Какая мучительная ночь! А на рассвете Лео уйдет, даже не взглянув на него и не поблагодарив. Лишь позволит ему, точно слуге, помочь надеть пальто. Этот счастливчик Лео уступит ему свое место в постели. Но в какой? Пропитанной потом, смятой! Он, Микеле, ляжет рядом с полуобнаженной Лизой, которая будет спать тяжелым свинцовым сном после испытанных наслаждений. И таких ночей будет не одна и не две. Лео будет приходить к Лизе всякий раз, когда Микеле понадобятся деньги».
«Но это хоть какой-то выход из положения», — подумал он. Однако он испытывал такую подавленность и разбитость, точно все его видения уже сбылись. Ну, а если Лео не захочет и слышать о Лизе?! Или, наоборот, — Лиза о Лео?! Тогда… тогда… остается Карла… Только она сможет его спасти… Совершенно верно… Карла — тоже неплохой шанс. Коль скоро решаешься на подобные низости, то лучше идти до конца… Значит, остается Карла. Выдать ее замуж?… За Лео?… Это был бы брак по расчету… Ради денег. Но ведь таких браков — хоть пруд пруди, и чаще всего они оказываются удачными. Любовь придет потом. А если и не придет, тоже не велика беда… Карла сможет утешиться с другим… В мире — не один только Лео… Все верно… Но… но если Лео согласится дать деньги только при условии, что Карла станет его любовницей?
«Он и на это способен, — подумал Микеле. — Вполне способен». На миг он остановился. У него закружилась голова. Он вдруг ощутил предельную усталость и черное отчаяние, сердце забилось часто-часто. Но он заставил себя идти дальше, целиком в плену мучительных раздумий… «Вперед, вперед, — подумал он, смутно удивляясь своей способности открывать в себе все новые гнусности. Когда же наступит конец? Я должен дойти до конца! — Он тоскливо улыбнулся. — Итак, если Лео не захочет жениться… Такая возможность тоже не исключена… Тогда обе договаривающиеся стороны могут прийти к иному соглашению. Лео дает деньги, но, принимая во внимание молодость, невинность и красоту Карлы, он уплатит вдвое-втрое больше, чем за Лизу, зрелую и развращенную… У каждого товара — своя цена… И вот он, Микеле, за деньги, конечно, — когда катишься вниз по склону, и до этого можно докатиться, — возьмется уговорить Карлу. Нелегкая задача. Для Карлы, наверно, это дело принципа, и не исключено, что она влюблена в кого-нибудь. Задача нелегкая. Тут возможны два тактических маневра: либо сразу выложить ей все начистоту — и честь семьи, и неизбежное разорение, а если понадобится, найти и другие доводы, и одним мощным и стремительным ударом выиграть сражение. Либо подготовить Карлу постепенно, исподволь, изо дня в день, сбивая ее с толку и запугивая. Постоянными, настойчивыми намеками дать ей понять, что от нее требуется… Какая из двух тактик лучше?… Конечно — вторая… О некоторых вещах куда легче намекнуть, чем сказать прямо… А потом искусно подготовленная намеками и недомолвками Карла — слабая, одинокая, расстерянная — не устоит перед искушением и рано или поздно сдастся.
«Такое случается со многими девушками, — думал он. — Почему же не может случиться и с ней?» Отмеривая шаг за шагом и глядя в землю, он с удивительной ясностью представил себе, как произойдет совращение его сестры… Серое, как сегодня, утро, прохладное, туманное, без луча солнца, без жизни. Так же, как сегодня, Лео придет и пригласит его и Карлу покататься на машине. Они сразу согласятся… А потом отправятся выпить по чашке чая. Не так ли? К Лео? Да, да, домой к Лео. Карла охотно примет приглашение, ведь она пойдет вместе с братом. Все трое выйдут из машины у дверей дома Лео и вместе медленно поднимутся по лестнице, — первой — Карла, за ней — Лео и он… На пороге, в тот самый момент, когда Карла в холле, стоя у зеркала, снимет шляпку, он и Лео обменяются многозначительным рукопожатием… Вместе с Лео он обойдет все комнаты, не в силах сдержать восхищения. Потом они трое будут сидеть в маленькой гостиной Лео, залитой мягким полуденным светом, думая каждый о своем. Карла, ничего не подозревая, в последний раз нальет им чай, и из ее рук оба они получат по чашке чая с молоком, сахар, бисквитное печенье. Безмятежная девичья улыбка, чистый, ласковый взгляд… Все трое сядут у окна, потому что небо нахмурится и темень мало-помалу завладеет гостиной. Все трое будут пить, есть… вести дружескую беседу в полуденной тишине. Он и Лео будут посматривать друг на друга, словно два заговорщика, а Карла шутить и громко смеяться… А потом, в момент, когда после вкусной еды людьми овладевает сытое оцепенение, он взглянет на Лео. И тот ответит ему быстрым взглядом!.. Лео глазами покажет ему на мягко склоненную голову Карлы и на дверь… Он сразу поймет и медленно встанет… «Схожу за сигаретами», — скажет он и, как ни странно, твердым шагом, вскинув голову, выйдет, оставив сестру и Лео вдвоем — два черных, неподвижных силуэта у окна, затянутого серыми облаками.
