Но как может узнать молодой человек, призван он к этому священному деланию или нет? Это очень важный вопрос; его должно серьезно обсудить. Да поможет нам в этом Господь. Очень грустная истина, что многие избирали себе ложный путь и спотыкались на этом пути. В этом-то и заключается главная причина бесполезной деятельности многих проповедников и нравственного упадка современного христианского общества. Большое несчастие, если кто ошибается в выборе своей деятельности и станет пастырем не по призванию. Но какое несчастие для самой общины,- в которую "вотрется" подобный человек. Это - страшное, ужасающее зло, могущее иметь самые плачевные результаты.

Не подобных ли проповедников имел в виду поэт, выразившийся так о "человеке": "Скажите мне вы, мудрые мира, кто из всех живых существ во вселенной так часто заблуждается и забывает свою цель, свое назначение, как человек? Каждое животное знает, что ему полезно и что вредно. Лишь один человек зачастую идет наперекор своему рассудку! Один человек лишь действует нередко вопреки законам природы!"

Когда я думаю о том непоправимом вреде, который можем мы принести обществу, если недостойно занимаем наши священнические места, то я "дрожу" при мысли, что многие из нас слишком легкомысленно испытывают себя, и мне хочется, чтобы мы более серьезно относились бы к этому испытанию, чтобы мы не изображали из себя плевел, только мешающих росту полезных растений... Есть много строгих способов, которыми можно испытать себя, если имеешь серьезное желание сделать это. Крайне необходимо, чтобы никто не решался вступать на церковную кафедру, не подвергнув себя такому испытанию. И если почувствует кто в себе действительное призвание, то он должен испытать себя еще двояко. Первое условие нужно ему как христианину, второе же - не менее важно для него - как проповедника. Ведь нельзя же быть одновременно и хорошим христианином, не имея искренней веры во Христа, и хорошим проповедником, не имея к тому божественного призвания. В обоих случаях от идеала нашего служения, нашего "делания" остается лишь одно наименование, один пустой звук.

1. Первый признак божественного призвания есть горячее, ничем неутолимое желание этого делания с нашей стороны, неодолимое стремление передать другим вложенное Господом в нашу душу доброе. Некто, хорошо знавший N.N., сказал о нем, что он был "бесконечно и ненасытимо жаден" относительно "обращения" душ. Хотя он имел полную возможность получить хорошее, выгодное место в университете, все же он предпочел ему должность помощника проповедника, так как он "нетерпеливо жаждал прямой пастырской деятельности". "Не делайся проповедником, если ты в состоянии спокойно относиться к твоему делу" - мудро ответил один из древних пастырей спрашивавшему его об этом служении. Если какой-либо из присутствующих здесь студентов в состоянии успокоиться, сделавшись редактором, купцом, доктором, адвокатом или даже самим королем, такой студент пусть идет своей дорогой. В нем не живет искра Божия: иначе он не предпочел бы никакого положения тому, к которому стремится вся душа его. Если же кто из вас может сказать про себя, что никакие сокровища мира не в силах заставить его отказаться от этого служения, от проповеди Евангелия Христова, тот может быть уверен - если он имеет и другие, необходимые для того условия, - что он получил божественное призвание к этому служению. Слово Божие должно ярко гореть в нас, иначе мы будем чувствовать себя несчастными, иначе мы не будем в состоянии достигнуть необходимого в нашем деле самопожертвования и мало принесем пользы тем, блюсти которых мы поставлены. Я вправе говорить о самопожертвовании. Все делание истинного пастыря душ преисполнено этого самопожертвования. Без горячей любви к своему служению ему не перенести его. Лишь вооружаясь этою любовью, вы сможете справиться со всеми трудностями нашего пастырского "делания". Без нее же, без этой необходимой силы неодолимого божественного призвания, вы скоро погибнете и других многих погубите.

