После этого я твердо решил бежать, как только представится случай. Гримо был со мной согласен. Мы решили все-таки рискнуть добраться до Сен-Кристофера. Надо было составить план бегства. Мы принялись его обдумывать. Даже если принять во внимание, что план был недурен, нам никогда бы не удалось так блестяще реализовать его, если бы не один человек, которому я буду благодарен до конца дней своих.

— Кто же этот человек?

— Его имя — Александр Эвелин, — торжественно произнес Планше.

Глава пятьдесят пятая

Рассказ Планше: день шестой

— Сегодня, сударь, я расскажу вам историю нашего бегства от пиратов, важно сказал Планше, — бегства, которое избавило нас от невольного соучастия в преступлениях. Господин Эвелин сочувствовал нам, да и сам-то он никак не похож на пирата. Однако он считал, что все мореходные нации — и мы, и англичане с голландцами — ведут справедливую войну против испанской короны. И в этой войне все средства хороши, потому что испанцы, в свою очередь, также не брезгуют ничем.

— Почему он считал справедливой войну без правил? Солдату претят убийства из-за угла.

— Его точка зрения была такова, сударь. Поскольку в Новом Свете Бог поселил индейцев, говорил он мне, то исконными хозяевами всех этих мест следует считать именно их. Дон Колумб случайно наткнулся на эти обширнейшие, как это теперь ясно, земли. Совершенно случайно, можно сказать, по ошибке. Наткнулся, блуждая в поисках нового, более короткого пути в Индию.

Испанцы увидели простодушных полуголых дикарей и быстро поняли, что их легко обмануть. Этим они и занялись. Заметьте, сударь, что я лишь излагаю точку зрения господина Эвелина. Как ни доверчивы были местные обитатели, но наконец и они поняли, что с ними поступают вовсе не по-христиански, не так, как учили их поступать белые миссионеры, прибывавшие с испанцами. Они стали сопротивляться.

Но их оружию было далеко до европейского. Индейцев начали истреблять, постепенно загоняя их все глубже в дебри материка и захватывая их земли.

Дело дошло до того, что его католическое величество король Испании объявил весь Новый Свет своим владением и запретил туда доступ кому бы то ни было другому, сделав разве что исключение для португальского монарха. Это обстоятельство всегда вызывало у господина Эвелина неподдельное возмущение. Он заключал, что раз испанцы поступают с индейцами несправедливо и грабят их, то и сами вполне заслуживают такого же обращения.

— Если можно грабить им, то почему нельзя нам? — усмехнулся мушкетер. — Если есть желание, не так ли, Планше?

— Ах, сударь. Все это сложно, и не мне об этом судить.

— Верно, Планше. Давай-ка оставим философию и вернемся к твоему побегу. Я сгораю от любопытства! — вскричал д'Артаньян, которому и на самом деле не терпелось узнать версию побега в исполнении Планше. Версию капитана Ван Вейде он уже слышал.

— Это весьма поучительная история, сударь, — важно ответил Планше. Итак, мы вернулись в лагерь. Но передышка была недолгой. Как и следовало ожидать, испанцы не захотели оставить безнаказанным разграбление селений и выслали против нас большой отряд. Заварилась такая каша, сударь, что пули так и свистели мимо ушей. Все палили друг в друга, едва завидев кого-нибудь и, наверное, по ошибке перестреляли немало своих.

Когда дым рассеялся, мы увидели, что поле боя осталось за нами, а следовательно, и сама победа принадлежала нам. После этого нам совсем не стало никакого житья, потому что испанцы поставили себе целью уничтожить наше пиратское гнездо в этой части Эспаньолы и даже снарядили и послали в бухту возле мыса Тибурон два корабля.

Тут-то у пиратов и возник дерзкий план. Они решили разделиться на два отряда. Первый должен был отвлекать испанцев, а второй — попытаться завладеть хотя бы одним кораблем. Авантюра им удалась, сударь, и они захватили корабль, взяв его на абордаж. Позже они назвали его «Веселый Рок» в честь старого главаря.

