ГЛАВА 4

Вечер обернулся не таким уж тяжким испытанием, как ожидала Энн. Не все гости были аристократами или отпрысками аристократов.

Миссис Причард, сидевшая рядом с Энн за обеденным столом, когда-то трудилась на угольной шахте в Уэльсе, а ее племянница, леди Эйдан Бедвин, воспитывалась как леди только потому, что ее отец, сколотив себе состояние на угле, стал вести жизнь сельского джентльмена в поместье, которое он приобрел. Леди Рэнналф Бедвин, как позже Энн узнала в гостиной, была дочерью сельского священника и внучкой лондонской актрисы, причем она упомянула об этом с гордостью. Сама же герцогиня была из джентри[4], в чем она с легкостью призналась этим утром. Ее зять был священником в маленьком сельском приходе. А мать и сестра герцогини жили в скромном коттедже в том же приходе.

И, тем не менее, Бедвины совершенно не чурались родства с этими людьми и обращались с ними так, словно у них была самая голубая кровь на свете.

Безусловно, ни у кого из присутствующих в Глэнвир не было незаконнорожденных детей, но и с Энн никто не обращался как с парией, или так, будто бы она случайно затесалась в их компанию. На самом деле, леди Эйдан подробно расспрашивала Энн о ее сыне и смеялась над рассказом Энн о том, как учителя и девочки в школе мисс Мартин избаловали Дэвида.

– Так что, для его же блага, мне следует отправить его в школу для мальчиков, как только он немного подрастет, – закончила свой рассказ Энн. – Не знаю как для него, но для меня это будет очень тяжело.

– Да, нелегко вам придется, – согласилась леди Эйдан. – Мы собираемся отправить Дэйви в школу в следующем году, когда ему исполнится двенадцать, а я уже испытываю чувство утраты.

Они обменялись понимающими улыбками – две обеспокоенные матери, сочувствующие друг другу.

– Этот бедняга, – мягко произнесла миссис Причард со своим музыкальным валлийским акцентом, когда джентльмены присоединились к дамам. – Хорошо, что он не из рабочего класса. Он бы никогда не нашел работу после окончания войны. Ему пришлось бы нищенствовать и голодать, как очень многим другим бывшим солдатам.

– О, я так не думаю, тетя Мэри, – возразила леди Эйдан. – Несмотря на мягкие манеры, у этого человека стальной стержень. Полагаю, он смог бы преодолеть любые несчастья, даже нищету.

Энн поняла, что они говорили о мистере Батлере, перед которым она весь вечер чувствовала ужасную вину, вследствие чего избегала даже смотреть на него, хотя каждую минуту ощущала его присутствие.

– А что с ним случилось? – спросила она.

– Война, – сказал леди Эйдан. – Он последовал за своим братом, виконтом Рейвенсбергом на Полуостров, пойдя против желания всех своих близких. А вскоре брат привез его обратно домой, скорее мертвого, чем живого. Но он оправился и в итоге, предложив свои услуги Вулфрику, приехал сюда. Все это случилось до того, как я встретила Эйдана, который в то время служил полковником кавалерии на Полуострове. Он был начальником моего брата. Брат погиб. Как же я рада, что войны, наконец, закончились.

Спустя некоторое время, Энн заметила, что после того, как вокруг карточных столов образовались группы, мистер Батлер остался в одиночестве в дальнем углу комнаты. Она же сидела вместе с мисс Томпсон и графом и графиней Росторн, которые отказались занять места за карточными столами. Прежде чем растерять всю свою храбрость, Энн встала и извинилась. Она не могла упустить возможность поговорить с мистером Батлером до окончания вечера, хотя и сомневалась, что он захочет с ней беседовать.

Увидев, что Энн приближается, мистер Батлер сердито взглянул на нее и встал.

– Мисс Джуэлл, – произнес он.

Что-то в его манерах и голосе подсказало Энн, что он действительно предпочел бы и дальше оставаться в одиночестве, что она не нравится ему. Но едва ли Энн могла его винить за это, не так ли?

