Он обладал богатой фантазией, талантом импровизации, знал многие языки, обычаи и нравы разных народов – все это делало Шауля одним из лучших наших разведчиков, хотя у него оставался один непреодолимый недостаток: он никогда не приходил в назначенное место без опоздания.
В те дни, о которых я пишу, Шауль находился в Европе. Я вызвал его в Тель-Авив телеграммой. Несколько дней спустя он пришел ко мне в бюро, конечно, с опозданием, сел напротив меня и растерянно улыбнулся.
Я сразу приступил к делу:
– Хочу поручить вам выяснить кое-какие подробности об Эйхмане.
Шауль молчал, явно пытаясь понять, не шучу ли я в отместку за очередное опоздание.
– Разве Эйхман жив? – спросил он наконец.
Я рассказал ему о беседе Шнеера с генеральным прокурором Гессена. Он очень обрадовался. Обрадовался тому, что есть шанс найти Эйхмана и что он, Шауль, примет участие в этой операции.
Мне осталось только добавить:
– Бауэр известен как человек основательный, и он отнесся к информации об Эйхмане серьезно. Нам нужно проверить ее со всей скрупулезностью.
Шауль Даром отправился в Кельн и 6 ноября 1957 года встретился с доктором Шнеером, на следующий день оба поехали во Франкфурт к Бауэру. Шнеер представил Шауля прокурору, попросил рассказать молодому человеку все без утайки и оставил их наедине.
Шауль прежде всего поблагодарил Бауэра за доверие к израильским властям.
– В сущности, это я должен благодарить вас за оперативность, – ответил прокурор. – Похоже, что на этот раз мы действительно напали на след Эйхмана. Информация, которую я получил, выглядит солидно.
– Насколько она надежна? – спросил Шауль. – Можно ли доверять источнику?
– Информатор – полуеврей, выходец из Германии, проживающий в Аргентине. Пока что я не могу открыть его имя, да и не знаком с ним лично. Связь с нами, точнее переписку, он установил сам, прочитав в газете о процессе над военным преступником, где упоминали Эйхмана, якобы пропавшего бесследно. Я полагаю, что этот человек знает больше, чем сообщает, он дал нам нынешний адрес Эйхмана: Буэнос-Айрес, район Оливос, улица Чакобуко, 4261, но имя, под которым скрывается преступник, неизвестно.
– А вам известно хоть что-нибудь об этом человеке? О мотивах его поступка?
– Ничего, кроме того, что он сообщил нам сам. Возможно, он боится мести нацистов и полагает, что меньше рискует, если передает частичную информацию. Во всяком случае, то, что он сообщил, совпадает с фактами из досье Эйхмана, хранящегося в генеральной прокуратуре: имена его сыновей, жены, дата свадьбы и тому подобное.
– О бегстве Эйхмана в Южную Америку вы знали и раньше?
– Да, различные источники, на которые вряд ли можно было полагаться, передавали, что Эйхман прибыл в Аргентину не то в 1947, не то в 1948 году и поселился где-то на юге страны. Сведения, полученные сейчас, подтверждают это. Вполне возможно, что Эйхман постепенно осмелел и перебрался в столицу, заручившись аргентинским паспортом.
– А его жена?
– Известно только, что она покинула Германию вскоре после исчезновения мужа и, по слухам, вышла замуж за американца. Попытки отыскать Эйхмана через его родственников не привели ни к чему. Я считаю, что фрау Эйхман вышла замуж вторично за... самого Эйхмана, когда он прибыл в Германию под чужим именем и с аргентинским паспортом. Но, повторяю, все это догадки, не более.
– А если другой военный преступник женился на фрау Эйхман и живет с ней по адресу, который вы назвали? – спросил Шауль.
– Все может быть, – согласился Бауэр, – Но куда вероятнее, что сам Эйхман выдает себя за второго мужа фрау Веры. Попробуйте по своим каналам выяснить, кто все-таки живет по этому аргентинскому адресу. Если окажется, что Эйхман, то прокуратура Гессена пошлет в Буэнос-Айрес кого-нибудь, кто сможет его опознать. Если нам повезет и Эйхмана действительно обнаружат, то ФРГ возбудит ходатайство о его выдаче.
Правда, относительно последнего Бауэр был настроен весьма скептически. Вряд ли аргентинские власти захотят oтдать палача немецкому правосудию. По всей видимости, на аргентинское правительство придется оказать удвоенное давление со стороны Израиля и ФРГ, мобилизовав еще и общественное мнение, главным образом в США.
