В прозаической ремарке к «Эпилогу» сообщается, что Ленинград в развалинах, что время действия — июнь 42-го года — и что автор находится в 7000 километров от города. Но для памяти, для совести
…не существует время,
И для нее пространства в мире нет,
— а потому первые строки «Эпилога» возвращают нас к первым строфам первой части «Триптиха»: канун, опять канун 41-го года ("Сужается какой-то тайный круг…"36). Это и канун 41-го (в стихах) и 42-го (в ремарке); это и канун:
Нас несчастие не минует…
или
Смотрит в комнату старый клен
И, предвидя нашу разлуку…
— это и канун и уже совершившееся возмездие:
Пусть навек остановится время
На тобою данных часах,
но остановки времени нет, оно бежит назад:
И такая звезда глядела
В мой еще не брошенный дом…
(Марс накануне войны) и вперед:
Все вы мной любоваться могли бы,
Когда в брюхе летучей рыбы
Я от злой погони спаслась…
— это впереди, это уже не накануне войны, а во время осады:
И над Ладогой, и над лесом,
Словно та, одержимая бесом,
Как на Брокен ночной неслась.
"Эпилог" — он же и канун, он же и эпилог. Таково обращение Ахматовой с временем. С пространством еще свободнее: мало того что в ремарке голос автора звучит из Ташкента за семь тысяч километров от Фонтанного дома, нет, он звучит не только из эвакуации, но и из Колымы или из Норильска:
И я слышу даже отсюда
Неужели это не чудо!
Звуки голоса своего…
Это — "мой двойник на допрос идет" под охраной; охраняют его "два посланца Девки Безносой" — то есть посланцы смерти, — и предсмертно ее голос говорит:
За тебя я заплатила
Чистоганом,
Ровно десять лет ходила
Под наганом…
(Ты — как всегда в «Поэме» переменчивое — только что это был Гаршин: "положи мне руку на темя"37; а "за тебя я заплатила чистоганом" — это уже Гость из будущего…38 Когда кончаются лагерные строфы, возникает новое «ты» — то, к которому обращен весь «Эпилог» (один из эпиграфов: "Моему городу"):
А не ставший моей могилой,
Ты, крамольный, опальный, милый,
Побледнел, помертвел, затих.
Тот, с кем разлучение мнимо, тот, на чьих стенах ее тень, в чьих каналах — ее отражение — и где, как сказано в другом «Эпилоге», в «Эпилоге» к «Реквиему»:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась…
. . . . . .
Ни в царском саду у заветного пня…
. . . . . . .
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Памятник напротив тюрьмы.
Впрочем, она не нуждается в нем. Нерукотворный памятник великому поэту и великому городу создан ею при жизни.
"Существо это странного нрава" победило навсегда и опять.
5
У Ахматовой было не только совершенно особое отношение к своей «Поэме», как к созданию никогда не бывшему в мире — ни в ее поэзии, ни в чьей-либо иной ("кто, когда?"39) — но и, как ни странно это выговорить, особые отношения с «Поэмой». Как с неким особым существом, живым и таинственным. "Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный дом в ночь на 27 декабря 1940 года, прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок"… "В течение 15 лет эта поэма неожиданно, как припадки какой-то неизлечимой болезни, вновь и вновь настигала меня"40. И в «Прозе», и в «Решке» подчеркивалась ее связь с музыкой:
Музыкальный ящик гремел…
с театром (Мейерхольдовы арапчата, Пьеро, Коломбина) — но это все о «Поэме», о ее нраве и обычае — как говорят о нравах и обычаях в какой-нибудь особой стране или на особой планете. Но это случалось [и раньше]- взять хотя бы стихотворение под названием "Последнее стихотворение", там рассказывается о том, как по-разному давались Ахматовой — или не давались — разные стихи. Ну и в «Поэме» — как в цикле "Тайны ремесла" — рассказана подробно тайна создания Петербургской повести "Девятьсот тринадцатый год". Но «Поэма», на протяжении многих лет ее создания, превратилась, видимо, для Ахматовой в живое существо, в собеседницу. Она к ней обращается, она превращает ее в новое «ты»:
И ты ко мне вернулась знаменитой,
Темно-зеленой веточкой повитой,
Изящна, равнодушна и горда…
Я не такой тебя когда-то знала,
И я не для того тебя спасала
Из месива кровавого тогда.
