Глава 17

— Садитесь, Ферраро, — произносит Боргезе усталым голосом.

Его глаза смотрят ласково, но печаль в них выдает уверенность в неизбежности и близости поражения. Он откидывается на спинку своего кресла, улыбается, пытаясь изменить нерадостную атмосферу встречи.

— Доволен? — вдруг спрашивает он почти игриво. — Флот открывает другие горизонты, это ведь не пехота?

Молодой лейтенант призван в артиллерию в начале войны и обязан был своим переводом в Децима МАС ходатайству Боргезе и адмирала Де Куртена, когда они ставили на ноги команду «Гамма».

Ферраро напрягся, стараясь добавить хотя бы несколько сантиметров к своему небольшому росту, и, в своей обычной остроумной манере, отвечает:

— Именно в момент, когда говорят «не разводи волну», мой командир, я чувствую себя самим собой, в полном расцвете сил.

Шутка вызвала улыбку на лице Боргезе.

— А ваша жена, как она? Не слишком печалится?

— Нет, командир. В январе 1942 года, жена Луиджи Ферраро, высокая и красивая блондинка с ярко-синими глазами, была принята в школу боевых пловцов в Сан-Леопольдо, чтобы пройти соответствующую подготовку и сопровождать мужа в его нелегком деле. Она была первой женщиной — боевым пловцом в мире.

— Для выполнения операции в Триполи, которую я подготовил, я не мог взять в помощь никого из моих людей, и тогда я подумал о моей жене, объяснил Ферраро.

Но события в Ливии развивались стремительно, операция была отменена, и на этот раз Луиджи Ферраро предстояло одному отправиться на выполнение не менее опасного задания.

Александретт, это вам о чем-нибудь говорит? — спрашивает Боргезе.

Это порт в Турции, как мне кажется.

Точно. Это небольшой порт, через который проходят пароходы, груженные хромом. Надо полностью перекрыть этот источник стратегического сырья, важность которого во время войны не мне вам объяснять. Возьмите ваши документы в нашем консульстве и — вперед.

Луиджи Ферраро задает только один вопрос:

— Каково мое положение на месте?

Валерио Боргезе все предусмотрел. Для Ферраро были подготовлены документы, чтобы пересечь Центральную Европу, не возбудив подозрений и особенно оправдать его присутствие у итальянского вице-консула в Александретте (сегодня Искендерун), который, учитывая официальное положение, не должен быть скомпрометирован. Дипломат будет помогать, выполняя предписания Боргезе, но в своих границах.

Чтобы обеспечить его необходимыми документами — служебным паспортом, рекомендательным письмом к консулу, дипломатической неприкосновенностью для таможни, — Боргезе решительно отбрасывает нормальный путь.

«Я отказался от мысли обратиться в министерство иностранных дел, объяснял он, — потому что у меня были веские причины не делать этого: во-первых, военная тайна. Каждый раз она не сохранялась, как только секретные сведения покидали наш тесный круг. Затем мое всевозрастающее недоверие по отношению к римским учреждениям, где так и разливался дух пораженчества, который мало отвечал нашим планам.

Но на каждый яд есть противоядие. Один из моих офицеров имел, можно сказать, интимные связи с молодой женщиной, служившей в министерстве иностранных дел. Ему не составило труда, по моей просьбе — принимая во внимание высокую патриотическую цель — склонить ее к сотрудничеству с нами. Таким образом, я раздобыл паспорт и необходимые бумаги на бланках министра и даже его печать, которую я, после использования, сразу же вернул».

20 июня Луиджи Ферраро представляет свои рекомендательные письма итальянскому консулу в Александретте маркизу Игнацио ди Санфеличе.

Дипломат нахмурил брови.

— Но, — произнес он, — я вас не ждал. Из министерства иностранных дел меня не предупреждали о вашем приезде.

— У меня есть для вас другое письмо. От самого министра, — отвечает Ферраро и подает письмо, подготовленное Боргезе.

Дипломат читает послание. В письме говорилось, что вновь прибывший выполняет специальную миссию и господина консула просят оказывать всяческое содействие.

