Занятый своими сомнениями и догадками, старик не заметил, как вошел в свой двор. Привычным движением схватил палку, стоящую у двери, и стал сбивать снег со своих торбасов.

А скоро ему перешлют второе письмо командира части о его брате, присланное на этот раз в адрес райкома партии. Содержание письма будет такое:

"Товарищ секретарь райкома! В моей части служит младший сержант Охлопков Федор Матвеевич, уроженец деревни Крест-Хальджай Таттинского района Якутской АССР. Находясь в действующей армии, он участвовал во многих боях с немецкими оккупантами и стал грозным мстителем немецким оккупантам. Научившись снайперскому делу, тов. Охлопков к настоящему моменту истребил 153 гитлеровца. За это он награжден правительством дважды орденом Красной Звезды и заслужил славу как лучший воин в нашей части. Просим широко осветить в районной газете дела славного патриота нашей Родины и героя, вышедшего из среды якутского народа.

С приветом и пожеланием вам успехов в работе зам. командира по политчасти старший лейтенант М. Главатских.

14 марта 1943 г."12

Старик, сидя спиной к печке, про себя скажет: "Как бы не захвалили. Испытывать судьбу ему ни к чему".

ТРЕТЬЕ ДЫХАНИЕ

Сердце солдата всегда чует, какая опасность впереди. После двухдневного отдыха шли на передовую. Всюду торчат стволы наших орудий. На передовую пришло и пополнение. Но успокоения не было. Такая уж ночь была: никто глаз не сомкнул, все писали письма, слюнявя карандаши.

— Бойцы, готовы? — Послышался голос сзади. Обернулся — командир батальона капитан Власов подходит. — А, Охлопков! Знаешь, вам надо следовать по флангам между 1-м и 2-м взводами? Ну и хорошо.

Командир говорит «хорошо», а у Федора так и засело в голове: "Не в последнюю ли атаку иду?" Но не вечно же жить. Если умирать, то надо по-честному. На войне и не такие погибают. Разве сынки останутся сиротами…

У Федора заныло сердце. Не зная, что делать, погладил лежащий на бруствере автомат и невидящими глазами посмотрел в сторону противника. Там он, этот немец… Почему вчера не послал письмо родным? Может, надо было… Зато другу отправил. У того сынишка заболел. По словам свекрови, вряд ли выживет. Сам Гавриил спокойный, покладистый мужик. Неужели человек на этот свет родится лишь для того, чтобы бесконечно биться с неприятностями жизни? Сообщая о болезни сына, написал: "Раз ты воюешь и еще смог отличиться, я, думаю, тоже справлюсь. После третьего заявления, наконец, еду на фронт". Будь другое время, Федор воспринял бы это по- другому, может, даже рассердился бы. Фронт — это не место, где выставляют напоказ свою удаль. Как бы то ни было, Федор не хотел бы, чтобы его друг вот так лежал здесь и ждал, как он, начала атаки.

Снова у Федора засосало под сердцем. В одном повезло: его, как некоторых, нужда не гоняет в лес. Закурил "козью ножку", вдыхая, глубоко затянулся табачным дымом. Затем поправил гранаты, привязанные к поясу, пощупал, хорошо ли лежат диски в противогазовой сумке. Без них ему хана будет. Нет, он, столь вооруженный человек, просто так им не дастся. Фу, ты…

Наконец-то загрохотала канонада нашей артиллерии. С ней унялись все навязчивые мысли, которые со вчерашнего дня мучили Федора. Теперь его стала слегка трясти внутренняя дрожь, похожая на ту дрожь азарта, которую охотник испытывает перед схваткой с хищным зверем. Странно, но с этой дрожью у Федора в голове стало яснее.

После двадцати минут от начала артподготовки артиллерия противника открыла ответный огонь. Это они пытаются мешать нашей атаке. Как только два раза взметнулась ракета, наша рота за ротой, батальон за батальоном встали в атаку. Наступление 259-го полка началось вступлением в бой десятка танков. Когда впереди идут танки, легче становится на сердце. Но их явно маловато.

Как коммунист, Федор первым выскочил из траншеи и с криком "Ура!" устремился вперед. Справа идет его напарник комсомолец Николай Катионов, слева от него — отделение из нового пополнения. У Николая от волнения лицо бледное как полотно. Но дистанцию держит.

Противник тоже дружно встал. Встречный пулеметный и автоматный огонь с каждым шагом становится гуще и плотней. Заметив, как слева направо косит пулеметный огонь и бьет по тальникам, Федор дал напарнику команду лечь.

Потом для верности обернулся и увидел Николая уже лежачим. "Молодец парень, — подумал про себя, — понял, значит. Не растерялся". А на земле слякоть: снег почти растаял, только кое-где лежал небольшими лохмотьями.

