— Неплохо для захудалой церквушки, — произнес Алешин, закрывая за собой дверь. — Если не ошибаюсь, то вон тот золотофонный Нерукотворный Образ, завершающий всю иконостасную композицию очень богато украшен, — Альберт подошел поближе и принялся перечислять:

— Серебряный чеканный венец с камнями, правда в темноте не могу разобрать с какими, серебряная же басмяная золоченая гривна и приклад: аспидный крест, обложенный серебром.

— Внушает! — согласился Олег. — Однако, где же хозяин? Есть кто? — слегка повысив голос, крикнул Суханов.

Альберт от неожиданности споткнулся, едва не уронив на пол витой поставной подсвечник. От падения церковную утварь спасла лишь быстрая реакция Алешина — он успел схватить раскачивающийся предмет и поставить его на место.

— А то как же? — донесся из подсобки сочный густой бас. — В Божьем доме всегда кто-то есть, даже если нет никого! Или молодые люди не верят в существование Господа Нашего?

Из маленькой боковой дверки вышел, вытирая промасленной ветошью испачканные краской руки, невысокий, но крепкий старик. Выглядел дедушка колоритно: грива седых волос, перетянутая на лбу тесьмой, ниспадала на плечи, незаметно переходя в окладистую ухоженную бороду. Свободного покроя длинная домотканая рубаха до щиколоток, измазанная красной краской и подпоясанная простой бечевой, делала его похожим на былинного волхва, приносившего кровавые жертвы почившим ныне богам.

— А почему вы так решили? — парировал вопрос вопросом Суханов.

— А тут все просто, — усмехнулся в густую седую бороду старик. — В Божьем доме лба не перекрестили, святым образам не поклонились, а вот он, — старик указал на Альберта, — даже подле иконостаса кепку не снял! Значит, либо нехристи неверующие, либо… — он сделал небольшую паузу, а затем обличительно добавил:

— Просто люди некультурные! И что из этих двух зол хуже — вопрос!

— Ох! — спохватился Альберт, стремительно стягивая головной убор. — Прошу прощения!

Так-то оно лучше, — подобрел старик. — Что привело вас ко мне, молодые люди? Или, все-таки, вы к Богу?

— Наверное, мы все-таки к вам, — ответил Олег. Вы — отец Филарет

— Да, Филарет — это я! — согласился старец. — А вот вы кто?

— Я - Олег Суханов, заведующий кафедрой этнографии, кандидат наук…

— То, что вы люди ученые я и так уже понял, — добродушно улыбнулся монах. — И товарищ твой, даром, что шапку перед святыми образами не снял — из того же теста слеплен. Уче-е-ный, — нараспев протянул он, посмеиваясь. — Я прав?

— Прав, — кивнул Суханов. — Он тоже кандидат наук…

— Так что же столь ученым мужам нужно от старого сельского священника? — вновь спросил монах.

— Нас интересует история Малых Идолищ…

— История? — оживился батюшка. — Я, как простой смертный, тоже имею одну страсть…

— Мы знаем, батюшка, поэтому и приехали к вам!

— Тогда, пойдемте в мои скромные покои! — пригласил старик нежданных гостей. — Я один живу, так что никого не побеспокоите в столь поздний час. А коротать бессонные стариковские ночи за занимательной беседой со столь учеными людьми, — он лукаво прищурился, — всяко лучше, чем в одиночестве!

Они прошли сквозь небольшую церковную трапезную, превращенную батюшкой в иконописную мастерскую. На верстаках лежали аккуратно напиленные дощечки — заготовки для новых икон, ровными рядами стояли бутылки с красками и растворителями, на столе россыпью валялись кисти разной толщины. Со стен и стеллажей на вошедших укоризненно смотрели уже написанные лики святых и великомучеников.

— Малюю помаленьку на досуге, — признался батюшка, — не с целью обогащения, не подумайте. Бесплатно прихожанам раздаю… А кто и жертвует какую копейку — все на благо церкви трачу. Уж больно старенькая она — полтыщи лет уж стоит! — с гордостью произнес он.

