Она продиктовала сложную задачу и подошла к сводке. Пока девушки решали, Василиса Антоновна успела ее прочитать и вернулась на место.

— Василиса Антоновна, я решила, — сказала вскоре Тихонова, боясь, чтобы ее не опередили.

— Дайте сюда.

Получив тетрадь, учительница пробежала глазами написанное, затем взглянула на доску. Отвечающая решала задачу другим способом, но где-то сделала ошибку и, спохватившись, искала ее. Василиса Антоновна откинулась на спинку стула, чего тоже никогда не делала, и ждала. Наконец, Клара нашла ошибку, быстро стерла и принялась писать снова. — Давно бы так… Кто еще решил?

— Я, — ответила Светлана.

— Ну-ка, покажите.

Светлана решила задачу тем же способом, что и Холопова. Через пять-шесть минут задачу решили все, и Василиса Антоновна продиктовала новую. Лариса опять опередила всех, причем решила задачу иным способом, чем большинство.

Несмотря на то, что в жизни Лариса не блистала ни умом, ни сообразительностью, математика ей давалась легко. Раньше это казалось странным, но сейчас уже все привыкли к этому и не удивлялись.

— Ну, хорошо. Довольно, Холопова, — сказала учительница, когда Клара решила задачу. — Я вам поставлю пять, Тихоновой тоже пять.

Возвращаясь на место и проходя мимо склонившейся над столом учительницы, Клара сделала жест над ее головой, как бы погладив Василису Антоновну по волосам.

— Смирнова!

Женя направилась к доске, но Василиса Антоновна остановила ее.

— Нет, нет, оставайтесь на месте… Скажите мне, пожалуйста, почему под вашим «Обещанием» нет подписи Беловой?

— Василиса Антоновна, вы лучше спросите ее, — смущенно сказала Женя.

— У нее я тоже спрошу. Но сейчас меня интересует ваше мнение. Мнение коллектива.

— А мы это не обсуждали…

— Почему?

— Обещание мы дали добровольно, Василиса Антоновна, ну, а если она не хочет… Мы же не можем ее заставить!

— Хорошо. Садитесь. Белова! Мне бы очень хотелось знать, почему вы не подписали коллективное обещание.

— Я в этом не нуждаюсь, Василиса Антоновна, — ответила Валя, глядя прямо в глаза учительнице.

— Ничего не понимаю. Что это за ответ? Нуждаюсь, не нуждаюсь, — недовольно сказала Василиса Антоновна. — Нельзя ли выразить свою мысль ясней?

— Пожалуйста! Я считаю, что это детская игра. Когда я была маленькой, то часто обещала маме хорошо учиться, не шалить… Теперь я достаточно взрослая и могу обойтись без всяких обещаний.

— Теперь я поняла, — сказала математичка и нахмурилась. — Ну, что ж, дело это добровольное, смотрите сами. А сейчас попрошу вас к доске.

Василиса Антоновна подумала и продиктовала, на первый взгляд, простую задачу.

— Решайте все, и, пока не решите, меня не спрашивайте ни о чем.

Белова уверенно начала решать задачу привычным для нее способом. Она исписала полдоски, когда вдруг ей показалось, что кто-то из девушек иронически кашлянул.

В голове мелькнула мысль: «А верно ли я решаю?» Она проверила ход решения сначала, но сомнение не исчезло, и почему-то ей казалось, что она где-то допустила ошибку.

Валя оглянулась. Раньше она могла мгновенно определить по лицам учениц, по выражению их глаз, правильно ли она решает задачу. Но сейчас она встретила полное равнодушие. Тот, кто решал, не подымал от тетрадей глаз, а те, кто уже кончил работать, не обращали внимания на Белову, видимо, не интересуясь результатами ее единоборства с задачей. Валя растерялась и повернулась снова к доске. Сосредоточиться и думать она уже не могла. Теперь она сама себя убедила, что решение неправильно. Не найдя ошибки, она все стерла и начала снова.

«Укрощение строптивой», — услышала она позади себя шепот.

Василиса Антоновна встала и, заглядывая в тетради, пошла между партами.

Потеряв уверенность и не чувствуя за спиной доброжелательности коллектива, Валя сделала ошибку и скоро совсем запуталась. Она бросила решать задачу и, опустив голову, стояла без движения. Вид ее был жалок.

В классе стояла напряженная тишина.

— Ну, что, как у вас дела, Белова? — спросила учительница, возвращаясь к столу.

