять с занимаемых должностей и предать суду военного трибунала".

Предавались суду также несколько политработников и работников военной прокуратуры фронта, без приказа оставивших поле боя.

Л. З. Мехлис дал указание специально проверить состояние ВВС и артиллерии фронта, в решающей степени определявших его боеспособность. Здесь также были вскрыты серьезнейшие недостатки.[7]

Л. 3. Мехлис действовал с присущими ему энергией, напором, свои возможности как заместителя наркома Обороны и представителя Ставки ВГК использовал сполна. С ходу невысоко оценив командующего войсками фронта генерала Д. Т. Козлова, он взял все нити управления на себя. Л. З. Мехлис вел почти непрерывные переговоры по «Бодо» (тип телеграфного аппарата. — Прим. авт.) и обменивался телеграммами со Ставкой, Генеральным штабом, главными управлениями Наркомата обороны. Запрашивал людское пополнение, технику, боеприпасы.

Уже 23 января 1942 года заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант А. М. Василевский проинформировал Л. З. Мехлиса, что в соответствии с просьбой последнего и по указанию члена ГКО товарища Г. М. Маленкова фронту отпускается 450 ручных пулеметов, 3 тысячи автоматов ППШ, по 50 минометов калибра 120 мм и 82 мм. В пути находились два дивизиона реактивных минометов М-8. Были также обещаны средние танки и танки КВ, противотанковые ружья и патроны к ним, другое вооружение и техника.

24 января в ходе новых переговоров с Василевским Мехлис узнал об удовлетворении его просьбы, обращенной к Сталину, о направлении пяти (просил четыре) "рот Мельникова" (очевидно, имеются в виду огнеметные роты — по фамилии начальника ГВХУ генерала П. Г. Мельникова). А вот получить штурмовики и бомбардировщики пока не удалось, вместо них высылались ремонтные бригады и запасные части для организации ремонтных работ на месте.

Действительно, Ставка ВГК напрягала все свои силы, чтобы обеспечить войска Крымского фронта всем необходимым. 29 января 1942 года между СССР, Великобританией и Ираном был подписан договор, положивший конец пронемецкой политике, проводившейся прежним правительством Ирана. Напряженность в этом регионе спала и у советскою командования появилась возможность перебросить из Ирана (советские войска были введены в Иран 25 августа 1941 года. — Прим. авт.) наиболее необходимые на советско-германском фронте танковые части. Поскольку войска, дислоцированные на территории Ирана, входили в состав Кавказского фронта, большинство танков, переброшенных из Ирана, попало в Крым.

Одной из первых в состав Крымского фронта вошла 55-я танковая бригада, имевшая на 27 февраля 1942 года 66 танков Т-26 и 27 танков XT (ОТ-130, ОТ-133). Всего 93 танка. Такой же состав имела 56-я танковая бригада.

39-я и 40-я танковые бригады прибыли на Крымский фронт в сокращенном составе, не имея в своем составе пехоты, артиллерии и некоторых тыловых структур. Распоряжением Л. З. Мехлиса им были приданы усиленные стрелковые роты и по 3 противотанковые пушки на бригаду. Их буксировали танки Т-34, которые находились во втором эшелоне. Состав обеих бригад был типовой: 10 КВ, 10 Т-34 и 25 Т-60 имела каждая бригада.

В составе 226-го отдельного танкового батальона на 27 февраля 1942 года было 16 танков KB, а в составе 24-го танкового полка 46 танков Т-26.

Стремясь к сосредоточению внимания на крымских делах, представитель Ставки поставил вопрос о реорганизации фронтового управления "с целью разгрузить Военсовет от забот по Закавказью". Это предложение получило поддержку Генштаба и через несколько дней было реализовано.

28 января 1942 года Ставка ВГК организовала новый Крымский фронт, который в условиях превосходящих сил Черноморского флота на ТВД должен был разгромить противника в Крыму.

Как обычно, предметом особой заботы были у Л. З. Мехлиса кадры. От командующего ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П. Ф. Жигарева он уже 24 января добился назначения нового командующего авиацией фронта — генерал-майора авиации Е. М. Николаенко. Получил согласие Г. М. Маленкова на немедленное направление на Крымфронт 15 тысяч пополнения из русских или украинцев ("Здесь пополнение прибывает исключительно закавказских национальностей. Такой смешанный национальный состав дивизий создает огромные трудности", — поясняет Л. З. Мехлис в разговоре по "Бодо").

Начальника артиллерии Красной Армии генерал-полковника артиллерии Н. Н. Воронова он настоятельно просит командировать 30 командиров батарей полковой и дивизионной артиллерии, 60 командиров минометных рот, начальника штаба артиллерии для 44-й армии.

Будучи начальником Главного политического управления, Л. З. Мехлис, естественно, особое внимание уделял кадрам политработников. Судя по архивным документам, он связывался по этому вопросу со своим заместителем в Москве армейским комиссаром 2-го ранга Ф. Ф. Кузнецовым по нескольку раз в неделю, особенно на первых порах.

23 января он телеграфировал:

"1) Командируйте немедленно в мое распоряжение 300 обученных политруков, участвовавших в войне, и еще 1000 политбойцов. Все нужно очень срочно…

2) …Дайте указание прислать на армию (44-ю) прокурора и председателя трибунала и по 4—5 работников прокуратуры и трибунала. Желательно всех с опытом войны. Об отправке известите".

В ответ только до 10 февраля Ф. Ф. Кузнецов, выполняя указания своего начальника, направил на Крымфронт двух кандидатов на должности комиссаров дивизий, 15 комиссаров полков, 45 комиссаров батальонов, 23 военкомов артдивизионов и батарей, 15 инструкторов по пропаганде, 7 политработников коренной национальности для работы в армянских, грузинских и азербайджанских частях, 4 — знающих немецких язык, 300 политруков, 1688 политбойцов.