Катарина осталась одна, и ее подхватила волна грусти. Да, нравится ей это или нет, но она изменилась, потому что с этого вечера все будут воспринимать ее иначе. И это так волнующе приятно… Однако надо признать, что у славы есть и обратная сторона – одиночество.

Она привела себя в порядок и вспомнила о том, что в кафе «Славия» состоится вечеринка в честь премьеры. Из коридора, в который выходила ее гримерная, до нее доносился веселый смех актеров. Катарина потратила почти весь свой скромный недельный заработок на новое платье специально для этого вечера. Но она чувствовала себя такой усталой, что ей хотелось только одного – побыть одной. Сегодняшний вечер был ее триумфом, а завтрашний день принесет новые волнения…

В театре не осталось почти что никого. Катарину потянуло на сцену, где в ночи горела одна-единственная лампочка на треножнике. И снова она стояла перед призрачной публикой, которой так неуклюже кланялась всего лишь несколько недель назад. Она снова поклонилась, но на этот раз это был грациозный и властный поклон – именно так, как он ее учил…

– Ты была просто великолепна! Ты и сейчас великолепна! – послышался из-за сцены чей-то тихий голос.

Катарина обернулась и стала вглядываться в темноту, но ничего не увидела. Она подумала, что это один из тех голосов, которые слышала Жанна и который звучал теперь, после спектакля.

И вот он выступил из тени.

– Вам следовало бы пойти на вечеринку, – в замешательстве произнесла она.

– Я ждал тебя.

– Я не пойду.

– Тогда зачем же идти мне?

И он направился к ней. Катарина в смущении покачала головой.

Петрак спокойно продолжал:

– Я знаю, тебя удивило мое безразличие. После интенсивных занятий в самом начале я покинул тебя, чтобы ты сама нашла нужную тональность роли.

Катарина испытующе посмотрела на него.

– Ни одного ободряющего слова, даже в этот вечер… – пробормотала она.

Он улыбнулся немного грустной улыбкой.

– Как же ты, должно быть, возненавидела меня! Держу пари, тебе хотелось взять всю свою армию – армию Жанны – и приказать ей уничтожить меня!

Именно так! И вдруг Катарина прозрела. Но даже зная теперь, что все было сделано для ее же блага, простить его было непросто.

– Спектакль… Неужели только он имеет значение? – с горечью спросила она.

– Нет, не только. Но в той жизни, которую ты выбрала, в театре – да, это имеет очень большое значение.

Катарина отвернулась от него.

– Когда вы оставили меня, я почувствовала себя такой… такой потерянной!

– Но ведь ты нашла себя, и я знал, что так и будет. Воцарилась тишина, а потом он с болью произнес:

– А ты думаешь, это было легко для меня? Ты чуть не разбила мне сердце, когда назвала меня чудовищем!

Она обернулась.

– Разбила…

Эхо этого слова замерло у нее на губах. Неужели у него действительно есть сердце, которое можно разбить? Петрак подошел к ней сзади.

– Я хочу еще кое в чем признаться тебе, – сказал он и умолк. У него в душе явно происходила борьба. Впервые Катарина видела его растерянным.

– У тебя природный талант, это было ясно с самого начала. Когда ты входишь в мир персонажа, тебе даже нет нужды играть. В тебя словно вселяется душа этого человека. Сегодня вечером тебе нужно было только оставаться той, кто ты есть – юной деревенской девушкой, которая никогда не знала страсти… за исключением своей любви к Богу.

Он снова сделал паузу. Его губы шевелились, когда он подыскивал нужные слова.

– Я не хотел, чтобы ты изменилась…

Он заколебался, а потом схватил ее за плечо.

– И я знал, что если бы позволил своим чувствам вырваться наружу…

Голос его затих. Он не прижимал ее к себе, а только держал в кольце рук. Это признание ошеломило Катарину. Петрак наклонил голову, его губы легко коснулись ее щеки, и он тихо прибавил:

– Я поклоняюсь тебе точно так же, как самый могущественный из генералов поклоняется Жанне!