Энн посмотрела на него и сознательно сфокусировала свой взгляд так, чтобы видеть его лицо целиком. Он носил черную повязку на правом глазу, или, возможно, на том месте, где раньше был правый глаз. Остальная часть этой стороны лица – от брови до нижней челюсти и далее до шеи – была покрыта багровыми шрамами от ожогов. Пустой правый рукав был пристегнут к боку вечернего сюртука.

Энн обратила внимание, что Сиднем Батлер был на полголовы выше ее, и она не ошиблась, считая широкими его плечи и грудь. Определенно он не был человеком, погрязшим в собственной беспомощности.

– Вчера я вернулась через несколько минут после того, как убежала, – сказала Энн. – Но вас уже не было.

Сиднем некоторое время молча смотрел на нее.

– Я прошу прощения, – внезапно произнес он, – за то, что напугал вас. У меня не было подобного намерения.

Учтивые слова, весьма вежливо произнесенные. И все же Энн явно чувствовала его неприязнь и нежелание говорить с нею.

– Нет, вы меня неправильно поняли, – сказала Энн. – Это я прошу прощения. Я для того и возвращалась. Честно. Простите меня.

Что она могла еще сказать? Попытавшись объяснить свое поведение, она бы только ухудшила ситуацию.

И вновь между ними воцарилась тишина, достаточно надолго, чтобы стать неловкой. Энн уже собралась повернуться и уйти. Она сказала все, что считала необходимым. Ничего другого не оставалось.

– Вернуться назад было смелым поступком, – произнес Сиднем Батлер. – Уже темнело, а ночью вершина утеса – уединенное и опасное место. И я был для вас незнакомцем. Спасибо, за то, что вернулись, хоть к тому времени я уже и ушел домой.

Энн решила, что прощена. Она не знала, продолжает ли этот мужчина испытывать к ней антипатию, но, на самом деле, это не имело значения. Она улыбнулась и кивнула, снова собираясь уйти.

– Может, присядете, мисс Джуэлл? – он указал на стул рядом с собой.

Она слишком долго медлила, подумала Энн, и вежливость вынудила мистера Батлера предложить ей продолжить их общение. Она бы охотнее ушла куда угодно. Ей не нравилось находиться в подобной близости к этому человеку. И, к своему стыду, Энн была вынуждена признать, что ей не нравится смотреть на него.

Как же трудно было смотреть на него, как на любого нормального мужчину, не сосредоточивая своего внимания только на левой половине его лица, и не отводя взгляда, чтобы он не подумал, что на него пялятся. Неужели другим людям, тем, кто знал ее историю, также трудно смотреть на нее и относиться к ней как к нормальной женщине? Но она слишком хорошо знала, что такие люди все же существуют.

Энн села, выпрямив спину, на край стула и сложила руки на коленях.

– Вы приходитесь братом виконту Рейвенсбергу, мистер Батлер?- вежливо поинтересовалась она. Ее разум словно ослеп и не находил из множества тем ничего интересного и подходящего для обсуждения.

– Да, – ответил он.

Дальше развивать эту тему было некуда. Энн даже не знала, кто такой виконт Рейвенсберг. Но Сиднем сжалился над ней.

– Я также сын графа Редфилда из Элвесли-Парка в Хэмпшире, – сказал Сид Батлер. – Поместье граничит с Линдсей-Холлом, родовым гнездом Бьюкасла. Мои братья и я выросли вместе с Бедвинами. Все мы были ужасными проказниками.

– Братьями? – в удивлении приподняла брови Энн.

– Мой старший брат Джером умер от лихорадки, полученной во время спасения арендаторов и их семей из затопленных домов, – пояснил Сиднем Батлер. – Остались только мы с Китом.

Должно быть, его лицевые нервы с правой стороны были очень сильно повреждены, подумала она. Правая сторона его лица оставалась неподвижной, а рот заметно кривился при разговоре.

– Наверное, очень тяжело было потерять брата, – сказала Энн.

– Да.

Обычно Энн без особых трудностей могла поддерживать беседу, но все, что она произнесла в течение нескольких предыдущих минут, было явной глупостью. В то же время, в ее голове непрерывно проносились вопросы, которые, как она понимала, не могли быть заданы.