Никто не брал трубку.

— Чем они там занимаются, черт возьми? — пробормотал он и еще раз набрал номер.

Он подождал минуту и уже хотел положить трубку, когда ему ответили.

— Алло, это «Одеон»? — обрадовался он.

Голос был крайне растерянным:

— Да, что вам нужно?

Блейк уловил в голосе тревогу. Боится, что ли?

— Джим О'Нейл на сцене? Если...

Голос перебил его.

— Вы из газеты? — спросил он.

— Нет, — удивленно ответил Блейк. — А что случилось?

— Я думал, вы слышали. Полицейские не пускают сюда газетчиков.

— Что там у вас произошло? — спросил писатель. — Я друг О'Нейла.

— Несчастный случай, пожар. Один Бог знает, сколько людей погибло, — сказал его собеседник прерывающимся голосом. — О'Нейл убил музыканта из своего ансамбля. Это случилось на сцене. Я...

— Где сейчас О'Нейл?

Келли встала и подошла к столу. Блейк что-то написал карандашом на листе бумаги. Он продолжал говорить, а она прочитала: «О'НЕЙЛ СОВЕРШИЛ УБИЙСТВО. НА СЦЕНЕ БЫЛ ПОЖАР. ПОГИБЛИ ЗРИТЕЛИ».

— О Боже! — прошептала Келли.

— Где сейчас О'Нейл? — настаивал писатель.

— Его увезли полицейские, — ответили ему. — Я никогда не видел ничего подобного. Он выглядел так, словно не понимал, что происходит, он...

В трубке раздались гудки.

Блейк пощелкал по клавише, потом положил трубку.

Долгое время они молчали; тишина повисла в комнате, словно зловещее облако.

— Тони Ландерс, Джеральд Брэддок, Роджер Карр и теперь О'Нейл, — наконец проговорила Келли. — Кто будет следующим?

Ее вопрос остался без ответа.

Глава 51

Нью-Йорк

Джонатан Матиас поднял над головой обе руки и несколько мгновений стоял так, глядя на море лиц перед собой. Люди всех возрастов и всех национальностей, и все они хотят одного. Они хотят его видеть.

Этот зал в Бронксе был самым большим из тех, где он выступал. Окинув зрителей оценивающим взглядом, он подумал, что в перестроенное складское помещение набилось не менее двух тысяч человек. Они стояли молча и ждали, когда он сделает им знак.

— Выходите, — сказал Матиас, и его громкий голос гулко прокатился по залу.

Помощники медиума в темных костюмах расчистили проход в середине толпы, и по нему двинулась процессия калек. Впереди двигались инвалидные коляски с людьми, которые с надеждой смотрели на сцену, где стоял Матиас. Двое мужчин положили на носилки молодую женщину. Она лежала неподвижно, устремив невидящие глаза в потолок, из уголка ее рта высовывался язык.

Десятки людей ковыляли к медиуму на костылях, многие с трудом передвигались на протезах, некоторым помогали друзья и родственники.

За людьми на костылях Матиас насчитал больше двадцати медленно бредущих фигур Многие держали в руках белые палки — это были слепцы, кое-кого вели люди из зала или стюарды в темных костюмах. Один из слепцов, мужчина лет сорока, споткнулся, его поддержали, и он продолжил свой путь к тому, кого не видел, но кто, был убежден, ему поможет.

Когда прошел последний больной, люди снова заняли свои места, освободив проход. Матиасу толпа напомнила амебу, закрывающую прорези в своем теле. Свет в зале потускнел; один мощный прожектор устремился на Матиаса, окружив его ярким пятном света.

Медиум все еще стоял с поднятыми руками. Он на мгновение закрыл глаза, склонил голову и стал похож на изваяние. Наступила полная тишина, прерываемая лишь редким кашлем и постаныванием.

Не поднимая глаз, Матиас незаметно кивнул.

Справа от сцены, по пандусу для инвалидных колясок, женщина толкала вверх коляску. Стюард пошел помочь ей, но Матиас жестом вернул его назад, наблюдая, как она старается вкатить тяжелую коляску на сцену. Наконец она справилась и, остановившись на мгновение перевести дух, направилась к медиуму, который устремил на нее и на юношу в коляске проницательный взгляд.

Юноше было немногим более двадцати; его румяное лицо и блестящие черные волосы плохо вязались с неподвижным телом. Большие блестящие глаза с мольбой смотрели на Матиаса. В груди его был металлический стержень, соединенный шпильками с разбитым позвоночником. Он был парализован, двигались только живые глаза.

