Жан Декар какое-то время молчал, затем рот его широко раскрылся, словно в беззвучном крике, лицо исказили безграничный страх и такая пронзительная боль, что Лазаль отступил на шаг. Затем, хрипло застонав, Декар потерял сознание.

Исследователям понадобилось десять минут, чтобы привести его в чувство, но и придя в сознание, он, казалось, все еще пребывал в трансе. Только через полчаса он смог разговаривать и попытался встать, но упал, уронив стол. Лицо его было мертвенно-бледным, под глазами выступили темные пятна.

Жубер схватил его за руку:

— Жан, вы помните, что говорили мне сейчас?

Декар покачал головой.

— Мне плохо, — все, что он смог сказать.

Лазаль принес ему стакан воды.

Вдруг раздался громкий стук в дверь, и в комнату вошел полный мужчина в форме жандарма.

— Кто из вас Жан Декар? — спросил он.

— Я, — сказал Декар.

— А вы кто? — обратился жандарм к исследователям.

— Мы работаем здесь, в метафизическом центре, — ответил Лазаль.

— Пожалуйста, оставьте нас, — сказал жандарм.

— Не стоит, — возразил Декар. — Все в порядке. Чем я провинился?

— Ничем, мсье, — извиняющимся тоном проговорил жандарм. — Я пришел, чтобы сообщить вам плохую новость.

Лазаль и Жубер переглянулись, потом посмотрели на жандарма. Всех охватило чувство тревожного ожидания. Жандарм негромко произнес:

— Сегодня примерно без одиннадцати четыре ваша дочь погибла: школьный автобус столкнулся с грузовиком. Кроме нее, погибли еще три человека.

— Где это произошло? — спросил Декар, глаза которого наполнились слезами.

Жандарм откашлялся:

— На улице Де-Болонь.

Глава 6

Мишель Лазаль зачерпнул рукой холодную воду и сделал глоток. Почувствовав, что таблетка транквилизатора застряла в горле, он выпил еще немного воды и вытер руки полотенцем. Он глубоко вздохнул и положил флакон с таблетками в карман брюк. Возможно, принимать таблетки ему уже необязательно, но за восемнадцать месяцев после смерти жены они стали значить для него больше, чем психологическая поддержка. Лазаль зависел от них и осмеливался смотреть на жизнь только сквозь призму облегчения, которое приносили ему эти таблетки. Он не был похож на человека, перенесшего нервное расстройство, но и его тридцатипятилетняя жена не давала ни малейшего повода предположить, что она может умереть от сердечного приступа. После ее смерти Лазаль ушел в себя, и выманить его из скорлупы не могли ни друзья, ни работа. Он жил как отшельник.

Детей у них с женой не было. Она была бесплодна — результат непроходимости фаллопиевых труб. Родители Лазаля умерли пять лет назад, и ему не к кому было обратиться за поддержкой. Его недуг развивался исподволь, постепенно, как щупальцами охватывая душу, пока не помрачился его рассудок.

Он повернулся и посмотрел на Жубера, который сидел с закрытыми глазами, изящно держа сигарету двумя пальцами. Пепел, казалось, вот-вот упадет с нее, и Лазаль наблюдал, как дым медленно поднимался вверх. Наконец Жубер шевельнул рукой, невольно стряхнув пепел, и Лазаль поспешно втоптал его в ковер.

Лазаль работал Б метафизическом центре уже двенадцать лет. Центр находился на окраине Парижа — большое современное здание в форме гигантской буквы "Е". Казалось, что оно высечено из одной каменной глыбы — такими плавными и гармоничными были его очертания. Лазаль жил примерно в миле от центра, рядом с церковным двором, где похоронили его жену.

Он стоял, рассеянно оглядывая комнату и стараясь не думать о жене, но всегда, когда он узнавал о чьей-либо смерти, как сейчас о смерти дочери Жана Декара, воспоминания завладевали им с новой силой.

Его коллега Жубер был свободен от всяких уз. Он развелся с женой и считал работу куда более привлекательной, чем семейная жизнь. Проведя шесть лет в лаборатории парапсихологии в Утрехте, где ему присвоили степень доктора психологии, он мог считаться более сведущим в области паранормального, чем Лазаль, хотя и был двумя годами моложе.

