Тогда Брианкур сделал все, чтобы не допустить этих двух преступлений. Он пригрозил маркизе разоблачением и пообещал предупредить возможных жертв отравления, если этот зловещий план не будет отменен. Маркиза и Сент-Круа поклялись от него отказаться, однако теперь Брианкура не покидало чувство опасности. Первая попытка отравить его была совершена лакеем Базилем, который прислуживал за столом. Однако Брианкур заметил, как тот подсыпает яд, и поднял такой скандал, что лакея сразу же рассчитали.

Больше подобных попыток не делалось (пока!). Сент-Круа откровенно заискивал перед ним, а Мария-Магдалина была по отношению к нему полна столь трогательным раскаянием, столь нежна и любвеобильна, что постепенно его подозрения ослабели. И тем не менее, он избегал по ночам оставаться в спальне маркизы. И вот теперь ему предстояло идти туда…

На лестнице совсем не было света. Брианкур неслышно спустился по широким белым ступеням. Дальше ему предстояло пройти мимо дверей маркиза и компаньонки Марии-Магдалины мадмуазель де Вильре, и он задержал дыхание. Яркая луна, заливая своим мертвенным светом коридор, придавала массивным шкафам вид фантастических силуэтов.

Брианкур не отличался храбростью и хорошо сознавал это. Вот почему он никак не мог взять в толк, зачем он согласился прийти на это ночное свидание. Но уж больно умело маркиза обставила свое приглашение. Она, видите ли, обила спальню новыми обоями, поставила там роскошную кровать и вот, с лицом капризного ребенка, настояла на том, чтобы он пришел эту кровать опробовать. Только не слишком рано. Вечером она будет заниматься финансовыми делами со своим домоуправителем. Единственное, что несколько успокаивало Брианкура, это присутствие маркиза в его спальне по соседству.

И все же Брианкур решил перестраховаться и из окон галереи посмотреть, чем занимается маркиза в своей спальне.

Вот Брианкур беспрепятственно миновал коридор и проник в заветную галерею, окна которой выходили на спальню маркизы. Обойдя несколько массивных фаянсовых ваз с цветами, Брианкур прильнул к окну и убедился, что в ее спальне горит свет, а шторы плохо задернуты.

Тем временем с улицы Нев-Сен-Поль донесся скрежет колес телеги. С нее соскочил лакей Ла Шоссе, пересек двор особняка и зашел в комнату портье, где горела свеча. Дальше все затихло.

Брианкур бесшумно вылез во двор и подобрался к самому окну спальни маркизы, чтобы через щель в занавесках увидеть, что там происходит.

Комната поражала своими размерами, роскошью обстановки и необычностью огромной кровати с пологом, стоявшей посередине. Рядом с кроватью за столиком восседала маркиза в ночном халате. Несколько свечей озаряли ее прекрасный лик.

Марии-Магдалине Дре д'Обре, маркизе де Бренвильер недавно исполнилось сорок лет, однако на вид ей можно было дать двадцать. Ее фигура была стройна, хотя и не лишена приятной полноты, кожа свежа и нежна, лицо отличалось не только красотой, но и на редкость невинным, даже трогательным выражением. И вновь красота и женственность возлюбленной ослепили Брианкура, который, глубоко вздохнув, чуть не выдал себя.

Но вот Мария-Магдалина вскочила и, подхватив факел, подошла с ним к камину, отверстие которого было прикрыто поленьями. Отбросив их, она освободила отверстие и… оттуда появился плохо одетый, грязный мужчина, лицо которого нельзя было разглядеть, так как его закрывали поля шляпы. А потом… маркиза бросилась к нему в объятья.

Брианкур еле сдержал негодующий крик. Затем, в пляшущем свете свечей, он стал различать в незнакомце черты шевалье де Сент-Круа: тот же орлиный профиль, тонкие усики, темная, загорелая кожа. Перед Брианкуром предстало мучительное зрелище любовных утех двух сообщников. Но вот маркиза насытилась любовью своего дружка и показала ему на стрелку часов.

– Скоро он явится, – сказала она. – Я назначила ему свидание на полночь.

– А ты уверена, что он придет?

Она пожала плечами, отчего ее волосы разметались по подушке.

– Конечно, придет. Ты взял с собой инструмент?