— Как тебя зовут? — спросил Матиас.

— Джеймс Морроу, — ответил юноша.

— Вы его мать? — спросил медиум, быстро взглянув на женщину.

Она энергично закивала головой.

— Пожалуйста, помогите ему, — залепетала она. — Он уже год не может двигаться и...

Матиас вновь взглянул на нее, и взгляд его, казалось, пронзил ее насквозь. Она моментально умолкла и отступила на шаг, увидев, как медиум мягко положил руку на голову юноши и обхватил ее своими длинными пальцами. Медиум посмотрел вверх на мощный прожектор, в лучах которого стоял. Он дышал быстро и тяжело, и первая капля пота выступила на его лбу. Обхватив голову юноши двумя руками, он сжимал ее большими пальцами, то и дело опуская их на виски, а потом на щеки.

Джеймс Морроу закрыл глаза, его наполнило приятное чувство покоя. Он даже слегка улыбнулся, почувствовав, как большие пальцы медиума коснулись его век и задержались на них.

Матиас дрожал, его тело судорожно подергивалось. Он опустил голову, взглянул на Морроу и стиснул зубы. С губ его медленно стекла тонкая струйка слюны и капнула на одеяло, которым было укрыто тело юноши.

Медиум издал грудной звук, словно у него перехватило дыхание. Он чувствовал, что руки его начинает пощипывать, но не тепло, к которому он привык, а обжигающий холод, будто он погрузился в снег.

Джеймс Морроу попытался открыть глаза, но не смог, мешали пальцы Матиаса. Юноша почувствовал, как рука медиума сжала его затылок.

Мышцы рук и плеч Матиаса напряглись, и он сильнее надавил пальцами на закрытые глаза Морроу. Он понял, что юноша пытается откинуть голову назад, и, продолжая надавливать на его глаза, услышал слабый, как издалека, стон.

Медиум посмотрел на юношу и слегка улыбнулся; в ослепительном свете прожектора было видно, как исказилось его лицо.

Если бы Морроу и понимал, что происходит, он ничего не мог изменить. Он испытывал усиливающуюся боль, когда Матиас все сильнее, как тисками, сжимал его голову, словно хотел проломить череп. Он беспомощно сидел в коляске, не в силах вырвать голову из беспощадно сжимающихся мощных рук.

Боль стала невыносимой.

Ощутив небольшое сопротивление, Матиас удовлетворенно хмыкнул; между тем глаза Морроу под давлением пальцев медиума стали уходить в череп. Из угла левого глаза брызнула кровь и потекла по щеке. Матиас заметил, что глаз смещается в сторону, а его палец входит в глазницу. Ногтем он сковырнул веко правого глаза Морроу, царапнул по роговой оболочке и наконец проткнул глаз. Медиум чувствовал, что другой его палец рвет мышцы и связки, когда он начал трясти свою парализованную жертву.

Пальцами, погруженными в глаза Морроу, Матиас начал толкать юношу, и коляска сдвинулась с места.

Потрясенные зрители, не понимая, что происходит, безмолвствовали. Они увидели кровь и бегущую вперед мать Морроу, но продолжали смотреть, охваченные немым ужасом.

Только отчаянный вопль агонизирующего Морроу заставил их очнуться.

Кто-то закричал, и эхом ему ответил весь зал. Это был крик ужаса и отвращения.

Но громче всех кричала мать Джеймса Морроу, пытаясь оттащить медиума от своего сына, застывшего в инвалидной коляске. Кровь ручьем текла по лицу юноши, заливая его рубашку и одеяло.

Вдруг Матиас вытащил свои пальцы, быстро повернулся и ударил приблизившуюся женщину окровавленной рукой. Удар разбил ей нос, и она упала.

Тело Джеймса Морроу свалилось на бок, а потом ударилось о пол сцены. К Матиасу с разбитым окровавленным лицом, невнятно бормоча, подползла миссис Морроу.

Метнув взгляд в зал, Матиас понял, что люди бегут со сцены. Бегут от него. Он опустил глаза и увидел застывшую фигуру миссис Морроу, накрывшую собой мертвого сына. Он сделал шаг к ним и пошатнулся, дернув головой, — перед ним были заполненные кровью дыры, образовавшиеся на месте глаз Джеймса Морроу.