- Молодец! - сказала Лилия весело. - Мы с тобой еще так научимся изображать человека, чтобы никто не догадался, что ты перевертыш.
Конь перестал жевать. Впервые в его взгляде появилось нечто, смутно похожее на доверие.
- Ты знаешь, что меня разыскивают? - спросил он.
- Догадалась. Ты сбежал?
- Я сбежал. Я... я не знаю, куда идти, но больше не хочу там жить. Если ты будешь меня ловить или захочешь им отдать, я тебя убью. Я уже убил одного человека, - сказал конь, и это прозвучало не человеческой угрозой, а честной констатацией факта. - Мне страшно, поэтому я буду убивать.
- Никому я тебя не отдам, - сказала Лилия. Конь пристально смотрел в ее лицо. - Я тебя спрячу. Тебе тяжело в человеческом теле, а зверя сразу узнают, да?
Конь вздохнул.
- Конюх Филлиса уже видел меня здесь, - сказал он. - Они все бегают по парку и меня разыскивают. Как только я перекинусь, они меня заберут. Кастрируют и будут бить током. Надо уйти отсюда, но я не знаю, куда. Там, на улицах - машины. Они плохо пахнут, гудят. Там много людей. Я боюсь.
- Я - Лилия, - сказала Лилия. - Меня так зовут. А тебя?
- Дэраш Третий, сын Сокола и Зарницы, - конь вскинул голову. - Так они объявляли меня. Дэраш Третий, фаворит скачек.
Какое королевское имя, подумала Лилия. Фаворит скачек, значит... Сбежал...
- Ты, значит, рысак... Любишь скачки?
- Нет!
- Прости. Ты, значит, дорого стоишь, да? Снова - прости. Просто они тут будут носом землю копать, чтобы тебя найти. Нам надо уйти отсюда. Пойдешь со мной?
Дэраш промолчал, косясь в сторону.
- Дэраш, пойдем, пожалуйста! Тут нас с тобой обязательно найдут, а там у меня друзья есть, они нам помогут... Пойдем, милый!
Дэраш опустил голову, разглядывал палую листву под ногами - и Лилия по некоему наитию осторожно обняла его за шею, не притягивая к себе, не удерживая, слегка. От коня пахло парком, сеном и теплым лошадиным запахом; он не отстранился, только вздохнул и мотнул челкой. Потом съел еще один сухарик, сумев взять его более ловко, и грустно сказал:
- Пойдем. Я не умею жить один. Я боюсь, мне хочется есть. Я не знаю, куда податься. Я слышал, есть лес - но ведь там волки... Я больной, мне не убежать... съедят меня...
Лилия погладила прекрасную гриву, и Дэраш на мгновение склонился к ней, щекоча гривой ее щеку. Он раскрылся совсем; Лилия все поняла: конь был домашний зверь, более домашний, чем кошка или даже собака. Он, существо, созданное степью, саванной, поросшей травой, в принципе не мог выжить один в северном лесном краю, куда его привезли люди. Его загнали в тупик, он ненавидел своих владельцев, но вынужден был довериться человеку, потому что, кроме человека, никто не мог бы прийти ему на помощь... У Лилии от жалости и стыда слезы навернулись на глаза, она вморгнула их обратно и спросила:
- Что у тебя болит, красавец? Ты сказал - больной...
Дэраш отвернулся и принялся долбить песок трансформированным копытом. Лилия, уже чувствуя его не хуже, чем любого пса, поняла, что гордому коню не хочется распространяться о своих слабостях, и он уже жалеет, случайно о них проговорившись. Вот почему они замертво падают на финише, подумала Лилия. Это такая специальная лошадиная гордость, амбиции - никто, никто не узнает, что ему больно... пока не иссякнет жизнь. Ох...
- Дэраш, скажи, пожалуйста... Я тебя доктору покажу, он тебя вылечит...
Конь фыркнул.
- Не хочу. Будет делать больно. Потом уйдет - и все.
- Ладно. Не буду. Но мне - скажешь?
- Спина болит. Ноги. Колени особенно. Шея. Во рту все болит. Горло. Устал я.
Лилия вспомнила пегую кобылу, неподвижно стоящую на парковой дорожке, и ее щеки вспыхнули от стыда. Глупые звери, значит? Вьючная скотина? Сама ты скотина. Не можешь отличить уставшего и больного от глупого, Хозяйка поганая. Дура.
А ментальный контакт, вероятно, был уже по-настоящему силен. Дэраш нагнулся, осторожно тронул губами ее висок:
- Пойдем. А то они нас найдут.
