Предстал Белый Арап перед Рыжим царём и сразу же выложил ему, кто они такие, откуда прибыли да зачем пожаловали. Подивился царь, когда узнал, что такая беспортошная голытьба, кем бы ни были они посланы, набралась наглости и без всякого зазора и стыда его дочь себе требует. Не захотел, однако, он им перечить и не дал никакого прямого ответа, а лишь приказал заночевать у него — утро, мол, вечера мудренее, и он за ночь надумает, как ему поступить. Тут же вызвал царь одного своего верного холопа и дал ему наказ уложить гостей на ночлег в терем из раскалённой меди, чтобы уснули они там вечным сном, как уже случалось с другими сватами, пожалуй, почище этих.

Побежал царский холоп и распорядился подложить под медный терем двадцать четыре сажени дров и так протопить, чтобы терем докрасна раскалился. А под вечер попросил он гостей в терем пожаловать, спать укладываться. Но Морозище не провести, он отозвал своих товарищей в сторону и тихонько им сказал:

— Слушайте вы, как бы вас бес не попутал войти вперёд меня в терем, куда нас поведёт слуга рыжего козла! До завтрашнего дня не доживёте, ежели полезете. Ведь имеем мы дело не с кем-нибудь, а с Рыжим царём, а в здешних краях давно слава идёт об его доброте небывалой и милосердии неслыханном. Я-то хорошо знаю, какой он гостеприимный и щедрый за чужой счёт. Хоть бы никому раньше его не помереть, дай ему бог три дня жизни, с позавчерашнего начиная. А доченька-то у него уродилась точь-в-точь по чёртову заказу: вся в отца пошла, да и того хлеще. Знаете, как говорится: коза через стол сиганёт, а козлёнок — через хату перемахнёт. Но ничего — нашла теперь коса на камень… Коль я с ними этой ночью не управлюсь, так и сама чёртова бабушка не сладит.

— И я так думаю, — поддакнул Голодище. — Запряг Рыжий царь своих волов в одну упряжку с чёртом, да только останутся они без рогов.

— А мне думается — отдаст он и телегу, и плуг, и волов, лишь бы от нас избавиться, — вмешался Глазище.

— Ну, хватит! — прикрикнул Морозище. — Кто болтает, тот нищает. Лучше пойдём спать укладываться, а то царский холоп ждёт нас не дождётся, с распростёртыми объятиями, ублажить нас хочет, небось стол накрыл и свечи зажёг. Ну давайте! Наточите зубы и пошли за мной!

Вот потащились они, еле ноги передвигают, друг дружке мешают, а на пороге совсем остановились. Тут Морозище дунул три раза по-своему, по-особому, и сразу стало в горнице не горячо, не холодно, а в самую пору, лучше для сна и не придумать. Вошли они все внутрь, улеглись кто где сумел и молчок. Верный царский холоп быстро запер двери снаружи, а сам злобно посмеивается:

— Нашёл-таки на вас управу! Спите теперь, голубчики, спите вечным сном, я вам как следует постелил. К утру от вас один пепел найду.

Оставил он их и пошёл по своим делам. А Белый Арап и его друзья в ус себе не дуют. Как добрались они до тепла, так совсем разомлели, начали, на радостях, потягиваться да баловаться назло ведьме, царской дочери. Один Морозище от такого тепла весь сжался в комочек, дрожьмя дрожал, колени к самому рту прижал, зубами щёлкал да всех и каждого ругательски ругал.

— Только ради вас, черти окаянные, остудил я помещение, а то для меня оно в самый раз было. Да так всегда получается, стоит только связаться с калеками немощными. Ничего, в другой раз не проведёте! Даже слушать вас тошно! Ишь, что выдумали! Вы тут не нарадуетесь, разлеглись в тепле да в холе, а я от холода подыхаю. Хорошенькое дело! Для чего же это я лишил себя покоя? Сейчас такую вам взбучку задам, что взвоете, сам спать не буду, но и вам не позволю.

— А ну, заткни глотку, Морозище! — закричали остальные. — Того и гляди рассветёт, а ты всё болтаешь и болтаешь. Вот чёртово чучело! Хватит чушь молоть, у нас уж голова вспухла. Если кто польстится в другой раз с тобой водиться, поделом ему, — совсем ты нас заговорил и головы нам задурил. Никакого покоя от тебя нет. Послушайте его только — так и тарахтит как испорченная мельница. Трещит без умолку из-за чепухи, словно с ума совсем спятил. Эх ты, тебе пристало только в лесу с медведями да волками выть, а не в царских хоромах с честным народом жить.