Стремление к пастырству должно быть плодом спокойного рассуждения. Оно не может явиться вдруг, без серьезного размышления. Оно должно быть решено нашим сердцем в самые чистые, святые минуты нашей жизни. Оно должно быть предметом наших священнейших желаний, плодом наших усерднейших, пламенных молитв. Оно должно уже и тогда наполнять наше сердце, когда мы стояли еще на распутии, среди борьбы с привлекающими нас мирскими благами, богатством, удобствами жизни. Оно должно быть спокойным, твердо обдуманным, совершенно непоколебимым решением, когда мы выйдем победителями из этой борьбы.

Как-то, в мои детские годы еще, живя в деревне у моего деда, увидал я толпу охотников в красных платьях, преследовавших по полю лисицу. Я пришел в полный восторг. Мое маленькое сердечко билось, и мне хотелось помчаться вслед за собаками. И когда после этого меня спрашивали, чем хочу я сделаться, я всегда отвечал: "охотником"! Хорошее жизненное занятие, нечего сказать! И как много молодых людей желают быть пастырями, подобно мне, хотевшему сделаться охотником. Им, как и мне, по-детски нравится лишь красное платье и звуки охотничьих рогов, т. е. почести, уважение, спокойная жизнь, а то так и воображаемое богатство проповедника... Да, большое очарование представляет для слабого человеческого ума звание пастыря, но я предостерегаю всех молодых людей - не смешивать свои фантазии о пастырстве с божественным призванием, свои детские мечтания с внушениями, исходящими от Духа Святого.

Далее, следует заметить еще, что стремление, о котором говорил я, должно быть вполне бескорыстным. Если кто, по первом серьезном испытании себя, откроет в себе другую побудительную причину своего желания сделаться пастырем, кроме желания прославления Господа и спасения душ, тот хорошо сделает, если тотчас же откажется от этого звания. Вторжение продавцов и покупателей в дом Божий есть мерзость пред Господом.

Потом, это стремление должно быть в нас твердо, неизменно. Оно должно быть в нас таким душевным настроением, которое может выдержать всякое жизненное испытание, короче сказать, таким внутренним влечением, которое все растет и увеличивается в нас с годами, которое наполняет нас горячею, ничем не утолимою, душевною жаждою Евангельской проповеди. В подобном стремлении есть много красоты и благородства. Когда вижу я это непреодолимое, горячее желание в груди молодого человека, мне всегда тяжело разочаровывать его неприглядными картинами блистательной жизни, говорить ему о его непригодности к этому великому служению. Иногда - о чем мы будем говорить позднее - даже необходимо бывает затушить в нем это пламя. Поэтому, если вы не чувствуете в себе этого пламени, то, повторяю, - возвратитесь лучше к своим делам и служите Господу иначе. Если же горит оно в вас, не тушите его, - разве лишь в том случае тушите, когда другие соображения показывают вам, что это пламя не божественного происхождения.

2. С серьезным стремлением к делу проповедничества должны быть соединены также и другие качества и способности, необходимые для всякого общественного оратора. Кто хочет доказать свое призвание, тот должен прежде всего показать, что он действительно владеет им. Я не требую, чтобы он с первого же раза заговорил так, как говорил, например, N.N. в позднейшие годы своего проповедничества (N.N., проповедник в Кэмбридже и Лейстере (1764-1831), считался одним из величайших проповедников своего времени. К сожалению, лишь немногие из его проповедей были отпечатаны и сохранились до нашего времени).

Если он на первых порах будет говорить хуже, нежели этот великий муж, то нельзя его по одному этому объявить неспособным. Известно ведь, какое поражение три раза подряд потерпел N.N. в начале своей проповеднической деятельности. "Если это не смирит меня, то что же в состоянии смирить?" - воскликнул он тогда. И многие из известных ораторов были вначале очень плохими ораторами. Даже Цицерону пришлось сначала бороться с своим слабым голосом и смущением, овладевавшим им на трибуне. И все-таки, никто не должен считать себя призванным к проповедничеству, пока не докажет на деле, что он может говорить. Если кто действительно призван к этому делу свыше, ему должен быть также дан и дар слова, который ему и следует развить в себе до возможного совершенства. Если же этого дара не дано ему вовсе, трудно предположить, что человек может развить его в себе.