Сестра Бреннан налила стакан воды и помогла ему напиться.

— Теперь все в порядке, — сказал он. — Честно. Это был просто сон.

Дыхание становилось более размеренным. Ему даже удалось изобразить некое подобие улыбки.

— Вам действительно больше ничего не надо? — осведомилась она.

— Может быть, есть что-нибудь покрепче, чем вода? — спросил Миллер с надеждой.

Сестра невольно улыбнулась, хоть больной и не мог видеть ее лица, поправила ему постель, потом взяла с тумбочки салфетку и стерла пот с его лица.

— Я вернусь в шесть часов и принесу вам ужин, — сказала она. — Попытайтесь отдохнуть до этого времени.

Миллер кивнул, слыша, как она прошла через всю палату и вышла, закрыв за собой дверь.

В шесть часов.

Он осторожно потянулся, ощупывая рукой все, что стояло на тумбочке у кровати, пока не наткнулся на часы. По положению стрелок понял, что было почти три часа дня. Миллер поставил часы на место и снова лег на спину, прислушиваясь к непрестанному тиканью. Повернулся на бок, на другой, потом снова на спину, но понял, что удобного положения ему не найти. Наконец, чертыхаясь, сел и дотронулся до марлевых повязок, прикрывавших глаза. Глубоко втянув в себя воздух, слез с кровати, держась рукой за тумбочку. Босые ноги коснулись холодного пола. Миллер выпрямился и шагнул — за ним шлейфом тянулась простыня. Дыхание его было равномерным, но учащенным, когда он обхватил металлическую спинку кровати. Еще шаг — и он окажется без опоры.

Миллер знал, что раковина должна быть у него слева, он медленно повернулся в этом направлении и прошлепал к ней, расставив руки в стороны, словно пародируя франкенштейновского монстра, делающего свои первые неуверенные шаги. Неожиданно он вскрикнул, отдернув руку от горячего радиатора. Постоял некоторое время, стараясь как-то сориентироваться, и опять принялся искать раковину. Каждый шаг давался ему с нечеловеческим усилием, как будто к ногам привязали куски свинца; с грехом пополам добрался до цели, обхватил руками гладкий фаянс.

По лицу Миллера скользнула слабая улыбка, и, вздохнув, он взялся развязывать бинты, которыми была обметана его голова.

На мгновение он потерял равновесие, покачнулся, но, прислонившись к раковине, продолжил свое дело, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

Размотав первый слой бинтов, бросил их в раковину.

Потом еще один, еще, пока не дошел, наконец, до марлевых тампонов.

Руки не слушались, когда, зажмурившись, он снимал накладку с правого глаза.

Потом с левого. Попытался медленно открыть глаза.

Казалось, веки намертво склеились, однако он не терял надежды и, вцепившись в край раковины, превозмогая страх, делал все новые и новые попытки их разлепить.

Первым открылся правый глаз, и Миллер отметил про себя, что не очень вспотел.

Приоткрылся и левый глаз, веки медленно расходились в стороны, обнажая блестящие глазные яблоки. Миллер взглянул в зеркало над раковиной.

И отчетливо увидел собственное отражение.

Миллер оторопел.

— О Боже! — прошептал он, не веря случившемуся. Не смея верить.

Он видит!

Как незнакомца, рассматривал себя в зеркале. Миллер, мало-помалу осознавая реальность случившегося, повернул голову и тут же зажмурился: в окно светило солнце, но и это показалось ему сейчас чем-то необыкновенным. Больше не хотелось прикрывать глаза от света. Он видел, и лишь это имело для него значение. Видел кровать, дверь палаты, четыре стены, окрашенные в белый цвет. Миллер подошел к окну и выглянул на улицу.

Под ним — с высоты семи или восьми этажей — автомобильная стоянка, по улице движутся машины и люди. И ни одного размытого пятна — все рельефно и четко.

Закрыв оба глаза, он постоял так, пока не стал опасаться, что это может стоить ему зрения, но, открыв их вновь, увидел все так же отчетливо, как и прежде.

Миллер повернулся и направился к кровати, над которой была вмонтирована кнопка экстренного вызова.

Протянув руку, нажал кнопку и весело рассмеялся.