— Позвольте не согласиться, батюшка, — угрюмо произнес Альберт, до сих пор досадуя на собственную оплошность с кепкой, — если бы это было правдой, она была бы самой старой деревянной церковью в России. Почему же никто об этом не знает? Тогда, как более поздние постройки, например: церковь села Холм Галичского района, 1552 года постройки и церковь 1628 года из села Спас-Вежи известны повсеместно, как памятники древнего деревянного зодчества.

— Так Холмская церковь Богородице не чета моей маленькой развалюшке, — парировал укол Альберта священник, видимо, так же основательно подкованный в этом воросе. — Холмская церковь с размахом строилась, пятиглавая, с колоннадами…

— Не может быть, чтобы это была та самая постройка! — не собирался сдаваться Алешин. — Неужели ни разу не горела?

— Горела, даже несколько раз как без этого, — развел руками старик. — Последний раз аккурат перед Первой Мировой.

— Ну вот и добрались до сути! — радостно воскликнул Альберт. — Значит на месте старой, сгоревшей, возвели новую…

— Возвели, — угрюмо повторил монах. Рассуждаешь ты, мил человек, как бюрократы, что наезжали в наше село, году этак в пятидесятом. Из министерства… Тоже умные люди… Кандидаты, а то и доценты… Посмотрели, посмотрели, а затем решили, что никакой исторической ценности наша церквушка не представляет — новодел! Новая на старом месте. А ить даже не удосужились какую-никакую экспертизу провести! Лень, наверное, было. Да и чего в нашей глуши ловить? А ведь восмерик-то родной! — с гордостью произнес священник. — Пятнадцатый век! Я не поленился и в Москве дендрохронологический анализ древесины сруба сделал — пятнадцатый век, между прочим! Последний пожар сгубил лишь трапезную, да колокольню, а храм лишь слегка обгорел снаружи — потушить успели! Уцелел даже иконостас и утварь церковная! Трапезную позже всем миром срубили, храмину свежим тесом обшили, а вот колокольню не смогли, — горько произнес батюшка. — Да и время лихое было — Гражданская… Брат на брата шел, где уж о вере думать? Ну а после Советы религию не жаловали — так и простояла церквушка неприкаянной до наших дней. Проходите, — отец Филарет распахал дверь в маленькую комнатку, все убранство которой состояло из выскобленного до белизны деревянного стола, нескольких табуреток, да жесткой кровати, застеленной грубым солдатским одеялом защитного цвета. Половину клетушки занимала побеленная русская печь. Потемневшие стены из натуральных бревен топорщились вылезающей из щелей паклей. Под резным деревянным абажуром свисала с потолка единственная электрическая лампочка.

— Садитесь, гости дорогие! — произнес монах, указывая гостям на табуретки. — Почаевничать со стариком не откажетесь?

— Да мы, в принципе, поужинали плотно, — честно ответил Олег. — Но по чашечке чайку не откажемся.

— Вот и ладненько! — обрадовался Филарет.

Он воткнул в розетку штепсель алюминиевого электрического чайника еще совдеповских времен и расставил перед гостями эмалированные кружки. Из заварника с отколотой ручкой батюшка плеснул в кружки смоляного цвета жидкость. Олег поднес кружку к лицу и принюхался. Пахло приятно.

— Что это? — поинтересовался он. — На чай похоже, но это не чай.

— Это чага, — ответил монах. — Я по стариковской привычке больше чагу уважаю.

— Чага? — переспросил Олег. — А что это?

— Гриб такой, — пришел на выручку монаху Альберт, видимо раньше пробовавший подобный напиток, — на дереве растет. По действию очень похож на чай, но со специфическим вкусом.

— Ну, чага, так чага, — махнул рукой Олег. — Попробуем.

Чайник уже вовсю булькал, и батюшка отключил его, попросту выдернув штепсель.

— Великая вещь — научно технический прогресс! — произнес Суханов. — Не думал, что еще встречу чайник без авто отключения. Сейчас таких и не делают вовсе.

— А чего такого хорошего в этом вашем научно техническом прогрессе? — сварливо заметил монах. — Жили без него веками, и ничего — выжили!

— Вот именно что выжили! — не согласился Суханов. — А могли бы и не выжить! Раньше ведь как было? Не жизнь — выживание! А сейчас?

— А сейчас не выживание, а проживание! — не сдавался старик. — Раньше всяк за жизнь боролся, за хлеб насущный…