Как только прошлась пулеметная очередь, Федор снова вскочил и, не замечая как разлетаются от его шинели комья грязи, пустился рысцой. Пробежав метров десять, лег в воронку снаряда. Николай тоже удачно лег: за кустами лишь шапка еле заметно маячит. Теперь Федор пальцем указал сначала на себя, затем на Николая. Это условленная команда идти перебежками. Напарник кивком дал знать, что понял. Будто фашист догадался, что они хотят делать: несколько снарядов тут же взорвались прямо перед ними, образуя черную стену. Но это было им на руку. Федор, не мешкая, встал и побежал изо всех сил в ту черную стену. Снаряды рвались уже подальше, сбоку. Сквозь дым пытался увидеть бойцов из пополнения. Как все необстрелянные, могли шарахнуться от первых же взрывов и как раз угодить туда, куда переносился огонь. Немец обычно бьет слева направо — по квадратам или зигзагом.

Задыхаясь от едкого удушающего запаха, Федор в воронке задержался. Он ждал здесь отделение и, прикрывая его, открыл огонь. Как бы вторя его автомату, слева послышался треск нескольких автоматов. "Хорошо, — идут, значит", — промелькнуло в голове Федора и он побежал в следующую воронку, подальше.

Артиллерийский огонь противника усилился. Катионов, по уговору, без задержки пошел вперед и улегся за бревном. Вокруг него снаряды стали взрываться чаще и чаще. Это второй вал. Сквозь черную пелену дыма Федор дал короткую очередь и, тут же вскочив, нырнул в этот вихрь. Сапоги от прилипшей грязи тяжелы как конские колодки, с него стекает жижа, отлетают комки От пота лоснится лицо. С трудом переведя дыхание от дыма и пыли, он увидел воронку и рухнул туда. Кисловато-едкая вонь, перемешанная с запахом спаленной порохом глины, с еще большей силой ударила в нос и рот, забираясь в легкие. Стало как в зловонной парной, и пуще лился пот. Руки и ноги тряслись от перенапряжения. Несмотря ни на что, нельзя прекращать огонь. Как только начал рассеиваться удушающий едкий запах, грянул третий вал огня артиллерии противника. "Дальше только ползком", — приказал себе Федор и пополз по жиже до следующей воронки. Добравшись до нее, улегся на дно, достал из сумки диск и вставил его в выем автомата. Выполз на край воронки, через платок набрал талой воды в рот и, ополоснув рот, выплюнул ее. Показалось, вонь, поступающая через нос и рот, немного спала. Мимо прополз Николай. Федор дал ему знак лечь в воронку. Отсюда до первой траншеи противника осталось метров сто. Там так сильно рвутся снаряды, что огонь и дым стоят столбом. Это работает наша артиллерия. Федор, дожидаясь нового вала огня противника, дал несколько очередей по пулемету, который усердно «изрыгал» тусклое пламя.

Фашиста, видно, забеспокоило близкое соседство — свист пуль зачастил пуще прежнего. Чтобы утолить жажду, Федор снова выполз из воронки и достал губами комки снега.

От снега стало легче дышать. И тут Федор заметил, что Катионов, неверно поняв его сигнал, ползет уже впереди него. Что делать? Фашист перенесет следующий вал — конец ему… Крикнул — не слышит. Федор в сердцах пустил над его головой короткую очередь. Парень и впрямь обернулся. Федор махнул рукой, приказывая вбрнуться назад. Но вышло наоборот: к его удивлению, вражеская артиллерия перенесла свой огонь на пятьдесят метров ближе к своей позиции, а наша начала бить по его второй траншее. Справа сквозь дым замелькали бойцы роты 259-го полка. Слева никого не видно. Значит, 269-й полк подходит к передовой врага. Надо вставать! Федор, вставая, открыл огонь и протяжным криком "Ура-а-а!" бросился вперед. Но не тут-то было: шквальный огонь заставил лечь. А напарник, к его радости, без напоминаний, сам прошел мимо него. Как только тот лег, Федор снова встал. И на этот раз, наступив на нечто, похожее на доску, рухнул лицом вниз. Неужели наступил на мину?! Тут же сзади грохнул взрыв, мгновенно все заволокло черной пеленой и в следующий миг больно посыпались на спину комья, камни. Когда прошла волна взрыва, открыл глаза и прямо под самым носом увидел слегка зарытую мину. По наитию руки сами потянулись разгребать землю с мины. Как только мина очистилась от земли, чеку передвинул до белой линии на головке взрывателя. Это была танковая мина Т-35. Тогда почему она зарыта? Федор так и не понял. Он взял мину и поставил ее боком. Вокруг лежали такие же мины, но уже, как положено, на поверхности.