Не буду я делить с тобой удачу,
Я не ликую над тобой, а плачу,
И ты прекрасно знаешь почему,
И ночь идет, и сил осталось мало.
Спаси ж меня, как я тебя спасала,
И не пускай в клокочущую тьму.
Ахматова не только создала «Поэму», не только вложила в нее всё, что вложила — судьбы людей ее поколения, судьбу народа, историю времени и свою биографию — не только рассказала о тех чернилах, какими «Поэма» написана, она обращалась к ней, она молилась ей:
И ночь идет, и сил осталось мало.
Спаси ж меня, как я тебя спасала,
И не пускай в клокочущую тьму.
17/XI 84, Москва-20/XII 84, Переделкино
22/II 85, Переделкино-8/III 85, Переделкино
Список сокращенных названий
ББП — Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы / Сост., подгот. текста и примеч. В.М. Жирмунского. Л.: Сов. Писатель, 1976. (Б-ка поэта. Большая серия).
Возмездие — А. Блок. Возмездие: Поэма.
Записки — Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. 1938–1941. Т. 2. 1952–1962. Т. 3. 1963–1966. М.: Согласие, 1997.
Сочинения — Анна Ахматова. Соч.: В 3 т. Т. 3. Paris: YMCA-Press, 1983.
Цветаева — Марина Цветаева. Стихотворения и поэмы: В 5-ти т. Т. 3. New York: Russica Publishers, INC, 1983.
Примечания
В примечаниях приводятся только заглавия цитируемых в статье стихов без ссылок на сборники. Цитаты из "Поэмы без героя" в сносках не оговариваются.
Иногда Лидия Корнеевна приводит строки, не вошедшие в окончательный текст «Поэмы», так как она хранила в памяти многие промежуточные варианты.
Авторские примечания к конспекту — это, главным образом, ссылки на третий том «Сочинений» (Paris, 1983), где под названием "Заметки о "Поэме без героя"" были собраны крупицы ахматовской "Прозы о Поэме", разбросанные по научным статьям и книгам. Теперь "Проза о Поэме" многократно переиздана в России и читатель легко может с ней ознакомиться.
1 «Творчество».
2 "Они летят, они еще в дороге…"
3 ""Для Лиды"- это не письмо ко мне, а запись, сделанная Ахматовой в тетради. Запись представляет собою рецензию на первый том «Сочинений» Анны Ахматовой, вышедший в 1965 году под редакцией Г.П. Струве и Б.А. Филиппова" (Записки. Т. 3, с. 465). Ныне запись "Для Лиды" опубликована полностью, см.: Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966) / Сост. и подг. текста К.Н. Суворовой. Вст. ст. Э.Г. Герштейн. М.-Torino: Einaudi, 1996, с. 697–700.
4 Речь идет о предисловии Глеба Струве к первому тому «Сочинений», в котором он утверждал, что "период между 1925 и 1940 был период почти полного молчания". По поводу того, «молчала» Ахматова или "не молчала", Лидия Чуковская высказалась во втором томе своих Записок (с. 348–349) и в статье "Голая арифметика" (Записки. Т. 3, с. 489–497).
5 Имеется в виду запись Блока 6 июля 1919 года в альбом К. Чуковского: "Было бы кощунственно и лживо припоминать… звуки в беззвучном пространстве" — см.: Чукоккала: Рукописный альманах Корнея Чуковского. М.: Премьера, 1999, с. 136.
6 В этом перечне Лидия Корнеевна пропустила "Поздний ответ" ("Невидимка, двойник, пересмешник…") — стихотворение, прямо обращенное к Цветаевой. По словам Ахматовой: "Ей я не решилась прочесть… из-за страшной строки о любимых" (Записки. Т. 2, с. 199).
7 "Когда в июне 1941 г. я прочитала М(арине) Ц(ветаевой) кусок поэмы (первый набросок), — вспоминает Ахматова, — она довольно язвительно сказала: "Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро", очевидно полагая, что поэма — мирискусничная стилизация в духе Бенуа и Сомова… Время показало, что это не так". Цит. по кн.: Сочинения, с. 160–161.