– Есть, баби, ты знаешь, что есть! И я понимаю это. Все деньги, которые у тебя есть, необходимы для тебя и для… твоего дома. Кроме того, у тебя есть еще Мэри. Мои потребности менее важны. Наступило время, когда я сама должна заботиться о себе, а не полагаться на других людей.

– Неужели я – это другие люди? – тихо спросила Анита. Лари взяла за руки Аниту.

– Баби, не думай, что для того, чтобы привязать меня к тебе, нужны деньги. Теперь моя семья – это ты. Я люблю тебя. И независимо от того, состоим мы с тобой в родстве или нет, мое решение не изменится.

– Решение… – тихо повторила Анита. – Так, значит, вот что это за решение. Ты это приехала сообщить мне? Ты бросаешь школу?

– Если только я не смогу заработать недостающую сумму где-нибудь в другом месте.

– Ты ведь и так уже работаешь в двух кафе, – заметила Анита.

Наступила пауза.

– Ты ничего не будешь брать у своего отца?

– Джин, может быть, вовсе и не отец мне, – ответила Лари.

Внезапно Анита крепко схватила ее за запястья, словно для того, чтобы не дать ей убежать.

– Лари, я знаю, что ты хочешь вернуться в Чехословакию, разыскать мать и получить ответы на все свои вопросы. Я уверена, что именно это ты задумала. Но это невозможно! Ведь коммунисты уже сломили сопротивление. Пускаться в такое путешествие было бы слишком опасно…

– Баби, я еще не знаю, что буду делать…

– Но если бы тебя ничто не удерживало здесь, ты направилась бы именно туда, не правда ли?

Этого Лари не могла отрицать.

Анита расслабилась и снова прилегла на подушки. Казалось, она смирилась, и приступ страха истощил ее силы.

– Хорошо, дорогая моя, сейчас я пожелаю тебе спокойной ночи. Завтра мы поговорим подольше. Может быть, мы найдем способ решить эти проблемы.

– Уверена, что найдем!

Лари обняла Аниту и выключила лампу возле кровати.

– Я сделаю все, о чем ты меня попросишь, моя дорогая, – прибавила Анита, когда Лари пошла к двери. – Ты знаешь, что…

– Да, баби, я знаю.

Однако по поводу продажи «Морского прилива» не было сказано ни слова, и Лари ни разу не спросила об этом.

В течение ночи шум морского ветра, бьющегося в окно, то и дело пробуждал Лари от беспокойных сновидений. В самом худшем из них она снова была ребенком и пыталась убежать к своей матери – к той прекрасной женщине, которая ждала ее на залитой солнцем дороге, в то время как снайперы осыпали ее непрекращающимся градом пуль. Потом Ник тоже появился на дороге и стал вести ответный огонь по врагу, чтобы защитить ее… Но тут накатил новый вал огня, и она начала падать… Ник исчез, а тело оказалось телом ее матери.

Лари проснулась и увидела, что ставень бьется об окно. Она встала, завернулась в одеяло и высунулась на мороз, чтобы закрепите створку.

Снова закрыв окно, она задержалась, чтобы взглянуть на открывавшуюся перед ней панораму темного залива с закругленной линией берега. В самом конце ясной ночи, когда на горизонте показались первые проблески рассвета, Лари разглядела далеко на берегу одинокий огонек, горевший в окне одного из огромных «летних домов». Но большинство из них было закрыто на зимний сезон. Может быть, это Ник тоже не спит и думает о ней?

Она снова забралась в постель. Теперь все ее мысли были только о нем. Лари думала о тех двух поцелуях, которые он подарил ей… а потом запретила себе витать в облаках. Ник Орн собирается вернуться во Вьетнам. Останется ли он в живых, продолжая искушать судьбу?

И ее тоже тянуло в дальние края. Анита была права: если бы ее ничего не удерживало здесь, она продолжила бы поиски Кат. Желание узнать правду о своем рождении, носить фамилию Кирмен, возродить старинное ремесло наполняло ее жизнь смыслом.

Лари завидовала тем, у кого стремления были более конкретными. Например, Доми. В начале их знакомства Доми как-то раз упомянула, что мечтает зарабатывать деньги музыкой и песнями, которые будут пробуждать у людей совесть и привлекать их внимание к положению таких же обездоленных бедняков, как и она сама.