Он стоял у постели и смотрел на дверь.

Еще до того, как она открылась, он уже хохотал, как идиот.

Глава 11

— Так больно?

Доктор Кук направил луч света в левый глаз Миллера.

— Ничего такого, к чему бы я не смог привыкнуть, — сказал Миллер, садясь в кровати.

Кук осмотрел правый глаз, наблюдая за сужением и расширением зрачка, когда в глаз устремлялся поток света. Наконец он выключил фонарик и сунул его в верхний карман.

— Советую вам несколько дней беречь глаза от яркого света, — сказал хирург. — Можно просто поносить темные очки. Нам бы не хотелось переделывать работу.

— Как скоро вы сможете сказать, что мое зрение восстановлено окончательно? — поинтересовался Миллер.

— Трудно сказать. Остается только надеяться, что не возникнет осложнений, особенно я опасаюсь за левый глаз. В любой момент может начаться отторжение. Это касается любого пересаженного органа.

Миллер понимающе кивнул.

— Когда я смогу выйти отсюда? — спросил специалист по киноэффектам.

— Выйти из больницы? — переспросил Кук, несколько удивленный. — Я бы не торопился вас выписывать, пока мы не убедимся окончательно, что новый глаз прижился и вам ничего не грозит. Это займет пару недель, может, и больше.

— Извините, доктор, — вспылил Миллер, — но можете не рассчитывать, что я задержусь здесь еще на две недели!

— Хотите вы того или нет — у вас нет выбора, — сердито настаивал хирург.

— Нет, это у вас нет выбора. Если я решу уйти отсюда, вам придется с этим смириться.

— Это довольно глупо. Без квалифицированного наблюдения ваше состояние может снова ухудшиться. Я снимаю с себя ответственность, если вы будете настаивать.

— А я и не прошу вас отвечать за меня. Я выписываюсь из больницы по собственной воле.

Кук недоверчиво покачал головой.

— Если начнется осложнение, вы можете навсегда лишиться зрения, и мы уже ничем вам не поможем.

— Ну что ж, я готов рискнуть, — сказал Миллер. — Я вижу — это главное. Вы сотворили чудо, и я благодарен вам за это, но не торчать же мне в этой проклятой больнице еще две недели, пока вы будете наблюдать за моим состоянием. Я просто сойду с ума. Все, что касается последствий, пусть будет на моей совести.

— Как знаете, это — ваше решение, — вздохнул хирург. — Но мне бы не хотелось вас отпускать.

Миллер улыбнулся.

— Вы сделали достаточно много — вернули мне зрение. Вы и этот несчастный, глаза которого послужили медицине и после его смерти, — сказал Миллер и, помолчав, вдруг спросил: — Кстати, кто он?

Кук нервно сглотнул.

— Я не имею права разглашать подобные сведения, — быстро сказал он, снова покачал головой и поднял руки, давая понять, что признает свое поражение. — Ничего не поделаешь, если вы решили уходить, это ваше право. Моя миссия закончится, как только вы переступите порог больницы.

Миллер утвердительно кивнул.

Миллер взглянул на часы.

Без двадцати пяти четыре.

Он выпрыгнул из кровати и подошел к небольшому гардеробу, стоявшему у стены. Там висела его одежда. Порывшись в кармане куртки, он нашел то, что искал.

Фляжка была почти пуста. Тем не менее он торопливо отвинтил крышку и залпом осушил остатки. Виски было теплым, но это его не остановило. Миллер вытер губы тыльной стороной ладони и снова вложил фляжку в карман, закрыл гардероб и опять побрел к окну.

Он посмотрел вниз на стоянку машин, затем вверх — на свинцовое небо, понаблюдал за самолетом, ныряющим в облаках.

Внезапно ему показалось, что самолет поглотила плотная серая пелена, но вскоре понял, что это подернулось дымкой стекло.

Он сильно моргнул.

Перед глазами нависла завеса.

Миллер на мгновение закрыл глаза, крепко уцепившись за подоконник.

Снова открыл их.

Он видел все, как в тумане, как через запотевшее стекло машины.

— Ну же, ну, — прошептал он, еще крепче прижав веки.