– Извините за беспокойство. Вы ведь Генри Козинец?
Полицейский, пришедший с ним, тут же вышел, закрыв за собой дверь, а плейбой махнул пластиковым удостоверением с фотографией, которую Кузниц, конечно же, не успел рассмотреть, и представился:
– Эйб Эджби, Отдел по борьбе с терроризмом.
– Я не Козинец, – сказал Кузниц, – моя фамилия Кузниц, Генрих Эдгарович Кузниц.
– Простите, – извинился плейбой, – эти трудные русские фамилии.
– Это немецкая фамилия, – поправил Кузниц, – фельдмаршал даже такой был немецкий – Райнер Кузниц в Первую мировую.
– Вот как? – плейбой изобразил легкое удивление, слегка подняв левую бровь и наклонив идеально причесанную голову. – Но вы ведь украинец?
– Я гражданин Украины, но предки у меня немецкие, – ответил Кузниц, – Украина многонациональная страна. – Его стал раздражать этот ликбез, и он добавил: – Вообще-то, меня уже ваши допрашивали несколько раз – вряд ли я смогу сказать вам что-то новое.
– Это не наши, это местная полиция, а я из международной организации, – сказал Эджби или как его там, не уточняя, что за международная организация, и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул у столика с зеркалом, поддернув, чтобы не помялись, свои идеально отглаженные брюки.
Кузниц тоже сел на кровать и прикрыл полами рубашки заляпанные кровью трусы – не стоять же перед этим пижоном, как на допросе.
– И все же, – спросил он, – чего вы хотите? Я уже все рассказал полиции. В сущности, я ничем не могу вам помочь. Я как раз входил в отель, когда началась стрельба. Столкнулся на входе с израильтянкой. Мраморный пол был скользким от дождя, и мы не удержались на ногах – это и спасло нам жизнь. Потом, когда я поднялся, террористы уже скрылись, по крайней мере никто больше не стрелял, и я стал помогать переносить раненых. Вскоре появилась турецкая полиция и меня допросили. Вот и все, собственно. Стрелявших я успел заметить, когда лежал на полу, – двое парней, вроде молодых, в камуфляже, оба в масках. Они вскочили в джип почти на ходу и умчались. Джип военный, натовский с маленькими такими колесами – тут их много таких, в Турции.
– А откуда вы знаете, что эта женщина израильтянка? – спросил пижон и попросил разрешения закурить.
Вопрос был неожиданным, во всяком случае, турецкие полицейские об этом не спрашивали, и в глазах у этого международного гэбэшника вдруг появилось что-то такое совсем не пижонское, хотя закурил он тонкую пижонскую светло-коричневую сигарилью.
Кузниц встал с кровати и, запахивая полы рубашки («Как старая дева, захваченная врасплох неглиже», – усмехнулся он про себя), достал из куртки сигареты, опять уселся на кровать, закурил и только после этого ответил:
– Я видел их группу в гостинице вчера и сегодня утром за завтраком, а потом говорил с этой девушкой, уже после стрельбы. Вся их группа из Бер-Шевы.
– Вы говорите на иврите? – этот вопрос был тоже, мягко говоря, странным.
«Он, похоже, мной интересуется больше, чем террористами», – Кузниц начинал злиться.
– Они все по-английски говорят, – ответил он, стараясь сдерживаться, – а иврита я не знаю.
– А по-арабски вы говорите?
«Это уже ни в какие ворота не лезет! – возмутился Кузниц (естественно, про себя). – Скоро начнет спрашивать, где похоронен мой дедушка».
– Скажите, – спросил он, стараясь, чтобы в голосе как можно сильнее чувствовался сарказм, – вы тут террористический акт расследуете или вас моя скромная персона интересует? Вы что, думаете, я этот расстрел организовал или связан как-то с террористами? – Несмотря на все старания, в вопросе прозвучали чуть ли не истерические нотки, а не мужественный сарказм, как замышлялось.
– Не обижайтесь, сэр, – международный гэбэшник улыбнулся – улыбка у него была неожиданно хорошая и совсем не наглая. – Никто так не думает. Просто, в отличие от турецкой полиции, мы специалисты по расследованию террористических актов («Кто же это «мы»? – подумал Кузниц. – Пора бы и уточнить»). Поэтому смотрим, так сказать, глубже и считаем, что целью террористов были израильтяне.
