10

Государь вернулся в Гатчину в самом скверном настроении и заперся в своём маленьком кабинете. За толстыми фолиантами в шкафу нашарил пузатую фляжку с коньяком, наполнил им серебряный стаканчик из-под перьев (боялся Минни и её досмотров), быстро опрокинул обжигающую влагу и тотчас засунул фляжку на место, за книги.

Умер дядя Костя!

Конечно, он перенёс немало тяжёлого в жизни, но во многом сам был виноват! Дядя Костя, без сомнения, оставался правой рукой Папá в деле освобождения крестьян и в других реформах. Но когда он проявил тот же либерализм, будучи наместником в Царстве Польском, это не очень-то отвечало интересам империи.

Впрочем, для Александра Александровича и сама великая реформа представлялась теперь поспешной и до конца не продуманной. Что ж, прошлого не вернёшь и не переиграешь. Пусть уж история расставит всё на свои места….

Главное же заключалось в ином – и об этом знал весь Петербург – в недостойном поведении дяди Кости в семейной жизни.

Они с дядей Низи обзавелись побочными семьями, побочными жёнами из балета и с этими балетчицами жили открыто, словно законные супруги. Покойник ездил со своей танцовщицей Кузнецовой и по России, и за границу, к чему, ещё в бытность наследником, Александр Александрович относился совершенно отрицательно. И хотя дядя Костя был гораздо старше его, он страшился своего царственного племянника и даже не мог в последние десять лет приезжать в Петербург, а жил или за кордоном, или в Ялте.

У себя в Орианде дядя Костя начал вовсю чудить.

Его дворец сильно пострадал от пожара, и вот великий князь устроил в развалинах шатёр-столовую, куда было проведено электричество. Следуя своим либеральным воззрениям, он приказал пускать туда всех и каждого и во всякое время. Одна провинциалка специально приехала в Орианду посмотреть на знаменитого человека. Бродя по зале, она встретила незнакомого господина и спросила его, где бы ей увидеть его высочество.

– Трудно сказать, – отвечал тот. – Ведь он повсюду шляется…

Затем, при дальнейших расспросах, барыня узнала, что незнакомец, с которым она говорила, и есть великий князь.

– И этот человек собирался облагодетельствовать Россию конституцией! – в сердцах подумал вслух Александр III.

У дяди Кости кроме столовой на пепелище было ещё два домика. В одном он жил с Кузнецовой и с детьми, а в другом принимал гостей, которые, правду сказать, редко навещали великого князя. Так что он был доволен и тем, что появилась провинциальная барыня.

В другой раз, прогуливаясь в сопровождении офицера Рамзая, дядя Костя встретил урядника, который отдал ему честь. Каково же было удивление Рамзая, когда великий князь остановился и подал полицейскому чину руку.

– Ваше высочество! Зачем это?

– Чему удивляетесь, – ответствовал Константин Николаевич. – Сегодня он урядник, а завтра, глядишь, станет губернатором!..

Говорят, что о покойниках «аут бене, аут нигиль» – «или хорошо, или ничего». Но что за чин – покойник! И теперь государь вспоминал всё, что было связано с дядей Костей и другими великими князьями, морщась от неудовольствия и браня досужие языки, которые нанесли столько сору и сплетен вокруг царствующего дома. Узнав, что дяде Косте совсем плохо, император наконец разрешил ему приехать в Петербург и поселиться в Павловске, в настоящей семье. Государь навестил его и отнёсся к нему весьма почтительно и чрезвычайно благосклонно – как к своему дяде. За несколько дней до смерти великий князь, кажется, всё понял. И когда к его постели подошёл племянник, дядя Костя, уже не будучи в состоянии говорить, взял его руку и поцеловал её, как бы прося у императора прощения.

Да, его последние земные дни были для всех сущим наказанием. Доктор Мурин, сопровождавший дядю Костю в коляске на прогулках по Павловску, рассказывал, что, если кто-нибудь ошибётся в названии улицы, дядя Костя начинает нечленораздельнс мычать и страшно сердиться. Характер его, крайне нетерпеливый, доставлял сплошные мучения близким. Он смотрел на какой-нибудь предмет и показывал, чтобы ему его подали. Бросаются принести – он сердится: не то. Поднимает палец на другой предмет. Подают – опять не то. И это могло продолжаться по нескольку часов и несколько раз в день!..