Я не стану описывать все военные действия, сударь. У меня это не получилось бы, так как большую часть времени, пока они велись, картины боя укрывали от меня высокие кустарники и деревья. Мы с Гримо постарались не попадаться на глаза воюющим сторонам, хотя и принадлежали к одной из них, потому что питались мясом, зажаренным на кострах буканьеров.

Тем больше нам хотелось укрыться в лесу. Испанцы попросту повесили бы нас, попадись мы им в руки именно тогда.

— Вы ведь все-таки попались им, не правда ли?

— Совершенная правда, сударь. Однако при значительно более благоприятных для нас обстоятельствах.

— Так вы попали в плен…

— Когда без оглядки удирали от наших пиратов, а те, изрыгая проклятия, осыпали нас градом пуль.

— Вот оно что, — задумчиво протянул гасконец. — Значит, разбойники перестали дарить вас с Гримо своим расположением.

В глазах Планше заплясали бесенята.

— Ох, сударь! Я бы на их месте тоже… прекратил знакомство с людьми, которые…

— Которые — что, Планше?

— Которые без единого выстрела вывели из строя чуть поменее сотни дюжих молодцов.

— Кто же эти великаны, Планше?

— Я имею в виду нас с Гримо, — скромно, но с достоинством отвечал Планше. — Ну и господина Эвелина.

— Как же вам удалось совершить этот подвиг?

— Это все из-за правильной дозировки — во-первых, и благодаря тому, что господин Эвелин — большой знаток местной флоры, сударь. Я, конечно, имею в виду остров Эспаньолу в Карибском море, а не Иль-де-Франс, сударь.

— Верно, — с улыбкой заметил д'Артаньян. — Этот морской бродяга и впрямь, пожалуй, лучше знает растительность Нового Света, чем родные края. Но объясни мне, Планше, какая связь может быть между познаниями господина Эвелина и всей той суматохой, которая поднялась из-за тебя и Гримо в лагере пиратов?

— Связь есть, сударь. И самая прямая. Сейчас вы это увидите сами. Все обитатели лагеря имели обыкновение каждый день славить Бахуса, выпивая не менее двух пинт пальмового вина, так как другое попадалось в их руки гораздо реже, чем хотелось бы. Вы помните, сударь, я рассказывал вам, как это вино добывают.

— Ты действительно уделил внимание этой интересной теме, Планше.

— Так вот, господин Эвелин подсказал нам рецепт этого вина.

— По-моему, в прошлый раз ты говорил обратное. Стоит дать соку пальмового дерева перебродить — и вино готово! — посмеиваясь в усы, заметил мушкетер.

— Э-э, сударь! Нет такой вещи в природе, которую не может улучшить человеческий разум.

— Положительно ты стал философом, Планше. Мне становится не по себе в твоей компании.

— Сударь, поверьте, у меня и в мыслях не было, что мои слова придутся вам не по душе. Я их беру назад.

— Напротив. Продолжай, сделай милость. Как же улучшил вино разум господина Эвелина?

— Улучшил не он, это сделали мы с Гримо, когда представился момент. Господин Эвелин только предложил рецепт. В тамошних краях растет такое неприятное дерево. Оно зовется…

— Манцилин? — со смехом спросил д'Артаньян. Планше чуть не выпал из седла от удивления.

— Как, сударь?! Вы знаете?!! — воскликнул славный малый, немного оправившись от первого потрясения.

— Признаюсь, я немного посвящен в историю твоего побега.

— Кто же мог вам об этом рассказать, сударь? Уж, конечно, не Гримо.

— Еще бы! Гримо не способен на такой подвиг. Ему понадобилось бы произнести слов больше, чем он выговорил за всю жизнь.

— Тогда, сударь, я вовсе ничего не понимаю!

— Мне рассказал все не кто иной, как наш бравый капитан. Я повстречал его в Пьемонте, направляясь к армии.

— Значит, вам все известно? — заключил Планше.

— Отнюдь. Мне, например, непонятно, почему господин Эвелин не предупредил капитана Ван Вейде о готовящемся… улучшении букета вина. Тогда бравый шкипер смог бы избежать печальной участи любителей ежедневной выпивки. Кроме того, я совсем ничего не знаю о том, каким образом вы оказались в плену у испанцев. Ведь, как ты понимаешь, капитан оставался на берегу и ничего на этот счет мне сообщить не мог.