Он выйдет в холл, наденет пальто и выскользнет на лестницу, осторожно затворив за собою дверь…
Долгие послеобеденные часы он проведет, прохаживаясь в одиночестве по улице либо в каком-нибудь маленьком кафе или кино. А вечером вернется на виллу и вновь увидит там Карлу, а может, и Лео, за семейным столом. Он будет пристально всматриваться в их лица, пытаясь понять, что же произошло в четырех стенах после его ухода, но так и не сможет уловить ни малейшего взгляда или знака… Погоня за Карлой по темным комнатам, грохот падающих стульев и распахнутых дверей? А может, минутная борьба у подернутого серой пеленой окна в малой гостиной? Но скорее всего Карла проявит покорность судьбе. Ведь грехопадение, которое она сама давно предчувствовала, покажется ей неизбежным.
Он не узнает об этом никогда. И, несмотря на этот трагический в жизни Карлы полдень и на то, что эти постыдные, гнусные свидания будут повторяться, жизнь семьи в силу привычки и стремления соблюсти приличия внешне ни в чем не изменится… Еще одной недомолвкой, еще одной ложью больше. Вот и вся разница! Но, быть может, однажды тайные мерзости, подобно червям, выползающим из гниющего трупа, вдруг вылезут наружу в момент ссоры двух эгоистов, и здание лжи рухнет. Они внезапно предстанут друг перед другом голыми, и это будет конец, подлинный конец всему.
Микеле показалось, что он задыхается. Он остановился и, глядя прямо перед собой невидящими глазами, уставился на витрину магазина. Теперь он добрался до самого края бездны: больше уже нечего продавать — ни невинность Карлы, ни его любовь к Лизе, ни отчаянную решимость совершить гнусность, ему нечего больше вручить Лео в обмен на деньги. После всех этих фантастических картин, таких же мрачных, как и пропасть, в которую катилась его жизнь, у него пересохло во рту. Он испытывал глубочайшее опустошение, ему хотелось кричать, плакать. Он чувствовал себя смертельно усталым, растерянным, точно в самом деле несколько минут назад оставил Карлу в доме Лео и сейчас там, за закрытыми дверьми, свершается надругательство над его сестрой; она сопротивляется, пытается оттолкнуть Лео, обращается в бегство, Лео настигает ее и обнимает. И в непроглядно-черном небе его мрачных фантазий молнией сверкнуло видение: в мгновенной смене цветов и форм — бессильно повисшие руки, обнаженная грудь, стыдливо прикрытые глаза, нагое, тело Карлы и склонившееся над ним тело Лео. Он испытывал такое отвращение и одновременно жалость к себе, такую тяжесть от всей этой грязи, что ему невольно захотелось умыться чистой водой, будто в сумеречные, тайные уголки его души могли ворваться потоки свежей воды — журчащие в траве ручьи, белые, бурливые каскады, низвергающиеся со скал, холодные пенистые горные реки, несущиеся по мелким камням, сбегающие весной с тающих снежных гор потоки, которые потаенными, извилистыми путями спускаются в долины. Все самые прозрачные источники земли, казалось, не могли утолить жажду его исстрадавшегося, иссохшего сердца.
Он пошел дальше. Теперь он понял, что слова: «К счастью, это лишь бредовые помыслы», — не очистят его. По душевному смятению, по горечи во рту он понимал, что пережил эти фантасмагории наяву. Больше он не сможет смотреть на Карлу глазами брата, забыть, что он вообразил ее такой, какими обычно представляют себе пропащих женщин. Поздно возвращаться к успокоительным картинам, подлость в мыслях ничем не лучше подлости содеянной.