Изменить стиль страницы

— Что-что, а хрюкать ты бездельным обычаем умеешь!..

Как бы то ни было, а идти мне стало веселее, хотя бы потому, что было ясно — мы не крутимся на одном месте, подобно слепым котятам.

И наконец настал час, когда Стивенс вдруг остановился и, — прервав меня на полуслове, — поднял лапу, прислушиваясь. Кроме звона в ушах я ничего не слышал, но послушно притих, с уважением глядя на столь чуткого спутника.

— Впереди что-то есть, — наконец настороженно сказал Кис. — Голоса, точнее — шум толпы… где-то далеко-далеко.

— Держись сзади, Кис. Если что, здесь легко удрать. Ну, идем?

— Идём!

Буквально через несколько шагов потолки стали ниже, стены грубее, пол неровнее. Как-то сразу стемнело. Еще несколько поворотов… Тьма сгустилась до угольной черноты, но, обернувшись, я не увидел ожидаемого света. Сзади было так же темно, как и впереди! Осторожно шагнул я вперед, и внезапно на стенах заиграли отблески света, запрыгали по камням наши настороженные и изломанные тени. «Похоже на факелы. Неужели опять то самое подземелье?» — с тревогой подумал я. Ударивший в уши многоголосый гомон вроде бы не походил на потусторонний вой. Странно, ведь еще шаг назад не было ничего слышно…

Осторожно прижавшись к стене, я заглянул за угол… Моим глазам открылся огромный подземный зал, освещенный великим множеством ярких факелов. В зале сидели, стояли лежали, ходили люди. Почти все были вооружены, многие перевязаны окровавленными серыми бинтами. Под сводами стоял непрерывный гул голосов.

В глубине зала пол повышался. Недалеко грудой были навалены ящики всевозможных размеров. На ящиках сидело несколько человек. Судя по их жестам, они горячо спорили, причем один из них держал на коленях нечто очень похожее на карту, тыкал в нее пальцем и что-то настойчиво объяснял другим.

Оглянувшись, я ничего не увидел, а протянув мимо Киса руку, нащупал лишь влажный камень. Коридор, по которому мы только что сюда пришли, исчез напрочь, наглухо закрылся, а мы стояли в неглубокой нише…

Кис выглянул из-под моей руки, долго осматривал помещение и вдруг радостно зашептал мне в ухо:

— Да это же Гилберт! Я помню его еще по Университету!

Я не успел ничего сообразить, как Стивенс толкнул меня лапой и сам вышел вперед, пробираясь между людьми. Я пошел за ним, удивляясь тому, что на нас никто не обращал внимания. Видимо, здесь постоянно толпился народ и свежее лицо не вызывало особенных эмоций. Вот на Киса поглядывали, но без лишнего любопытства. Народ вокруг был озабоченный, не до котов ему было.

Все это я мимоходом отметил, когда пробирался вслед за Стивенсом, стараясь без нужды никого не толкать и не отдавить рук или ног лежащих.

Держащий карту человек, — а он был высокого роста с тяжелым, будто высеченным из камня, лицом и могучей мускулатурой, которую не скрывала красная куртка, — хмуро посмотрел на нас, когда мы подошли вплотную, и вдруг улыбнулся:

— Вот так явление! Котёныш, как ты здесь очутился?

Неожиданно легко он вскочил с места, ухватил Стивенса, и подбросил его, как простого суслика…

Словом, перезнакомились мы со всеми. В целях экономии своего и чужого времени я лишь вкратце передам следующие события. Кто-то, может быть, и скажет, что я неделикатен. Как же так, взять и запросто послать читателя прямиком через целое событие — знакомство. Однако уверяю вас, я не смогу связно передать описание всех своих чувств, ощущений, мыслей и прочего, что так необходимо в литературе. Я был не в своей тарелке, поскольку не очень-то люблю, когда оказываюсь в незнакомой компании, где на тебя, пусть и поглядывают дружелюбно, но всё-таки абсолютно не знают.

* * *

— Вольный Город… С незапамятных времен, — торопливо рассказывал мне Кис (и я опять перейду на его стиль), — славился он искусством свободных мастеров, независимостью, но, в то же время, сердечностью и гостеприимством горожан, уж не говоря об огромном Университете, старейшим в этой стране.

