***

— Так с кем мы имеем дело? — произнес Уигрэм, доставая небольшую записную книжку в черном кожаном переплете и золотой вывинчивающийся карандаш. — Клэр Александра Ромилли. Место и время рождения: Лондон, двадцать первое декабря двадцать второго года. Отец: Эдвард Артур Макулей Ромилли, дипломат. Мать: достопочтенная Александра Ромилли, урожденная Харви, погибла в автомобильной катастрофе в Шотландии в августе двадцать девятого. Девочка получила частное образование за границей. Места службы отца: Бухарест, с двадцать восьмого по тридцать первый; Берлин, с тридцать первого по тридцать четвертый; Вашингтон, с тридцать четвертого по тридцать восьмой. Год в Афинах, затем возвращается в Лондон. Девочка к тому времени в каком-то модном пансионе в Женеве. Приезжает в Лондон в начале войны, когда ей семнадцать. Основное занятие следующие три года, насколько можно судить: веселое времяпрепровождение. — Лизнув палец, Уигрэм перелистнул страницу. — Какое-то добровольное занятие в гражданской обороне. Не слишком обременительное. Июль сорок первого: переводчица в Министерстве экономической войны. Август сорок второго: подает заявление о приеме на канцелярскую работу в Форин Оффис. Хорошее знание языков. Рекомендуется на работу в Блетчли-Парке. Прилагается письмо отца, обычное пустословие. 10 сентября собеседование. Зачислена, допущена к секретной работе, приступила к обязанностям на следующей неделе. — Уигрэм поиграл страницами. — Вот и все. Не слишком строгий порядок отбора, верно? Но ведь она происходит из ужасно порядочной семьи. Папа работает в главной конторе. Идет война. Хотели бы что-нибудь добавить к приведенным данным?

— Не думаю, что смогу.

— Как вы с ней познакомились?

Следующие десять минут Джерихо отвечал на вопросы Уигрэма.

Отвечал с большой осторожностью и в основном правдиво. Если лгал, то лишь путем умолчания. При первом свидании ходили на концерт. Потом встречались еще несколько раз. Смотрели кино. Какая картина? «Повесть об одном корабле».

— Понравилась?

— Да.

— Скажу Ноэлю.

Она никогда не говорила о политике. Ни разу не заводила разговор о своей работе. Не вспоминала о других приятелях.

— Спали с нею?

— Не ваше, черт побери, дело.

— Запишем, что спали.

Еще вопросы. Нет, в ее поведении не замечал ничего странного. Нет, она не казалась напряженной или обеспокоенной, скрытной, молчаливой, агрессивной, любопытной, унылой, подавленной или возбужденной — нет, ничего такого, — и в конце они не ссорились. Неужели? Нет, не ссорились. Итак, они… тогда что?

— Не знаю. Постепенно разошлись.

— Она встречалась с кем-нибудь еще?

— Возможно. Не знаю.

— Возможно. Не знаете, — удивленно покачал головой Уигрэм. — Расскажите мне о прошлой ночи.

— Ездил на велосипеде к ней домой.

— Во сколько?

— Примерно в десять, половине одиннадцатого. Ее не было дома. Поговорил немного с мисс Уоллес. Потом поехал домой.

— Миссис Армстронг утверждает, что вас не было до двух часов.

И это называется прокрался на цыпочках, подумал Джерихо.

— Должно быть, немного прокатился на велосипеде.

— Ничего себе. В мороз. В затемнение. Выходит, катались около трех часов.

Постукивая пальцем по носу, Уигрэм уткнулся в свои заметки.

— Что-то не так, мистер Джерихо. Не могу сказать определенно, но здесь что-то не так. Однако, — захлопнув записную книжку, он ободряюще улыбнулся, — можно вернуться к этому позднее, а? — Опершись о колено Джерихо, поднялся с кровати. — Сначала надо поймать нашего кролика. У вас никаких соображений насчет того, где она может быть? Любимые местечки, где можно уединиться? — Он внимательно сверху вниз смотрел на Джерихо. Тот не отрывал глаз от пола. — Нет? Нет так нет.

К тому времени когда Джерихо осмелился поднять глаза, Уигрэм облачился в свое великолепное пальто и сосредоточенно снимал с воротника пушинки.

— Все это могло быть случайным совпадением, — сказал Джерихо. — Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Дениц, кажется, всегда питал недоверие к Энигме. Поэтому в первую очередь снабдил Акулой подводный флот.

