Алекс сидела, наблюдая за ними. И это все, хотелось ей сказать, это все?! Но она сомневалась, удостоит ли ее Мэтью ответом.

Они спустились в холл, и она открыла перед ними дверь. Выходя, Мэтью повернулся к ней:

– Надеюсь, теперь вы не раз подумаете, прежде чем снова заняться оккультными играми, миссис Хайтауэр.

Алекс послушно кивнула.

Повернувшись, он стал спускаться. Олсоп подхватил сумку и улыбнулся ей.

– Я позвоню вам через пару дней, узнаю, как у вас дела.

– Благодарю вас.

Алекс тихонько прикрыла дверь и повернулась.

У подножия лестницы стоял Фабиан.

Неожиданно запахло бензином; казалось, им пропах весь холл. Фабиан двинулся к ней, бесшумно скользя, не поднимая ног; он подошел почти вплотную, и она увидела его глаза, но то не были глаза ее сына – злобный холодный взгляд, полный ненависти.

– Нет! – закричала Алекс и, закрыв глаза, рванулась к дверям, пытаясь вслепую нащупать запор.

Она распахнула дверь и вылетела на улицу.

– Помогите!

Никто не отозвался.

– Помогите!

Ни звука.

– О господи, остановитесь, вернитесь же, прошу вас, вернитесь! – Алекс беспомощно смотрела им вслед. – Пожалуйста, помогите, – простонала она.

Но два священнослужителя были уже в конце улицы, они тащили сумку, словно торопясь на пикник, и подолы черных одеяний колыхались в такт их шагам.

29

Алекс на полной скорости миновала ворота и влетела в заполненную водой колею, грязная волна окатила машину; ей пришлось включить «дворники»; нос «мерседеса» резко клюнул, взлетел в воздух, после чего колеса опустились на землю и, чиркнув по обочине, едва не снесли изгородь.

«Дворники» скребли по ветровому стеклу, чирикая, как разозленные птицы. Она уловила запах навоза и в тусклом свете фар заметила какой-то небольшой темный предмет. «Мерседес» дернулся – она продолжала вжимать в пол педаль акселератора. Впереди, чуть левее, за пеленой размазанной по стеклу грязи и мелькающими «дворниками» она увидела озеро, затянутое тонкой туманной дымкой. Как саваном, подумала она и передернулась. В сумерках озеро выглядело еще более зловеще.

Она увидела припаркованный у дома «лендровер» Дэвида и подъехала к нему. Выключив двигатель, закрыла глаза и едва не заплакала от облегчения. Двигатель рыкнул несколько раз, потом кашлянул, выражая протест; запах разогретого масла перебивал запах навоза. Мотор чихнул в последний раз. Где-то сзади в сгущающихся сумерках заблеяла овца.

Алекс вылезла из машины и остановилась, не в силах сдвинуться с места – ноги у нее подкашивались. Сначала послышалось блеяние, от озера донесся всплеск. Алекс сделала несколько неверных шагов по направлению к дому, остановилась, покачнувшись, и едва не упала. Оскальзываясь в вязкой грязи, Алекс опять двинулась вперед, но почувствовала, что правая нога вдруг закоченела.

– Проклятье, – пробормотала она, осторожно вытягивая ногу и стараясь не оставить туфлю в грязи. Дом был погружен в темноту, но из-под дверей амбара пробивалась полоска света, и Алекс направилась к амбару.

Дэвид стоял спиной к двери, рассматривая блок, который на канате свешивался со стропил. Блок покачивался над новой пластиковой цистерной, которая по-прежнему стояла посреди амбара.

– Привет, – сказал он, не поворачиваясь. – Хорошо прошел день?

– Нет, – тихо сказала она.

– С ума сойти, ну просто сойти с ума!

– Как ты узнал, что это я?

Он по-прежнему не поворачивался.

– Машина. Всегда узнаю ее по звуку, хотя ты влетела быстрее, чем всегда. Ну не сволочизм ли, как ты думаешь?

– О чем?

– Я вот прикидываю: а что, если оставить ее здесь, как ты думаешь?

Алекс посмотрела на канат.

– Похоже на виселицу.

– Виселицу? – Дэвид повернулся, всматриваясь ей в лицо. – Господи, да ты ужасно выглядишь.

Алекс опустила голову и почувствовала, что из глаз потекли слезы; она чихнула.

