И хотя у нас в западных округах числилось 8329 танков (из которых 636 танков КВ и 1225 танков Т-34) против 3528 танков у немцев, но наступали немцы, а не мы, и надо думать потому, что их генералы, пусть и с ошибками, но позаботились о противотанковой обороне своей пехоты. Ну, а о чём думали наши генералы перед войной – то война всё списала.
И ещё об одном. Из процитированного выступления Мерецкова на декабрьском Совещании РККА видно, что, по теориям наших довоенных «профессионалов», у наступающей дивизии в атаку шло 640 стрелков, а в тылу за этим наблюдали 2740 стрелков.
Г. К. Жуков на этом совещании сделал доклад: «Характер современной наступательной операции». Все наши историки считают этот доклад вершиной военной мысли. Но вот как Жуков предполагал организовывать наступление.
В первом эшелоне ударной армии непосредственно прорывает оборону «ударная группа: состоит обычно из трёх, реже – двух стрелковых корпусов, усиленных артиллерией, танками, инженерными и химическими средствами и средствами ПВО. Корпус может наступать одним и двумя эшелонами». То есть в первом эшелоне по мнению Жукова реально должно быть от 6 до 9 дивизий.
Далее «вспомогательная группа обычно состоит из одного корпуса» – 3 дивизии.
Далее «в армии может быть две или одна сковывающая группа» – надо полагать, что это ещё 3 дивизии.
Далее «резерв в составе 2-3 дивизий».
Далее «подвижная группа» с «двумя механизированными, одним-двумя кавалерийскими корпусами» – до 12 дивизий.
Таким образом Жуков учил, что полководец из имевшихся у него в распоряжении 30 дивизий удар должен наносить силою от 6 до 9 дивизий, а остальные в это время должны находиться во втором и остальных эшелонах.
А вот как Гудериан наносил удар по войскам Жукова.
Во-первых, построение было с точностью до наоборот: у Жукова стрелковые соединения прорывают оборону, а танковые ждут, а у немцев именно танковые дивизии прорывали оборону, а за ними шли пехотные дивизии.
Во-вторых, если по теориям Жукова полководец должен прорывать оборону менее чем третью своих войск, то практик Гудериан строил свои дивизии следующим образом.
На 22 июня 1941 г. во 2-й танковой группе Гудериана из 12 дивизий и одного полка в первом эшелоне было 11 дивизий, 10-я танковая дивизия и полк «Великая Германия» – в резерве.
На 1 августа 1941 г. при наступлении на Рославль из 10 имевшихся у Гудериана дивизий 9 наступали в первом эшелоне и 78-я пехотная – во втором.
На 18 ноября 1941 г. при наступлении на Тулу из 12,5 дивизий Гудериана в первом эшелоне наступало 11,5 дивизий, а 25-я мотодивизия, которая в это время ликвидировала в тылу у немцев окружённую группировку наших войск, считалась в резерве.
Для немцев в ходе войны построение наших войск было настолько диким, что они почти все отмечали эту особенность блестящей советской военной теории – вводить войска в бой по частям, давая противнику возможность перебить их по отдельности.
Немецкие генералы исповедовали совершенно другой принцип – массированного удара. Не только вся пехота, а вообще все рода войск должны участвовать в бою. Если бой идёт, то никто не должен отсиживаться, даже если по его боевой профессии вроде и нет сейчас работы.
Скажем, сапёрный взвод пехотного батальона создавался только если не было боя, в бою его солдаты были в стрелковых цепях, вернее – это стрелков дополнительно обучали сапёрному делу. У командира пехотной роты по штату было четыре курьера (связных). Поскольку они не все сразу бегают с приказаниями, то чтобы не сидели во время боя без дела, им дали снайперскую винтовку.
Я, например, никогда не читал, чтобы наши сапёры были истребителями танков. А у немцев истребление танков было одной из боевых задач полковых сапёров, сапёры были обязательны в группах истребителей танков – затягивали на шнурах противотанковые мины под гусеницы двигающегося танка, ослепляли его дымовыми гранатами и шашками, подрывали повреждённый танк, если экипаж не сдавался.