— О, тут вы совершенно правы, — с готовностью согласился Уигрэм. — Но давайте посмотрим с другой стороны. Представьте, что немцам намекнули, чем мы здесь занимаемся. Что им оставалось делать? Конечно же, они не могли сразу выкинуть сотню тысяч машин «Энигма», так? Потом, как насчет их специалистов, которые в один голос утверждали, что Энигма неуязвима? Разве бы они отказались без боя от своих убеждений? Нет. Они бы поступили так, как, по-видимому, поступают сейчас. Начали бы проверять каждый вызывающий подозрение случай и тем временем пытаться найти веские доказательства. Может быть, живого человека. Еще лучше человека с документальными свидетельствами. Господи, да кругом народу больше чем достаточно. Только здесь тысячи людей, которые знают либо все, либо частицу всего, либо достаточно, чтобы сделать нужные выводы. И что это за люди? — Он достал из кармана и расправил лист бумаги. — Это список, который я просил вчера. В военно-морском отделении о значении тетради метеокодов знали одиннадцать человек. Если задуматься, несколько подозрительных фамилий. Скиннера, думаю, можно исключить. И Логи — он, кажется, достаточно надежный. Но вот Бакстер? Ведь Бакстер коммунист, не так ли?

— На мой взгляд, коммунисты не очень расположены к нацистам. Как правило.

— А что скажете о Паковском?

— Пак потерял отца и брата при захвате Польши. Немцев ненавидит.

— Потом американец, Крамер. Крамер? Знаете, что он немецкий иммигрант во втором поколении?

— У Крамера немцы тоже убили брата. Право, мистер Уигрэм, нелепо так…

— Этвуд, Пинкер, Кингком, Праудфут, де Брук. Вы… А кто, собственно, вы? — Уигрэм брезгливо обвел взглядом каморку: обтрепанные маскировочные шторы, невзрачный платяной шкаф, бугристая постель.

Кажется, впервые заметил стоявшую на каминной полке гравюру. — Я имею в виду, только благодаря тому, что кто-то принадлежал к кембриджскому Кингз-колледжу…

Он взял картинку и повернул ее к свету. Джерихо в ужасе наблюдал.

— Э. М. Форстер, — задумчиво произнес Уигрэм. — Он все еще в колледже, не так ли?

— Думаю, да.

— Знакомы?

— Здороваемся.

— Как там у него говорится в том самом эссе? Где он пишет о выборе между другом и родиной?

— «Мне ненавистна идея общего дела, и если бы мне пришлось выбирать между изменой родине и изменой другу, надеюсь, у меня хватило бы мужества изменить родине». Правда, он написал это до войны.

Уигрэм сдунул пыль с рамки и аккуратно поставил картину поверх книг Джерихо.

— Так что будем надеяться, — сказал он, отступая, чтобы полюбоваться картиной. Потом с улыбкой повернулся к Джерихо. — Будем, черт побери, надеяться.

***

После ухода Уигрэма Джерихо долго не мог прийти в себя.

Прямо в пальто и шарфе он во весь рост вытянулся на кровати, слушая домашние звуки. Снизу доносилось похоронное пиликанье струнного квартета, который Би-Би-Си нашла подходящим развлечением для воскресного вечера. На лестничной площадке послышались шаги. За ними последовал разговор шепотом, закончившийся женским — уж не мисс ли Джоби? — хихиканьем. Хлопнула дверь. Над головой опорожнился и наполнился бачок. И снова тишина.

Минут через пятнадцать оцепенение прошло и Джерихо лихорадочно засуетился. Схватив стоявший у кровати стул, подпер им тонкую филенку двери. Снял с полки гравюру, положил на потертый коврик, выдернул кнопки, снял задник, свернул радиоперехваты в трубку и бросил на каминную решетку. В ведерке с углем отыскал коробок с двумя спичками. Первая отсырела и не зажглась, вторая вспыхнула сразу, и Джерихо, повертев спичку, пока не разгорелась, поднес ее к листам. Держал в руках свернутые в трубку листы, пока не начало жечь пальцы. Потом швырнул на решетку, где от них остались мелкие чешуйки пепла.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ШПАРГАЛКА

ШПАРГАЛКА: данные (обычно трофейная кодовая тетрадь или отрывок незашифрованного текста), обеспечивающие ключ к расшифровке шифрограмм; «несомненно, шпаргалка — важнейшее из всех средств шифроаналитика» (Нокс и др. , op. cit. , стр. 27)

Лексикон шифровального дела («Совершенно секретно», Блетчли-Парк, 1943)