Изменить стиль страницы

А правда, что в морях демонские корабли в воду карачи запускают?

А правда, что в Москве тоже карачи есть?..

Все сразу притихли, а Зия неохотно сказал, что карачи — они везде есть, но в Москве их не в пример больше. И всем стало почему-то неловко…

Но ребятня не унималась. А правда, что у президента-эмира такой компьютер есть, что всё-всё на свете видно? А правда, что в Челябе Москву не признают? А правда, что в Москве все-все могут в Сеть входить, а не только старосты и муллы-батюшки? А правда, что…

Зия смеялся и отвечал охотно. Савва, тот всё больше хмурился и что-то бормотал на ходу. «Соображения свои записываю… а то память дырявая», — ответил он на вопрос, и все засмеялись.

А теперь, вот, никому не спалось. «Ну и денёк!» — подумал Егор, плотнее заворачиваясь в дышащее прохладой старое армейское одеяло. Тоже, от деда ещё осталось. Как и комбинезон — прохладу гонит… или греет, если вдруг холодно станет. Утром на весь день на солнце его повесишь, подзарядится. До утра едва-едва работает, но это надо аккумуляторы менять, а их на такие вещи дорого использовать.

— Компьютер у него в теле зашит, — разглагольствовал тем временем Ромка-джи. — Или где-нибудь в ягодице, если большой…

Маринка прыснула. Егор нахмурился.

— А вот мне другое интересно, — воодушевлённо продолжал Ромка-джи, не замечая, что из-под одеяла уже видать исподнее. Он размахивал руками и то и дело зверски ерошил шевелюру, невидящими глазами глядел на пустую ладонь, и снова запускал её в густые чёрные волосы. — Они же так и не сказали, куда после нас пойдут! Егорка, спорим, что им в Эко-терем-бург надо?

— Там в песке всё, — неохотно ответил Егор. Желание спорить у него пропало. Ишь, как Маринка на Ромку-джи уставилась, аж глаза сияют. — Люди говорят, что только у Шарташа нормальная власть есть. Почти, как наш город. А по пескам вокруг одни еретеки-гяуры-дрянь култыхаются. Хунхузы там… полевские… лунатики. Верблюдов угоняют, людей воруют.

Неподалёку заорал какой-то младенец. В стену с той стороны со злостью стукнули.

— Потише говори! — сказала Маринка. — Перебудишь все ясли.

К орущему младенцу тотчас присоединился другой.

— Ну, завели… — проворчал Ромка-джи и улёгся на бок, подперев голову рукой.

— Я спать пошла. Мальчики — пока! — и Маринка грациозно помахав рукой, удалилась, довольно талантливо изобразив знаменитое «крадущийся карачи».

Малыши продолжали орать. Эх… угомон вас возьми, мокрозадые! Поскорее бы в другое место перебраться, как взрослым. Эти ясли кого хочешь с ума сведут. Опять же, как без них?

Известное дело — храни грудного до полутора лет. Если карачи его у людей не украли — молись Господу-Аллаху — пронесло! Дед говорил, в ранишные времена целые битвы происходили. Ромкина семья, например, отбилась, не отдала сына. Мать его только пострадала… при взрыве глушилки. Болела долго и умерла. А отец Ромку-джи выходил… укрыл от карачи… уберёг…

Мысли стали путаться. Перед Егором вдруг прошла Маринка… кокетливо завёрнутая в одеяло, как в плащ… потом пошёл дождь и Егор удивился — вроде, не время для дождя… лето в разгаре… а потом карачи рылся в песке и вдруг рассыпался на целую кучу маленьких муравьёв… «Нет, не муравьёв — маленьких карачи!» — спокойно подумал Егор…

И уснул. Как в чёрный ил провалился.

* * *

Ничего хорошего не сказал им мулла-батюшка при встрече. Вызверился только на пришельцев, мрачно головой кивнул на их приветствие. Огромный, заросший бородой по самые глаза, он был выше даже Саввы… да и в плечах пошире. Странный его комбинезон — армейский, но какого-то зелёного цвета с жёлтыми и тёмными пятнами, не песчаной раскраски, казалось, был ему тесен. Хотя, как может быть тесной нано-ткань?

— Мы пришли поговорить о Комбинате, — спокойно сказал Зия.

Мулла-батюшка повернулся и махнул рукой куда-то внутрь храма.