М-да, странно! Но бравый консул еще больше удивился, когда увидел в приемной четыре тяжеленных чемодана, защищенных дипломатическим иммунитетом и привезенных Ферраро.

— Что это? — спрашивает он.

— Мой гардероб! — отвечает Ферраро, едва сдерживая смех. Официальный советник консульства, секретный агент флотской разведки, капитан-лейтенант Джованни Роккарди так описывал атмосферу в момент прибытия Луиджи Ферраро:

«Прибытие Ферраро, если оно и сделало возможным техническое выполнение задачи, не облегчило дело, так как было нелегко без шума ввести нового человека в наше немногочисленное общество. Его появление пробудило естественный интерес среди любителей посплетничать, уже было заскучавших. Нам предстояло работать в атмосфере маленького приграничного городка, раздираемого интригами шести консульств: американского, английского, французского, греческого, немецкого и итальянского.

Население (12 тысяч жителей), в большинстве своем арабы, не было к нам настроено враждебно, даже скорее относилось бы дружелюбно, если бы не было запугано полицейскими мерами турков и не сбито с толку вражеской пропагандой, подпитываемой греками и евреями, которые были настроены к нам, что естественно, крайне враждебно и охотно и добровольно шпионили за нами.

Англичане, специалисты которых строили этот порт и дорогу Александретт — Адана, осуществляли основную часть перевозок по ленд-лизу и держали практически в руках всю администрацию города. Влияние американцев только начиналось.

Добавьте еще сюда введенный Турцией контроль на период войны, особенно жесткий в зоне Хатай, где сильны были антитурецкие настроения. Паспорта, пропуска, разрешения на рыбную ловлю и охоту, выданные иностранцам и т. п., часто и тщательно проверялись.

Мне удалось все же уладить эти дела, и наша работа стала продвигаться к намеченной цели под самым носом двух агентов Интеллидженс сервис, специально приставленных следить в городе за итальянцами вообще и — я в этом совершенно уверен — за нами в частности. Моя работа во многом была облегчена характером Ферраро, экспансивным и веселым, который не допускал и тени мысли о мрачных проектах динамитчиков».

Через 10 дней после прибытия Ферраро, 30 июня, любопытство, вызванное его появлением, улеглось. С помощью Роккарди молодой лейтенант обманывает бдительность британских агентов и переправляет свое снаряжение гидрокостюм с аквалангом и специальную мину, придуманную еще год назад Боргезе для подрыва судов в нейтральных портах, — в тайник на пляже.

«Что забавно, — вспоминал Ферраро, — чтобы иметь возможность спокойно работать, я пустил слух, что я не умею плавать. Эта простая хитрость прекрасно работала, и я мог ходить купаться по вечерам, никого не удивляя: я был в некотором роде тем простаком, который купается по ночам, потому что стесняется это делать днем, чтобы не показать свое неумение плавать».

Ночью 30 июня Ферраро надевает свой черный гидрокостюм, осторожно пересекает пустынный пляж, заходит в воду и бесшумно исчезает в направлении порта. Две с половиной мили вплавь. И вот он около греческого парохода «Орионт», сухогруза в 7000 тонн, груженного хромом, — его первой жертвы. Он, лучший пловец группы «Гамма», инструктор по плаванию у молодых новобранцев, легко выполняет работу, много раз отрепетированную на тренировках. Под свет бортовых огней, под носом вахтенных матросов, он осторожно проплывает вдоль борта корабля. Передвигаясь мягкими движениями рук и ног, он остается невидимым в темной воде. Достигнув носовой части судна, он исчезает под водой. Он без маски: ночью она бесполезна. Ферраро ощупью скользит под корпус, пока не наталкивается на киль судна, развязывает сумку, висящую на шее, тщательно закрепляет «чемоданчик» с миной, чтобы ничто не смогло его случайно сорвать, снимает предохранитель со взрывателя и поднимается на поверхность… Вся операция длится несколько минут. С теми же предосторожностями, незаметно, как и пришел, Ферраро удаляется. В 4 часа утра он возвращается в консульство.