Лари размышляла о таланте Доми и о том, достаточно ли велик он, чтобы сделать такую карьеру. Однажды утром, в конце прошлого лета, она пошла навестить Доми. Обычно они предпочитали встречаться где-нибудь в городе или на пляже. Но сезон уже закончился, и Пеласко перебрались на Французскую Ривьеру, а служанки остались, чтобы подготовить дом к зиме. Мать Доми впустила Лари через служебный вход и сказала, что она может найти ее дочь наверху в одной из парадных комнат. Поднимаясь по лестнице, Лари услышала музыку. Это была романтическая латиноамериканская мелодия. Лари пошла на звук и оказалась в длинной гостиной, в дальнем конце которой лицом к океану стояла Доменика Рей. Она была задрапирована в простыню, которая выглядела на ней как вечернее платье. Девушка грациозно двигалась под звуки ритмичной музыки, лившейся из стереофонического магнитофона, установленного в лакированном антикварном шкафу Она держала в руках гитару и пела.

Голос был сильный и передавал всю мощь страсти, вибрируя от волнения на низких нотах. Казалось, он принадлежал человеку более зрелому и крупному. Доменика пела на испанском языке, но ее страстное исполнение не оставляло никаких сомнений, что это была песня о любви. Мелодия закончилась на высокой ноте, и девушка низко и грациозно поклонилась воображаемой публике. Наконец она заметила, что Лари наблюдает за ней. Смущенная, Доми сняла свое «платье» и снова принялась накрывать мебель чехлами.

С того дня Лари больше не сомневалась в таланте подруги. Когда-нибудь Доми покорит публику и заставит ее прислушаться к своим песням.

Единственное, что ей было необходимо – это избавиться от рабства. Доми было уже почти двадцать лет, и настало время всерьез заняться своей карьерой. Работая официанткой в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, она сможет содержать себя и в то же время ходить на прослушивания, посещать агентов и администраторов студий звукозаписи и пробивать себе путь на эстраду. Но когда Лари выразила восхищение пением подруги и посоветовала ей начать развивать свой талант, Доми ответила, что не может оставить работу, потому что Пеласко наняли мать и дочь вместе, и если одна из них уйдет, то вторую уволят.

– Я не могу допустить этого, Лари. Что с ней станет, если я пойду своей дорогой? Ведь она не говорит по-английски и уже не научится. Смогу ли я содержать и ее тоже, пока буду ходить по всем этим прослушиваниям и просмотрам? Нет, Лари! Я никуда не могу уйти. Пока!

Несмотря ни на что, цель Доми была более определенной и достижимой по сравнению с тем, чего надеялась достичь Лари. И цель Ника – тоже.

Когда она снова подумала о нем, ей пришла в голову мысль: интересно, горит ли еще тот одинокий огонек в доме на другой стороне залива? Желание снова увидеть Ника не покидало ее. Она готова была даже отправиться к нему прямо сейчас…

Лари встала и снова подошла к окну. За покрытым морозными узорами оконным стеклом ей открылась бледно-лиловая мгла туманного рассвета. Она подумала, что Ник, должно быть, лег спать или огонек просто померещился. Лари снова легла и вскоре задремала.

К утру дом совершенно промерз. Было даже холоднее, чем прошедшей ночью. Спускаясь по лестнице, Лари видела, как в воздухе конденсируются клубы пара от ее дыхания. Даже у миссис Блэнтон никогда не было так холодно.

Она направилась в кухню в надежде согреться у теплой печи. Однако, проходя через вестибюль, ее внимание привлекли голоса Аниты и Майка, доносившиеся издалека. Лари не могла разобрать слова, но поняла, что Анита расстроена. Она плакала, а Майк прилагал все усилия, чтобы утешить хозяйку.

Лари свернула в огромную гостиную, выходившую окнами на океан. Там никого не было. Но в конце комнаты она увидела полуоткрытые раздвижные двери, ведущие в бальный зал. Лари бегом бросилась туда и остановилась, словно пригвожденная к месту. Ей казалось, что она все еще спит и видит сон. Она стояла не на пороге бального зала, а на берегу замерзшего зимнего пруда. В середине этого пруда, под гигантской люстрой, которая была похожа скорее на скопление ледяных сосулек, чем хрустальных подвесок в форме капелек, замерли Майк и Анита. Он был в рабочей одежде, а она – в длинном стеганом шелковом халате, а на ногах резиновые боты.