При вскрытии тела доктора нашли, что весь мозг Дяди Кости превратился в кашу…

А его отпрыски?

Достаточно вспомнить Николая, который, молодым офицером, украл драгоценные бриллианты у своей матери Ольги Иосифовны! Тогда император сослал его в Оренбургскую губернию и лишил всех чинов, но затем позволил перевестись в Туркестан. Покойный генерал Кауфман, рассказывая о Хивинском походе 1873 года, жаловался Александру Александровичу, ещё цесаревичу, на сына дяди Кости. Всё в походе было на вес золота, и Николай Константинович продавал втридорога офицерам вино и консервы. Затем он почти силой отнял, заставив себе подарить, у хивинского хана его любимую лошадь. Хан приехал к Кауфману и со слезами на глазах говорил, что вынужден был отдать племяннику русского царя скакуна, без которого жить не может. Кауфман обещал хану вернуть коня и призвал Николая Константиновича, который принялся уверять, что это был подарок.

– Неправда! – перебил его генерал. – Приказываю возвратить лошадь…

Тогда великий князь отправил скакуна Кауфману вместе со своей шпагой. Кауфман отослал её назад со словами:

– Я не поцеремонюсь отнять у него шпагу, когда найду это нужным.

И это было сказано о старшем сыне дяди Кости, кузене Александра Александровича!..

Император вновь наполнил серебряный стаканчик и выпил.

А дядя Низи? Какая ужасная судьба, какая неприглядная кончина!

Расстался со своей законной женой Александрой Петровной, сестрой принца Ольденбургского, и прижил четверых детей от танцовщицы Числовой. Правду сказать, виноваты обе стороны. Александра Петровна унаследовала фамильную ненормальность, будто бы шедшую от прадеда царя – императора Павла I. Сперва она влияла на дядю Низи, но, утратив женственность, занялась устройством Петровской общины с игуменьей Митрофанией, а затем вдруг переключилась на хозяйство – коров и кур.

Александр Александрович с неудовольствием вспомнил её. Всегда грязная, в толстых шерстяных чулках, тётя Саша, конечно, была непривлекательна, что, однако, не извиняет дядю Низи. Расставшись с мужем, она совершила длительное путешествие морем – из Петербурга в Одессу, а приехав в Киев, поселилась в огромном дворце, который был построен на самом берегу Днепра по приказу папá. К этому времени Александра Петровна размотала всё своё значительное состояние.

Когда-то дядя Низи разделил бриллианты бабушки государя – императрицы Александры Фёдоровны, подаренные его жене с тем, чтобы они переходили из рода в род и делились между двумя сыновьями. Каждому из них в итоге досталось по девяносто тысяч рублей. У Александры Петровны ещё хранились бриллианты на девятьсот тысяч рублей, но в Киев она приехала без гроша в кармане. Императору пришлось выдавать ей из собственной шкатулки по семнадцать тысяч в месяц. Однако и этого не хватало, так как у тёти Саши появились совершенно непредвиденные расходы.

Вместе с Александрой Петровной в Киев заявился некий священник Лебедев, который имел подавляющее влияние на великую княгиню. Она его, несомненно, более чем любила, но это была какая-то психопатическая любовь. Когда рассказы об этом священнике, запустившем руку в карман великой княгини, дошли до Александра III, тот, понятно, был очень недоволен. Последовало распоряжение, чтобы Александра Петровна освободила дворец. Предлогом послужило намерение императора посетить Киев. Высочайший визит нисколько не мог бы сам по себе вынудить великую княгиню выехать из громадного дворца. Но царь был раздражён тем, что во дворце живёт священник Лебедев и, по слухам, не держит себя так, как должен держаться обыкновенный батюшка.

Александра Петровна вынуждена была найти дом в Киеве, устроила в нём домашнюю церковь, и Лебедев продолжал при ней играть свою прежнюю роль. Говорили, что он обкрадывает её, доводя чуть ли не до нищеты. Несмотря на большие деньги, получаемые от государя, двора великая княгиня не держала, за столом ей служил грязный швейцар, который и дверь отворял гостям. Обстановка, передают, была самая мизерная, а на столе стоял графин с пробкой из бутылки. Сама великая княгиня пребывала в долгу как в шелку и по нескольку месяцев никому не платила жалованья. В Киеве её поставщики отказывались поставлять ей товар. Деньги шли попу, и государю пришлось назначить над великой княгиней административную опеку, а Лебедева привлечь к ответственности.