— Ишь какие! По какому такому праву вы мною помыкаете? — вышел из себя Морозище. — Вы из меня дурачка не делайте, а то самим несдобровать. Я человек добрый, но до поры до времени, а ежели выведете меня из терпенья, плакать будете.

— А ты не шутишь, губастенький? Уж больно ты грозен, я вижу — как рассердишься, сразу же заикаться начинаешь, — рассмеялся Голодище. — Очень ты мне люб! Засунул бы тебя за пазуху, да только уши не поместятся… Лучше помолчи малость да убери губищи свои подальше, а то наплачешься, ведь ты не один в этом доме.

— Видать, правду люди говорят — ты к нему с добром, а он к тебе со злом, — огрызнулся Морозище. — Не дал я вам войти сюда первыми, так мне за это и надо, да ещё мало. Впредь наука — кто в другой раз так поступит, пусть так же и поплатится.

— Правильно, Морозище, жаль только, что ты малость не в своём уме и от дурости не лечишься, — ввязался Глазище. — Но из-за твоих шуточек скоро вся ночь пройдёт, а мы так и не отдохнём. Что бы ты сказал, если бы тебе спать не давали? Ещё твоё счастье, что напал на добрых людей, другие уж давно бы тебя как следует взгрели.

— Да замолчите вы или нет? Не то я как вытяну ноги — стенки вышибу, — вскипел Птицежор-вышегор-ширеширище, — и вылезу на двор с крышей на голове.

Никак вы себе места не найдёте, а уж поздно совсем — разве это дело? Сдаётся мне, Губастый, что ты первый зачинщик во всей заварухе.

— Твоя правда, — поддакнул Глазище. — Повезло ему, что такие добрые мы да терпеливые.

— Дать бы ему как следует, — поддал жару Жаждище, — за вихры бы оттаскать да бока намять, а иначе не угомонится.

Увидел Морозище, что все на него ополчились, совсем взбеленился да как дунет, — стены на три локтя заиндевели, а у товарищей его от стужи зуб на зуб не попадает, и так они дрожать начали, что рубахи на них ходуном заходили.

— Вот получайте! — захохотал Морозище. — Отплатил вам с лихвой! Теперь можете молоть что угодно, я больше не злюсь. Да это же курам на смех! О Белом Арапе ничего не говорю, но вы-то, рвань несчастная, как смеете привередничать? Эх, было бы у меня столько золотых, сколько раз вы спали на свиной подстилке да в навозе. Ишь ты, притворяются барчуками, в сенях рождёнными, с рожами холёными.

— Снова у тебя язык зачесался, Губастый, — закричали все остальные. — Будь ты проклят со всем твоим родом, во веки вечные, аминь!

— И от меня подкинь. Бью я челом всей вашей компании, как зелёному бору, и выставляю бочку вина, а вторую наливки, — не остался в долгу Морозище. — Ну, а теперь давайте спать, потому — скоро надо вставать, силы наши объединять, Белому Арапу помогать, друг на друга не серчать, а то счастья нам не видать и в раю не побывать.

Поругались они ещё малость, почесали языки, — глядь уж утро настало! А царский холоп тут как тут, думает, что гостей давным-давно в живых нет, и пришёл, как положено, золу из терема выгребать. Подошёл он поближе, и что же, вы думаете, увидел? Медный терем, раскалённый с вечеру докрасна, превратился в глыбу ледяную, так что снаружи и не различить, где двери, а где окна, где решётки, а где ставни, — ничего не разберёшь. А изнутри раздавался страшный грохот: гости колотили что есть мочи в двери и орали во всю глотку:

— Что это у вас за царь такой, — оставляет гостей мёрзнуть в нетопленных покоях? Даже в хижинах последних нищих такого холода не бывает. Разнесчастные наши головушки, промёрзли мы до костей, даже язык к нёбу примёрз!

Как услышал это царский холоп, перепугался до смерти, но и обозлился как чёрт. Попытался он дверь отпереть, да куда там, хочет совсем её с петель сорвать — тоже никак не выходит. Как тут быть? Побежал и доложил обо всём царю. Пожаловал тогда туда сам царь с народом, люди тащат заступы острые, да котлы с кипятком. Начали они — кто лёд откалывать, кто кипятком петли да замки дверные поливать. Долго бились-мучались люди, пока смогли двери отворить и гостей выпустить. А как увидели их, так и обомлели: у дорогих гостей волосы, бороды и усы до того заиндевели, что и разобрать нельзя, люди ли это, черти, иль другая какая нечисть. И так все они дрожали, тряслись и зубами лязгали, что страшно становилось. А в Морозище словно все бесы вселились, до того его трясло, и такие чудеса он своими губищами выделывал. Сам Рыжий царь ужаснулся, когда увидел, что он за коленца выкидывает.