Лилия закинула руку на плечо коню, и он не подумал возражать. Они вместе пошли к выходу из парка - и гуляющая публика, вероятно, думала, что тощая инквизиторша отхватила себе шикарного ухажера.
Дэраш начал нервничать на выходе из парка - вокруг было слишком много людей, и многие смотрели в его сторону. Лилия, не долго думая, купила у пожилой уличной торговки пакет яблок и протянула одно Дэрашу:
- Не обращай внимания, лучше поешь. Ты говорил, что любишь яблоки?
Удерживать яблоко в руках коню показалось еще неудобнее, чем сухари. Он ухитрился откусить кусок из рук у Лилии и потянулся откусить еще. Лилия покачала головой:
- Нет уж, милый. Держи сам. На нас и так уже все пялятся.
Пока ждали трамвая, Дэраш освоил сложную науку - держать яблоко пальцами и поворачивать, чтобы удобнее было откусывать. Успел съесть два яблока целиком и еще одно основательно надкусить - и пришел нужный трамвай, а Лилия пожалела, что не обговорила с конем, как люди входят в вагон.
Дэраш, косясь и фыркая, остановился в двух шагах от вагонной ступеньки.
- Ну, золотой, драгоценный, поднимайся, - позвала Лилия, поднявшись на ступеньку первой. Тянуть коня за руку она не решилась - он только-только начал раскрываться, легко мог испугаться и перестать верить. - Дэраш, давай, надо учиться. Ты же такой храбрый, неужели боишься трамвая?
Пса можно взять "на слабо" совершенно элементарно. Конь не бросился, очертя голову, а раздумывал почти полминуты. К счастью, задняя площадка оказалась почти свободной, и Дэраш встал у окна, прижавшись к поручню спиной. Две усевшиеся напротив пожилые дамы пожирали его глазами и обсуждали вполголоса: "Такой красивый мальчик - и слабоумный?" Лилия повернулась к ним спиной, стараясь не обращать внимания.
Трамвай тронулся с места, Дэраш тяжело вздохнул и уставился в окно, забыв про яблоко в руке. По его лицу, снова отрешенно-равнодушному, Лилия догадалась, что конь скрывает неуверенность и страх, но ей самой стало гораздо спокойнее - парк и владелец коня остались позади. Заплатила за билеты, выдержав насмешливый взгляд кондуктора: "Шикарного альфонса подцепила, бедняжка?" - встала в проходе, загородив, насколько возможно, Дэраша собой, и позвонила капитану Тео. Очень хотелось услышать голос человека, знающего, что делать в сложной ситуации.
Но Тео сообщил, что арестован за убийство. И шокированная Лилия не сразу собралась с мыслями настолько, чтобы сразу позвонить Бруно...
Жасмин.
Тео вышел из жандармского управления, когда уже совсем стемнело.
Для того, чтобы он вообще смог выйти оттуда, его друзья и коллеги весь день писали, звонили и доказывали; в прокуратуру приезжал полковник Огюстер, Хольвин позвонил, как только вернулся из леса, бригада ликвидаторов написала километр объяснительных... В конце концов эти усилия дали плоды, вовсе не сладкие, но все-таки более или менее съедобные: Тео был признан достаточно безопасным для общества, чтобы в прокуратуре решились освободить его на поруки до суда. Не тюрьма, всего-навсего отстранен от дел.
Всего-навсего...
Рамон весело выскочил за дверь, вилял хвостом, путался под ногами - радовался, что можно, наконец, уйти из кабинета, пропитанного запахами страха, злобы и начинающегося распада души. Радовался, покидая управление, где его привечали, как могли. Жандармы с псом кокетничали, предлагали ему колбасу и печенье, звали погулять, пока Тео пишет - но Рамон даже Ипостась не менял, сидел у ноги своего проводника сурово и хмуро, отказывался от угощения и прогулок. Когда отчаянно понадобилось выйти во двор, пес сходил в человеческий туалет, чего двоесущные терпеть не могут, это им и физически, и морально неудобно. Несмотря на все здешнее дружелюбие, Рамон не доверял жандармам, которые имели власть запереть его друга в отвратительном месте, как в клетке. Каждую минуту Тео чувствовал его отчаянное желание защитить и помочь, и сам впадал в отчаяние, понимая, что ни преданность пса, ни любовь товарищей в этой ситуации его не защитят... Напряжение не спало и за дверьми управления.