– Тебе здесь не понравилось? – Тони всерьез испугался, что его идея с путешествием будет осуждена.
– Здесь замечательно, но сегодня особенно жаркий день. И мне приятно побыть с тобой наедине. Вчера эти рыбы… Я никогда раньше не видела таких красивых. А как мы бежали, чтобы смыть соль!..
Ей захотелось приласкать Тони, как ребенка. Его настроение так зависит от ее слов, ее жестов, ее поцелуев. Можно в одно мгновение заставить его страдать или, напротив, вознести до небес. Она занялась было вторым, но в дальней комнате послышалось что-то, похожее на телефонный звонок.
– Дорогой, секундочку. Я возьму трубку. – Она понеслась, оставляя за собой хвост потеков.
– Какой телефон? – не выдержал Тони. У нее, наверное, звенит в ушах от нетерпения!
– Тони, извини, мне послышалось, – прокричала Люсия издалека и вскоре вернулась. С волос течет, на полу – смешные мокрые следы подошв, на теле – куски пены.
– Ты похожа на собачку, которую выгнали из дома в дождь.
– Тяв-тяв, пустите меня обратно! – Она сложила передние лапки на груди и картинно склонила голову. Тони затащил к себе это жалкое создание и взял инициативу в свои руки.
Через полчаса его настроение улучшилось. Подушечки пальцев сжались, как сушеные фрукты. Из комнаты уже некоторое время совершенно отчетливо доносились телефонные трели.
– Беги, наверное, твой старикашка названивает. – Тони произнес это легко и шутливо.
– Какой старикашка? – не поняла Люсия.
– Ну этот, в ресторане.
– Какой же он старикашка?
– Самый обычный. Ты трубку брать будешь или нет?
Она грустно опустила голову. Между бровями у нее появилась маленькая продольная морщинка. Тони не понял, с чего бы вдруг такое замешательство. Звонки начинали его раздражать.
– Давай ты поговоришь с Маковски, – наконец резко произнесла она.
– Почему я? Ведь он же тебя приглашал.
– Он приглашал нас. Ты – мужчина, ты должен решать. Скажи ему, пойдем мы или нет.
Две пары красивых темных глаз посмотрели друг на друга так, как будто виделись впервые. Телефон, издав последний, неуверенный писк, замолчал. Было совершенно не понятно, что делать дальше. Тони встал, наспех вытерся и, набросив громоздкий гостиничный халат, вышел. Ей стало обидно, ее настигла абсолютная пустота: есть мыльная вода, эти гладкие стены, за ними – свежепахнущий, немного влажный Тони, но этого вдруг оказалось недостаточно. Это то, что мило, близко и дорого. Но что за жизнь, если не видишь горизонта. Стремиться не к чему, то, что уже есть вокруг, останется с тобой без изменений. Она словно разбежалась изо всех сил, и ей неожиданно поставили подножку. Хотелось расплакаться, мешало только явное отсутствие повода…
Тони развлекал себя игрой с пультом. Телевизионные программы не захватывали его. В конце концов он остановил свой выбор на футбольном матче. Было легче следить за мячом, чем пытаться понять, почему Люсия так заводится из-за пустяков. Ох уж эти женщины! Он забросил ногу на спинку дивана. Его поза выражала полное равнодушие.
«Хочет меня проучить, – сделала вывод Люсия, – а я и так уже проучена. Почему я пошла у него на поводу, ведь ему было бы интересно на яхте. Нельзя культивировать нелюдимость. Конечно, пианист смотрел на меня с неподдельным интересом, но это ничего не значит. Мало ли кто может залюбоваться темными кудряшками Тони? Люди вольны направлять взгляд, куда им вздумается. Брачный обет здесь ни при чем». Она представила, как Тони спускается на лифте и сталкивается с какой-нибудь изысканной дамочкой. Незнакомка, допустим, в красном, лет тридцати, в черной шляпе с большими полями, а он в своих неказистых светлых брюках и клетчатой рубашке. Но дамочку не интересует рубашка, она видит, что под ней… На его смуглом плече хорошо бы смотрелась ухоженная рука с длинными красными ногтями и дорогими кольцами. Устоял бы Тони? Стало неприятно домысливать сцену. Слава Богу, что это только фантазии. И с чего она взяла, что Маковски заинтересовался ею, что звонил именно он?