— Я не могу решить, Василиса Антоновна… Я…

Учительница взглянула на доску и увидела путаное решение задачи.

— Белова, я поражена… Мне очень неприятно, но придется поставить вам двойку. Садитесь.

И она поставила ей, первую за много лет, двойку.

В этот урок Василиса Антоновна спросила еще четверых и всем поставила пятерки. Когда у доски была Рая Логинова, с ней произошло что-то очень похожее на случай с Беловой. Решая задачу правильно, она вдруг остановилась…

— Что, там у вас? — спросила Василиса Антоновна, но Рая, оглянувшись, успела увидеть одобрительный кивок Ларисы.

— Нет… я просто проверяла, — ответила она и уверенно застучала мелом по доске.

Незадолго до конца урока Василиса Антоновна взглянула на часы и заторопилась. Продиктовав несколько задач на дом, она захлопнула журнал и, показав пальцем на сводку, одобрительно сказала:

— Это хорошо, Иванова, что вы и о себе не забываете!

— Мы думаем, что к себе надо быть строже, чем к другим, Василиса Антоновна.

— Это верно!

В большую перемену Катя встретила Константина Семеновича.

— Иванова, вы мне нужны, — сказал он девушке. — Пройдемте куда-нибудь.

Катя оставила своих подруг, с которыми прогуливалась в коридоре, и пошла рядом с учителем.

— Что такое произошло у вас сегодня?

— На тригонометрии? — догадалась Катя.

— Да. Мне Василиса Антоновна рассказывала, но признаться, я не разобрался. Что случилось с Беловой?

— Мы и сами не понимаем, Константин Семенович. Решала она правильно, а потом все стерла и запуталась. Мы даже думали сначала, что она это нарочно. Она ведь такая… Может назло что-нибудь сделать.

— Назло себе? — недоверчиво спросил учитель. — Ну, а что она сама говорит?

— В том-то и дело, что ничего не говорит. Последнее время она совсем нас сторонится…

Они спустились во второй этаж и зашли в пионерскую комнату. Здесь было оживленно, но сравнительно тихо. Сели за свободный столик у окна.

— Что же все-таки происходит с Беловой? — вернулся к прерванному разговору учитель.

— По-моему, с ней все хуже и хуже, Константин Семенович. Никто с Валей теперь не дружит, и вообще она словно чужая.

— Надо что-то делать, Катюша… — задумчиво произнес Константин Семенович.

Катюшей он назвал ее впервые. От удовольствия Иванова покраснела и «расплылась до ушей», как любила выражаться Женя. Она сочувственно вздохнула, достала из кармана платок и вытерла зачем-то губы.

— Мы думали, Константин Семенович, — сказала она. — Есть такое предложение… Сходить к ней домой и поговорить, как ни в чем не бывало. Дать ей какое-нибудь общественное поручение… Что-нибудь для вечера или с кем-нибудь позаниматься. Мы сейчас делаем так: если кто-нибудь получил тройку, то прикрепляем общественного помощника до тех пор, пока девочка не исправит эту тройку. Тамара, например, целый экзамен устраивает на дому. Гоняет по всему предмету… А кроме того, выясняет у родителей: что, почему и как? Рассказывает про «Обещание» и берет слово, что родители будут содействовать.

— Так вы хотите Белову прикрепить к отстающей? — спросил он. -

— Да. Прикрепить… или как-нибудь по-другому…

— Мысль правильная. Это будет выражением доверия коллектива… А что, если предложить ей шефство? В восьмом классе есть две девочки. Отцы их погибли на войне. Они отстают по всем предметам, и им нужно помочь…

— Есть! Так мы и сделаем! — почти по-военному ответила Катя. — Ну, а если и это не поможет?

— Тогда надо поставить вопрос на собрании. Когда вы намечали собрание по поводу вечера?

— В субботу. А что мы можем с ней сделать, Константин Семенович. Она не комсомолка, и вообще…

— А вот собрание и решит.

— Собрание? — удивилась Катя. — Ну, не знаю… Проработают ее, конечно, с песочком.

— На собрании, Катюша, люди ведут себя совсем иначе, чем в другое время… Будут серьезные предложения, и я уверен, что вы найдете правильный выход… Теперь второй вопрос. В конце января исполняется сорок лет работы в школе Василия Васильевича. Официальный юбилей состоится в конце учебного года, и пока об этом никто ничего не знает. Я просил Наталью Захаровну никому не говорить…