Его слова эхом отдались в самых отдаленных уголках ее души, затронув такие струны, о существовании которых она даже не подозревала. Он… ее кумир… предлагал ей самого себя! И тем не менее – а это было замечательнее всего – она ни на секунду не усомнилась, что достойна его! Она, девушка с фермы! Обвив рукой шею Петрака, Катарина запустила пальцы в седую гриву. Его губы прильнули к ее губам. Это был ее первый настоящий поцелуй… Не та неумелая попытка с сыном мельника за амбаром. Сна-чата тихий, нежный, потом внезапно прорвалась вся страсть, которая сдерживалась в течение многих недель и даже лет. Катарина прижалась к нему, шире раскрыла губы, и ее язык без слов говорил о том, как он был нужен ей.

Наконец она отстранилась от него.

– И этому тоже! Научи меня, пожалуйста! Научи меня всему!

Петрак проводил ее в свою квартиру над театром. Как только они оказались в спальне, она принялась стаскивать с него одежду.

Но он тут же принял на себя командование и стал руководить ею, словно ставил сцену: отдернул шторы на окне, впустив в комнату лунный свет, потом подошел к ней и медленно, очень медленно, словно они двигались под водой, начал раздевать ее. Катарина хотела последовать его примеру. Но Петрак осторожно уложил ее на кровать.

– Нет! Эта ночь посвящается только тебе…

В лунном сиянии их тела, казалось, были покрыты серебром. Петрак лег рядом с ней и стал нежно ласкать ее груди кончиками пальцев, осыпать поцелуями сокровенные места, которых никто еще не касался. Катарина подумала, что она словно Жанна у столба, но только пламя, которое опаляет ее, не причиняет ей боли. Это был пожар плоти, и девушке хотелось, чтобы он никогда не кончался. Теперь она понимала, почему все его движения так неторопливы.

В конце концов ей стало трудно переносить эту восхитительную пытку ожидания.

– Ну же, Янош, – простонала она и широко раздвинула ноги, чтобы принять его. – Дай мне почувствовать тебя!

Петрак приподнялся над ней и на мгновение замер, потом тихо прошептал:

– Помни…

Она поняла его: теперь, становясь женщиной, она не должна забывать о чувствах невинной деревенской девушки. Жанна не должна умереть этой ночью.

– Да! – прошептала она и еще крепче обняла его.

Петрак медленно начал погружаться в нее, но Катарина была нетерпелива и торопила его, пока не почувствовала острую боль. Но мгновение спустя боль исчезла и волна наслаждения снова нахлынула на нее. Она поднималась на этой волне все выше и выше и почти дошла до экстаза. И вот, наконец, к ней пришло освобождение. Это была река пламени, которая струилась но ее телу и мало-помалу начала успокаиваться, словно, пробежав по целому ряду порогов, влилась в прохладный, неподвижный бассейн безмятежности.

– Ох, Янош, ты такой чудесный учитель! Он изменил позу и лег рядом с ней.

– Нет, дорогая моя девушка с фермы. Здесь все так же, как и в игре на сцене. У тебя огромный природный талант.

Как ни странно, ее совсем не задело, что он назвал ее девушкой с фермы. А ведь совсем недавно она сердилась на него за такое обращение. Теперь это казалось частью их интимных отношений, ласковой шуткой.

– Но об этом таланте никогда не должна узнать публика. Только ты один будешь наслаждаться им.

– До тех пор, пока ты этого хочешь, – уточнил он.

Эти слова удивили Катарину. Разве он не понял, что она принадлежит ему навсегда? Но прежде чем она успела что-то сказать, Петрак сел и прибавил:

– А теперь пойдем. Мы должны присоединиться к остальным…

Она рассмеялась и подумала, что он не способен быть серьезным.

– И как мы туда заявимся?

– Думаешь, всем станет ясно, что произошло? Тебе стыдно?

– Ничуть.

– Ведь ты принадлежишь мне?

– Да!

– Значит, нам надо отпраздновать это!

На вечеринке были шампанское, танцы, смех и непрекращающийся поток поклонников, которые говорили Катарине, что они еще никогда не видели такой волшебной игры. И она ни на мгновение ни в чем не раскаивалась.