А дивизионный сапёрный батальон немцев, за исключением миномётов, был вооружён точно так же, как и пехотные батальоны, кроме этого он имел 9 огнемётов, так как обязан был штурмовать вместе с пехотой долговременные укрепления противника.
Ещё пример. Предположим идёт бой, а у противника нет танков. Получается, что противотанковой артиллерии нечего делать. Нет, это не по-немецки. У Гудериана в воспоминаниях есть момент, когда он в бою в поисках своих частей подъехал к деревне, занятой нашими, а деревню атаковала всего лишь «одна 37-мм противотанковая пушка». Это сразу не понять – как артиллеристы без пехоты могли атаковать? Но дело в том, что во всех противотанковых подразделениях немецкой пехотной дивизии были и стрелки. На каждую пушку приходилось по 3 солдата с ручным пулемётом. Вместе с 6 вооружёнными винтовками артиллеристами они составляли что-то вроде пехотного отделения, усиленного пушкой. Поэтому наряду со стрелками и оборонялись, и атаковали, а когда у противника появлялись танки, то они занимались своими прямыми обязанностями.
По штатной численности в начале войны наш полк даже превосходил немецкий, но когда начинался бой, то в немецких полку и дивизии оружием действовало одновременно гораздо больше бойцов, чем в наших.
Довоенные взгляды
Читая стенограммы декабрьского 1940 г. Совещания высшего командного состава РККА, я пришёл к мысли, что у советских и немецких генералов перед войной были существенные расхождения по основополагающим идеям ведения боевых действий.
Взгляд на цель боевых действий. Как мне видится, у советских генералов целью боевых действий был рубеж. Рубежи либо достигались в наступлении, либо отстаивались в обороне. Уничтожение противника являлось как бы следствием выхода на рубеж – враг мешал это сделать и его уничтожали, а для удержания рубежа или его занятия не жалели никакие средства. Это, кстати, отмечают и те немецкие генералы, которые в своих воспоминаниях пытаются оценить своего советского противника.
Отмечают и удивляются. Поскольку у немцев целью боевых действий было только уничтожение противника, рубежи имели второстепенное значение. Немцы исходили из мысли, что если уничтожить противника, то занять или удержать любой рубеж не составит проблем.
Главный фактор победы. Судя по всему немцы главным фактором победы считали нанесение по противнику удара как можно большей силы, для чего у них предусматривались для участия в бою одновременно и все силы, и все рода войск.
А вот из выступления на Совещании советских генералов совершенно явственно видно и даже выпирает, что они главным фактором победы считали огромное численное преимущество над врагом.
Сможет ли страна обеспечить это преимущество или не сможет – их это в основном не колыхало. Как в сказке Салтыкова-Щедрина о мужике, который на необитаемом острове двух генералов прокормил. После того, как один генерал выдал мужику приказ на обеспечение пропитания, другой поинтересовался у первого – а где же мужик это всё достанет? На что первый безапелляционно заявил: «Ен мужик, ен достанет!»
Вот глава ВВС РККА П. В. Рычагов на Совещании докладывает: «Из опыта современных прошедших и идущих войн авиационная плотность достигается до 25 самолётов на один километр фронта».
Из опыта каких войн он это рассчитал?! Дело в том, что уже перед его докладом выступающие обсуждали, что немцы в мае 1940 года ударили по французам на фронте 1000 км силами авиации в 2,5 тыс. самолётов, т. е. плотность в 10 раз меньшей, чем берёт за основу Рычагов. Далее.
«Необходимо сделать вывод, что в современной войне на главном, решающем направлении (примерно по фронту 100—150 км – Ю.М.) в составе фронта будет действовать не менее 15—16 дивизий, т. е. 3500—4000 самолётов».
С П. В. Рычаговым не согласился, в частности, прославившийся громкими поражениями в последовавшей войне Ф. И. Кузнецов, генерал-лейтенант, командующий войсками Северо-Кавказского военного округа: «Я считаю, что эта цифра должна быть значительно больше».