Принесли ужин – хороший повод отвлечься от неприятных мыслей. Тони ел, глядя в телевизор. На последних минутах матча повисшую в пространстве комнаты напряженность взорвал отчаянный звонок. Люсия вздрогнула, убедилась, что Тони не заметил ее замешательства, и с важным видом подошла к телефону. Ее будто ошпарили изнутри.
– Люсия Эставес? Вы не забыли о том, что обещали украсить мой вечер своим присутствием?.. Почему сомневаетесь? Помните, вы признались, что паруса вас вдохновляют?.. Нет, гостей немного. Вам они понравятся и вашему мужу, надеюсь, тоже. Я очень советую вам оставить сомнения. На всем побережье вы не найдете ничего более увлекательного. Не думайте, что я излишне самоуверен, я просто знаю эти места. В массовом туризме мало радости, наслаждение ждет нас там, куда не могут добраться остальные. Почему так приятно стоять на горе, как вы думаете?.. Что значит «может быть»? Машина ждет внизу, когда я махну рукой в знак того, что вы согласились. Да, и водитель уже знает ваш адрес. Я, в отличие от вас, не терял времени зря и выяснил, где вы остановились. Люсия, к сожалению, я не могу говорить дольше, у меня неотложные дела. Надеюсь на вашу разумность. Машина прибудет через полчаса.
Она еще некоторое время слушала гудки в трубке, не решаясь обернуться и узнать, какова реакция Тони. Он смотрел все тот же канал, хотя фигурки разгоряченных футболистов исчезли. Его лицо было совершенно равнодушным и даже благостным.
– Что, идем? – спохватился он и, немного подумав, добавил: – Извини, что противился весь день твоим желаниям. Поможешь мне с одеждой, я не представляю, что бы подошло для такого вечера.
Она сидела на ковре. Ее лицо наполовину освещала лампа. Выглядела она растерянно, в ее зрачках отражались неопределенные, но заманчивые перспективы.
– Тебе очень идет задумчивость, но за нами приедут через полчаса, пошевеливайся. – Тони деловито встал и раскрыл дверцы шкафа.
Когда блестящий черный «субару» набрал скорость, в их мыслях и чувствах воцарилась легкость, переходящая в едва уловимое волнение. Это состояние можно назвать приподнятым: готовность к взлету, желание взлететь. Для Люсии наступил конец сомнениям, одолевающим ее в течение всего дня. Антонио радовался за нее и в глубине души гордился своей решимостью доставить ей удовольствие. К тому же его старый костюм, подаренный родителями за первую успешную публикацию в медицинском журнале, в сочетании с ослепительно белым воротничком и тщательно начищенными туфлями выглядел не так уж плохо. По крайней мере до тех пор, пока он стоял перед зеркалом один. Как только за его спиной промелькнул тонкий, как на рисованных картинках в журналах мод, темно-зеленый силуэт Люсии, пришлось спешно отойти в сторону, подальше от неприятных сравнений. Ее платье было в некоторой степени строгим, возможно, оно предназначалось для сутулой спины какой-нибудь умницы с непробиваемыми стеклами на глазах: длинная узкая юбка, вырез под горлышко, открыты только руки. Но когда роскошная ткань легла на изгибы ее тела, замысел модельера рассеялся, разлетелся, как пыль, оставив только то, чего не затмить, – вызывающе яркую красоту. Убранные наверх волосы подчеркивали стройность фигуры, а отсутствие украшений – благопристойность намерений.
Автомобиль летел по прибрежной, извилистой дороге. Огни Эйлата остались позади. Пестрые магазинчики, светящиеся кафе, толпы беспечных отдыхающих попадались на пути все реже. С ними оставались только горы – степенные великаны, набросившие на свои радужные плечи плащи сумерек. День все еще не хотел уходить, будто непослушный ребенок, разыгравшийся перед сном. Ночь с трудом отвоевывала у него по кусочку небо.
– Подъезжаем, – предупредил немногословный водитель и повернул к морю.
Вдалеке серым пятном обозначился парусник. Полотнища буднично спущены, одиноко торчит мачта, загадочная, как антенна для приема сигналов с других планет. Праздничных фейерверков не наблюдалось, но по немногочисленным огонькам на палубе было видно, что там уютно и живо, что гостей ждут. Море поблескивало редкими бликами и успокаивающе шумело.