Вместо ответа Сент-Круа достал из-за пояса длинный, отлично заточенный кинжал, лезвие которого сверкнуло от тусклого света свечи. От кровожадной улыбки, перекосившей лицо Сент-Круа, у Брианкура перехватило дыхание. Он потерял чувство реальности: ему казалось, что земля движется у него под ногами, а в глазах замелькали какие-то дьявольские рожи. И тут его охватила безумная паника и, не помня себя, он впрыгнул через окно в галерею и побежал назад, к лестнице.

Теперь он был одержим единственной мыслью: как можно скорее покинуть этот проклятый дом, вернуться в Обервилье, к отцам ораторианцам, у которых он почувствует себя в безопасности. Он бежал, что есть мочи, не замечая, какой при этом производит грохот, буквально скатился по лестнице и уже достиг вестибюля, когда ему преградила дорогу чья-то массивная фигура.

– Куда бежит господин воспитатель в столь поздний час? – спросил его замогильным голосом лакей Ла Шоссе.

– Пропустите меня! Мне надо выйти! – голос юноши дрожал, выдавая ужас, который охватил его при виде человека, сыгравшего по признанию маркизы, самую зловещую роль при ликвидации ее родни. Однако лакей надвинулся на него, угрожающе выставив руки.

– Куда это вы так торопитесь? Разве вы не знаете, что никому не позволено покидать дом ночью без разрешения маркизы, или, если на то пошло, ее мужа? К тому же на улице неспокойно, и у господина воспитателя могут быть неприятности.

В голосе лакея звучала теперь хамская ирония, выдававшая его уверенность в собственной силе. Действительно, из-под его позолоченной ливреи проглядывала атлетическая мускулатура. К чувству ярости, нахлынувшему на Брианкура, примешалось ощущение полной беспомощности. Он понял, что проиграл.

– Хорошо! – сказал он, пытаясь сохранить остаток собственного достоинства. – Завтра мы поговорим об этом с маркизой.

Ла Шоссе отвесил шутовской поклон, а Брианкур резко развернулся и пошел к лестнице.

– Всегда в вашем распоряжении! – хохоча, прокричал ему вслед лакей.

Вернувшись на второй этаж, Брианкур с минуту поколебался, а затем решительным шагом направился в сторону галереи. Он пришел к выводу, что убить его будет еще проще в его собственной спальне, чем в спальне маркизы, рядом с которой располагаются комната ее мужа и детская опочивальня.

Когда он слегка постучал в дверь к маркизе, часы на колокольне Сен-Поль пробили двенадцать.

В спальне теперь все свечи были потушены, и только факел, установленный рядом с кроватью, тускло освещал помещение. Беспокойным взглядом юноша вновь окинул комнату, убедился в том, что камин заложен поленьями, а сама маркиза, обнаженная, в весьма соблазнительной позе, ждет его на кровати. Усевшись на край табурета, Брианкур сделал вид, что снимает ботинки, но проделывал он это столь медленно, что маркиза нетерпеливо прикрикнула:

– Что ты там канителишься? Поторопись раздеться и иди сюда, чтобы я могла задуть этот противный факел!

Ах, вот в чем дело!.. Брианкур понял, что убийца ждет, когда свет будет потушен, а после страстной любви его сморит сон. Вот тогда Сент-Круа выйдет из своего укрытия, чтобы убрать его во сне, без всякого шума и сопротивления. Ну а Ла Шоссе поможет спрятать труп.

Вместо того чтобы раздеться, он вскочил и начал нервно расхаживать по комнате. Удивленная его поведением, Мария-Магдалина с нарастающим гневом наблюдала за ним и наконец сорвалась:

– Ты что, свихнулся? Забыл, зачем пришел сюда? Раздевайся и быстрей иди ко мне. Ты знаешь, что я не люблю ждать. И почему у тебя такой грустный и тревожный вид. Я начинаю раскаиваться, что пригласила тебя к себе.

Брианкур резко остановился у самой кровати и скорбным голосом проговорил:

– Что я вам сделал плохого, мадам, почему в ответ на мою любовь вы решились убить меня?

Одним прыжком Мария-Магдалина спрыгнула с кровати и бросилась на него, стремясь вцепиться в его горло ногтями и задушить. Она оказалась очень гибкой и цепкой и, несмотря на миниатюрное телосложение, вовсе не слабой. Во всяком случае в ней была та нервная сила, которая превратила ее в обезумевшую тигрицу. Изумленный Брианкур еле увернулся от ее пальцев, но затем мощным ударом отбросил ее на кровать. После этого он подбежал к камину и ударом ноги сшиб поленицу.