Я тоже не питал особых надежд на выдачу Эйхмана и поручил Шаулю выяснить, что думает об этом Бауэр. Он спросил прокурора напрямик:
– А что если правительство Аргентины не только не выдаст его, но и поможет скрыться?
– Меня очень беспокоит такой поворот событий, – признался Бауэр. – Не исключаю, что вам придется самим вывезти Эйхмана.
Шауль поразился мужеству прокурора. Этот законник, оказывается, был готов закрыть глаза на явное отклонение от общепринятых юридических норм ради торжества справедливости.
Бауэру не хотелось выслушивать комплименты в свой адрес, поэтому он деловито продолжал:
– Пока что нам следует выяснить, кто живет в доме №4261 по улице Чакобуко, а там видно будет.
Шауль сoгласился и добавил:
– Придется постараться, чтобы он не заметил слежку и не улизнул в последнюю минуту.
Шауль попросил снять для него копии документов, которые помогли бы установить личность подозреваемого. Среди бумаг, которые он получил через два часа, была автобиография, написанная Эйхманом в 1937 году для управления СС, несколько фотографий (снимки были не очень четкие, видимо, конца тридцатых годов, один только более четкий, чем остальные), выписки из метрических свидетельств трех сыновей, родившихся у Эйхмана в Германии, свидетельство о браке Адольфа и Веры, послужной список палача за всю эсэсовскую карьеру. К этому Бауэр добавил еще несколько существенных деталей: Эйхман славился слабостью к женскому полу и спиртным напиткам и отличался неприятно резким голосом.
Шауль выслал мне отчет о встрече и остался в Европе. О Бауэре он отозвался в высшей степени положительно: «Могу лишь подтвердить сказанное доктором Шнеером. Генеральный прокурор Гессена – человек достойный, с горячим сердцем, и цель его обращения к нам – помочь поймать Эйхмана. Он опасается, что равнодушие, халатность и нежелание политических осложнений могут погубить дело в ФРГ. Я понял, что Бауэр разочарован развитием событий в ФРГ и тяготится своим официальным постом». Шауль добавил, что доктор Бауэр намерен посетить Израиль ближайшей весной в качестве гостя доктора Шнеера. Письмо заканчивалось просьбой устроить Бауэру встречу с нашими ведущими юристами.
2. Дом на улице Чакобуко
Отчет Шауля побуждал нас немедленно направить своего человека в Аргентину. Дело предстояло не из легких. Если бы наш посланец мог встретиться с информатором, услышать из его уст все подробности и потом уже проверять достоверность сообщения, то шансы на успех были бы значительно выше. Но Бауэр не счел возможным назвать имя своего корреспондента, поэтому оставалось одно: начать сразу с дома №4261 на улице Чакобуко.
Я снарядил туда Йоэля Горена. Он был опытным работником, к тому же до разведки служил несколько лет в Южной Америке как представитель частной фирмы и еще не забыл испанский язык. В январе 1958 года Йоэль отправился в Буэнос-Айрес.
Я не питал особых иллюзий в отношении агента-одиночки, который должен работать в незнакомом городе, не владея в совершенстве местным языком. Я просил не делать ничего, что обнаружило бы интерес к дому, где якобы живет Эйхман. Всякий неосторожный шаг Йоэля мог обратить палача в бегство.
Чтобы облегчить задачу, я дал Горену адрес Менаше Талми – израильтянина, занимающегося научными исследованиями в Буэнос-Айресе. Тот обладал прирожденным талантом следователя и знал как минимум десять языков. Испанский он изучил до тонкостей, как, впрочем, и обычаи аргентинцев. К тому же Менаше был компанейским парнем, а круг его друзей в столице Аргентины – на редкость широким.
Менаше без колебаний согласился помочь Горену.
Они легко установили, что в районе Оливос живут преимущественно немцы, причем многие приехали в Аргентину уже после войны. Оливос находился на севере столицы, вернее, был растущим городом-спутником Буэнос-Айреса. С центром его связывала железная дорога. Оливос – самый бедный из северных пригородов, застроенный преимущественно одноэтажными домами. Его улицы пустынны, большинство жителей встают рано утром, отправляются на работу в город и возвращаются поздним вечером. Здесь все знают друг друга и все, что происходит у соседей.