– Идем, – сказал он, нежно обнимая ее за плечи. – Я налью тебе выпить.

Они расположились на кухне.

– Я думаю, это великолепно. Служба лично для тебя. – Он улыбнулся. – Это доказывает, что церковь становится конкурентоспособной. Если паства не является в церковь, церковь идет к пастве. Она вступает в битву с соблазнами пиццы, карри и массажисток. «Наберите номер нашей службы», а? Причт является к тебе прямо домой – и можно не беспокоиться о ящике для пожертвований. Надеюсь, они ничего у тебя не потребовали?

– Нет, никаких денежных сборов.

– Не похоже на этих педиков.

– Дэвид! – резко оборвала она его.

– Извини.

Он взял бокал и погонял вино по стенкам.

– Ты же знаешь, утро вечера мудренее.

Улыбнувшись, Алекс сделала глоток виски.

– Хорошо.

– Означает ли это, что теперь ты вернешься?

Она уловила нотку грусти в его голосе и сжала стакан в ладонях.

– Я подумал… понимаешь, – сказал он, краснея, – похоже, у нас сложились очень неплохие отношения. Я подумал… может быть… возможно…

Алекс плотно смежила веки, чувствуя, что на глаза опять набегают слезы, и сидела дрожа и раскачиваясь на стуле взад-вперед. Она сделала еще один глоток, слизывая с ободка слезинки, открыла глаза и посмотрела на Дэвида.

– Еще ничего не кончено, Дэвид. – Жесткий спазм скрутил ее тело с такой силой, что она чуть не застонала. – Все только начинается.

Он положил руку ей на плечо, грубовато погладил лицо.

– Здесь ты в безопасности, дорогая, – сказал он. – Я позабочусь о тебе, не беспокойся. Какое-то время тебе не стоит возвращаться в Лондон… пока ты… пока все не наладится.

Алекс кивнула; одинокая крупная слеза скатилась у нее по щеке, и на ее пути, как плотина, оказался его палец.

Алекс проснулась от звука капающей воды, капли били яростно, резко, словно выстрелы. Алекс упала на лоб тяжелая капля, за ней другая. Плюх. Бам. Звуки эхом отдавались в комнате, словно она находилась в пещере.

Ноги Алекс были словно изо льда. В лицо дул пронизывающий ветер. Бам, услышала она. Алекс подняла руку, чтобы стереть воду с лица.

Но лицо было совершенно сухим.

Нахмурившись, Алекс почувствовала, как у нее вдруг забилось сердце, снова вспомнился жалобный вскрик Фабиана: «Помоги мне, мама!»

И затем чей-то рык: «Да не слушай ты этого маленького ублюдка!»

Что с тобой происходит, дорогой? Пожалуйста, расскажи мне. Прошу тебя.

Бам! Капля стукнула ее, точно теннисный мяч; она почувствовала, как струйка воды сползает по щеке, и дотронулась до нее рукой. Ничего.

И тут внезапно она все поняла.

Содрогнувшись, Алекс закрыла глаза. Теперь она знала, что ей нужно делать, но не была уверена, хватит ли у нее на это смелости.

Часы в гостиной дважды звонко щелкнули, до Алекс донесся какой-то непонятный звук, шорох ткани, затем она почувствовала резкий порыв воздуха. Скрипнуло окно, раздался звук вздувающихся портьер.

Сердцебиение улеглось – это ветер, просто ветер и портьеры. Вот и все. Она с облегчением улыбнулась, откинувшись на мягкие подушки, и почувствовала, как теплеют ноги, как расслабляется тело, как стихает боль.

Алекс ощутила резкий укол в палец и вздрогнула. Иглы с мучительной болью впились в нее, и ее тело конвульсивно содрогнулось. Боль столь же внезапно исчезла, и она осталась лежать, ощущая жжение и зуд во всем теле, словно свалилась в крапиву.

Мощная волна подбросила ее в кровати; Алекс застыла, прислонившись к изголовью, и застонала. Что-то стояло в ногах кровати. Тень, очертания которой были чернее, чем сама темнота.

– Сегодня, мама.

Голос был чист и ясен, до невероятности ясен.

Зуд не стихал.

– Дорогой, это ты?

Алекс протянула руку к ночному столику, ища кнопку настольной лампы. Вспыхнул свет, и она моргнула; глаза у нее болели и чесались; она, прищурившись, уставилась на темные очертания шкафа в ногах кровати.