Но вот, за месяц до этого дня, после двадцати четырех лет мира, город обложил свирепый герцог Гаун с бешеной сворой закованных в железо и кожу наемников. Три дня тому назад армия Гауна ворвалась в Город. Похоже, что кто-то помог Гауну открыть одни из восьми ворот.

— Во всяком случае, — размахивал лапами Кис, — ребята уверены, что без предательства здесь не обошлось! Вся наша надежда лишь в том, что Гаун откусил кусок больший, чем смог разжевать, — сказал Гилберт, — мы потеряли многих людей, но здесь, в центре, собрались все наши основные силы, и мы держим под контролем мосты.

Разумеется, Кис и я не сказали людям об истинных причинах своего пребывания здесь и о том, что я — пришелец из другого мира. Сейчас у этих парней были свои заботы и свое горе. Но отныне их путь был и нашим путем, ведь выйти из Города не было никакой возможности. Да и не ушел бы я. Стыдно, честно говоря…

Ой, только не подумайте только, что доблестный Черный Рыцарь, аки лев рыкая, дунул в бой против полчищ Гауна, и… «как махнет налево — улочка, направо — переулочек!»

Не было такого. Жаль, очень жаль, конечно, что я не Илья Муромец, одним махом семерых побивахом…

Стивенс вдруг подбоченился и гордо заявил, что мы, де, заявились сюда не откуда-нибудь и не прогулочным шагом, а ни много, не мало, как из Заколдованного Замка. Это сообщение вызвало удивленный шепот, и вокруг нас сгустилась толпа. Кис вскочил на импровизированную трибуну и выдал такую речь, от которой не отказался бы и Гомер!

Вот это была сага! Я не знал, куда и глаза деть, а новоявленный аэд заливался соловьем, низко гудел, как тревожный колокол, переходил на трагический шепот и делал такие драматические паузы, что кровь останавливалась в жилах! Вообще-то Кис говорил чистую правду, но в таком динамично-эмоциональном ключе, что наше приключение обретало вид войны богов с титанами. Здесь были: «звериный оскал», «ужасающее зловоние», «могучий рывок» и «вскипевшая ярость, бурлившая в жилах». Я готов был провалиться сквозь землю, хотя было приятно, что мы, как ни крути, справились.

Конечно, успех был потрясающий. Кис был когда-то студиозусом в местном Университете, зубрил философию, читал старинные трактаты, исправно поглощал выпивку на всех веселых студенческих пирушках и его помнили многие горожане. Словом, он был «свой парень».

— Эх, Рыцарь, веселые были времена! «Иных уж нет, а те — далече»… — шепнул мне кот, блестя глазами.

— А, вот, поясни мне Кис, — спросил я. — Как говорят у нас, каждая война имеет под собой экономическую подоплёку. Чёрта ли этому самому герцогу Вольный Город? Новые земли, рабы, деньги, стратегический пункт?

— Всего помаленьку. — Ответил кот. — Однако, дорогой мой, не забывай, что у нас здесь чаще всего идёт свара за магическое превосходство. Чихать Гауну на деньги, если он сможет достигнуть новой магической ступени, хотя маг из него, как из дерьма пуля. Либо большая кровь — и ты становишься сильнее, либо долгое восхождение по всем приличествующим и полагающимся этапам «большого пути». Между нами говоря, ваши тираны это хорошо понимали. Чем больше народу положишь, тем пуще хранят тебя те силы, которым ты служишь, понял?

— А кому он служит? Королю какому-нибудь?

Кис удивлённо посмотрел на меня и почесал подбородок когтистой лапой.

— Плохо иметь дело с малограмотными, — пробормотал он. — В общем, молодой человек, Гаун, конечно же, считает себя этаким Злым Гением, каковой непременно должен властвовать над людьми, благо, что родился в конюшне… Корону и цепь герцогов он как-то криво получил. Тёмная история, да и не в ней дело… Между прочим, он очень набожен, представляешь?

— «Когда человек изгоняет Бога из сердца, на его месте воцаряется Дьявол». Сам того не осознавая, Гаун служит силам Бездны, — тихо произнёс рядом чей-то голос.

Я обернулся.

— Боже мой, уважаемый доктор! — с радостью закричал Стивенс. — Позвольте пожать вам руку, а я уж грешным делом подумал, что вас нет в городе, а то как не быть вам где-нибудь рядом!