Специалист по антитеррору сделал паузу и обвел глазами комнату – видимо, искал, куда стряхнуть пепел. Кузниц подал ему пепельницу, которую поставил для себя на кровать, и он стряхнул пепел и продолжил:
– Они не зря выбрали эту гостиницу – известно, что здесь останавливаются израильские туристы. И кто-то должен был сообщить террористам, в какое время израильская группа будет ждать автобус. Мы уже допросили служащих туристической фирмы – они говорят, что поездка в Долман Бахче[4] планировалась на вторую половину дня сегодня и планы изменились неожиданно за завтраком – израильтяне попросили свободное время после обеда, чтобы купить сувениры, потому что завтра рано утром они улетают домой. Это значит, что террористам об этом изменении кто-то сообщил и, скорее всего, кто-то из гостиницы. Поэтому мы опрашиваем всех постояльцев, особенно европейцев и американцев, – может быть, кто-нибудь что-нибудь слышал или видел. Тут ведь сейчас, кроме израильтян, живут арабы из Саудовской Аравии. А европейцев и американцев немного – вы с вашими товарищами и еще две супружеские пары. Вот вы, например, ничего не слышали? Вы ведь говорите по-арабски?
– Швей-швей,[5] – ответил Кузниц, – и вроде бы не слышал и не видел ничего такого, что могло быть связано с этим. Правда, специально я об этом не думал. Еще в себя не пришел после всего, если честно, у меня вон джинсы все в крови – в ванной отмачиваю и трусы вот тоже.
– Ну, если вспомните что-нибудь… – борец с международным терроризмом встал и протянул визитную карточку. Он собирался сказать еще что-то, но не успел – дверь распахнулась и в номер ворвались Ариель и Хосе.
Хосе был бледен и тяжело дышал, а Ариель остановился на пороге, уронил на пол пакет, в котором звякнуло стекло– определенно очередной «кючук»[6] ракии для поднятия духа, – и заорал, заполнив комнату алкогольными парами:
– Ты ранен, баба?![7]
– Да нет, что ты, – Кузниц встал с кровати и опять запахнул полы рубашки. – Не волнуйся, баба. Это я кровью испачкался. У тебя штаны спортивные можно взять напрокат, пока мои джинсы высохнут?
– Пошли, возьмешь, – сказал Ариель и тут же спросил: – А что вообще тут произошло? Внизу никто ничего не говорит. Террористы, террористы. Бегают, как укушенные, стеклом весь пол засыпан. Полиция. Что случилось-то?
Хосе дернул Ариеля за рукав и показал глазами на незнакомца. Эджби встал и вежливо улыбнулся, а Кузниц сказал Ариелю:
– Куда ж я пойду в трусах. Ты мне принеси штаны, – посмотрел на визитку, которую, оказывается, до сих пор держал в руке, и, перейдя на английский, представил Эджби:
– Это г-н Эджби из Отдела по борьбе с терроризмом.
Хосе хмыкнул и ничего не сказал, а Ариель витиевато представился, демонстрируя свой рыкающий американский акцент а ля Виллис Кановер.
Эджби опять помахал удостоверением, сказал, что он из Отдела по борьбе с терроризмом (опять не уточнив, какого), и предложил перейти в номер г-на Мартинеса или г-на Заре-пански (имелся в виду Заремба-Панских) not to disturb Mr. Kuznitz any longer[8] и поговорить.
– Пошли ко мне, – сказал Ариель по-английски и добавил по-русски, – штаны тебе, Генрих, я сейчас заброшу и выпьем с тобой, стрессы снимем. – Он уже поднял с пола брошенный пакет с бутылкой, заглянул в него, убедился в сохранности содержимого и с тех пор бережно прижимал пакет к груди.
Когда они ушли в номер Ариеля, сопровождаемые турецким полицейским с автоматом, Кузниц, как мог, постирал свои джинсы, вывесил сушиться на балконе, с удовольствием вымылся, долго стоя под душем, надел чистые трусы и шорты. Он вспомнил, что, оказывается, взял шорты в рассуждении ходить в них в бассейн при гостинице и как-то о них забыл.