Егору до смерти хотелось зайти, но он боялся. Сзади переминался с ноги на ногу Ромка-джи, а чуть в стороне стояла Мама-Галя. Платок на ней был повязан на мужской манер — сзади. Выбитый глаз прикрыт… веко запало. А так, если привыкнуть, она всегда была красивой. Маринка вся в неё — и волосы такие же буйные, чёрные. Только Маринка их в хвост забирает, а Мама-Галя всегда распущенными носит… чёрная комета, как однажды назвал её дядько Саша. И выбитый глаз, и мужской комбинезон её не портят, и даже самодельные мягкие сапоги из верблюжьей шкуры — всё равно, на зависть всем женщинам города, все мужики на неё поглядывают.

— Николай, — позвала она муллу-батюшку и тот тяжело обернулся в дверях. — Мы тоже все зайдём, ладно?

— Зачем? — помедлив, спросил мулла-батюшка

— А вот там и узнаешь, — с вызовом ответила Мама-Галя.

Мулла-батюшка засопел, насупился, а потом отвернулся, буркнув:

— Двери Храма для всех открыты. Денно и нощно, — и прошёл внутрь.

Храм в городе был хороший. Егор сказал бы даже — знаменитый Храм. Ежели кто в город приезжал — все восхищались. Далековато стоял, на отшибе, но «путь к Господу-Аллаху коротким не бывает», говорил мулла-батюшка.

Войдёшь в Храм — мозаика бликами тонкими, огоньками живыми льнёт. Люди какие-то… планеты… флаг красный…

Из древневерского только одна надпись и понятна: «Кино». Вот, поди, компьютер-то здоровенный здесь стоял! Ромка-джи говорит, что тогда фильмы с запахом показывали. Врёт, конечно, но здесь, перед красотой такой поневоле поверишь…

Один молельный зал чего стоил! Огромный, красивый! Со сценой-алтарём для избранных, с белым экраном во всю заднюю стену алтаря, с небольшой комнаткой за противоположной экрану стеной, два небольших окошка которой выходили прямо в зал над головами молящихся, рассаживающихся на вытертых добела креслах, стоящих строгими ровными рядами.

Бывало, как включит священник энигму — просто плакать хочется. А на экране святые картины плывут: Москва, космос со звёздами и планетами, Господь-Аллах на серебряном облаке руку Адаму протягивает, Иисус на горе проповедует, Давид-Микеланджело хмурится, Святая Мона-Лиза улыбается, Великомученик Тагил-мэр-бай Танк Веры-Истины пламенем объят, Имам-отступник на ветке, иуда, болтается, Гагарин-шайтан весело смеётся…

Егору всегда его жалко было — чего, вот, к солнцу стремился? Хотя, в принципе, всё хорошо закончилось. Господь-Аллах строг к дерзким… но милостив. Вот, погиб Гагарин-шайтан, а ведь вся Земля оплакивала! И дал ему Вседержитель место у трона своего… за красоту душевную, и простил прегрешение… только молиться Гагарину-шайтану людям запретил. Сам-то он за путешественников и странствующих молится, а вот ему помолиться — не положено…

А ведь мог Гагарин-шайтан жить да жить… президентом-эмиром России стать, да?

А вот и святая картина Эмира-Казань. Смеётся… прямо, как живой! В одной руке крест, а в другой полумесяц. Это его Господь-Аллах живым на небо взял… за Великое Прозрение Веры-Истины.

Ромка как-то сунул любопытный нос в комп муллы-батюшки. Тот его на урок принёс, да что-то заговорился с родителями после вечернего намаза. Там, в компе, все святые картины были… ох, и много же! Пацаны с девчонками до этого и половины не видели, оказывается! И мученики, и демоны (только и отличишь от людей, что надпись «демон» внизу), и какие-то города и храмы. Не иначе — Град Небесный, сказала тогда Маринка. И Мария-Мать красавица, и Иисус на кресте, и зверо-демоны — глаза разбегаются!

А в отдельных файлах — энигма-псалмы. Не просто так, а подписанные все не русским, а демонским компьютерным языком: Enigma-Voyager, Enigma-Remember The Future, Enigma- Metamorphosis… А по-русски нет ни одного названия. Бессмыслица какая-то… но до чего же красиво звучит энигма, когда её слушаешь!

Когда энигму поёшь, на душе светлее. А иногда тревожно так становится… хоть плачь, пусть и не понимаешь ни слова… Мулла-батюшка, когда вернулся, на удивление не рассердился. Дал Ромке подзатыльника и сказал, мол, подрастёшь, всё сам в Храме и увидишь. Энигму пойте, хоть до утренней зари, а в святые картины пока нечего любопытный нос совать — не доросли ещё. А надписи, мол, хоть и демонские, но не злобные. Господь-Аллах может и демонов на службу поставить — не пикнут, будут повиноваться.