До прихода в парижский центр он еще какое-то время работал в университете Фрибурга в Западной Германии

Психологически Жубер отличался от своего коллеги столь же резко, сколь и физически. С холодной отчужденностью он видел во всем и во всех лишь потенциальный источник информации или объект изучения. К испытуемым, с которыми работал, он проявлял не больше чувств, чем к подопытным кроликам. Наука для Жубера была средоточием жизни, а знания — высшей целью. Он не мог успокоиться, не решив проблемы, а именно в этот момент они с Лазалем стояли перед нерешенной проблемой.

— Предвидение.

Лазаль взглянул на коллегу.

— Я говорю о Декаре, — продолжал тот. — Вначале у него проявились телепатические способности, а затем он увидел эту катастрофу. Это предвидение.

— Ты думаешь, он смог увидеть катастрофу, потому что в автобусе была его дочь? — спросил Лазаль.

— Декар не знал, что среди жертв будет его дочь, но предвидел катастрофу и гибель четырех человек. Мы провели опыты с тремя другими испытуемыми точно так же, как с Декаром, и во всех случаях результаты совпали. Каждый из них в состоянии гипнотического сна продемонстрировал разную степень телепатической способности, но тех испытуемых мы выводили из состояния транса раньше и быстрее. Продлись транс подольше, возможно, они тоже смогли бы предсказать грядущие события.

Жубер встал, подошел к столу, на котором стоял кофейник, и налил себе чашку кофе. Отпив небольшой глоток, он слегка поморщился — кофе обжег ему язык.

— Насколько мы сможем предсказывать любые события, — продолжал он, — будет зависеть лишь от восприимчивости испытуемого. — На лице его мелькнула улыбка. — Они помогут не только предотвращать бедствия: способность предугадывать события может оказаться весьма прибыльной. Интересно, сможет испытуемый предсказать результат, когда колесо рулетки еще вращается? — Жубер снова отпил кофе, уже не обращая внимания на его температуру.

— Но Декар сумел предсказать будущее, только находясь в гипнотическом трансе, — заметил Лазаль.

— Это говорит о том, что в мозгу есть область, которая продолжает функционировать, даже когда человек без сознания, — область, ранее неисследованная и способная к предвидению.

Наступившее молчание нарушил Лазаль.

— Я позвоню в институт в Англию, — сказал он. — Они должны знать об этом.

— Не надо, — возразил Жубер, — я сам им позвоню.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь, оставив Лазаля в некотором недоумении. Войдя в свой кабинет, Жубер сел за стол и придвинул к себе телефон. Подняв трубку, он долго размышлял, прежде чем набрать номер.

«Ранее не изучавшаяся область мозга, — подумал он и нахмурился. — Это открытие несомненно принесет славу».

Таким открытием ему не хотелось делиться.

Еще некоторое время он возбужденно постукивал по столу рукой, затем набрал номер.

Келли Хант подняла трубку.

— Келли Хант слушает, — сказала она.

— Мисс Хант, я звоню из метафизического центра, — послышался в трубке незнакомый голос.

— Лазаль? — спросила она.

— Нет. Меня зовут Жубер. Ален Жубер. Мы с вами еще не разговаривали.

Келли не понравился его отчужденный тон, но было приятно, что он, как и Лазаль, говорит на превосходном английском. Ее французский был не более, чем сносный.

— Вы получили копию магнитофонной записи, которую я вам выслала? — спросила она.

— Получили, — ответил он.

— Опыты с испытуемыми дали какие-то результаты?

Жубер молчал, в трубке слышалось только шипение.

— Нет, — наконец ответил Жубер вяло. — Я потому и звоню вам, что считаю бессмысленным дальнейший обмен информацией между нашими институтами.

Келли нахмурилась.

— Но мы с самого начала договорились, что будем проводить исследования совместно, — возразила она. — Вы должны были использовать гипноз, мы — лекарства.

Последовала длительная пауза.

— Испытуемый, с которым мы сегодня работали, оказался невосприимчивым, — солгал француз.