Г-н начальник артиллерии остался доволен.

Что же касается самого интенданта фортификаций и его инженеров, то здесь дело пошло не столь гладко. На крепостном валу эти господа вооружились отвесами и принялись о чем-то оживленно совещаться. Затем они поднялись на одну башню, на вторую… Добравшись до башни Бертодьеры, комиссия замедлила свое движение. Один из инженеров снова навлек отвес и спустил его с крыши, после каковой операции г-н интендант фортификаций принялся неодобрительно качать головой, а затем затребовал у г-на коменданта план крепости. За планом было послано, а покуда г-н дю Трамбле, неотступно и лично сопровождавший г-на интенданта фортификаций Пети в его передвижениях по крепостным стенам и башням, предложил последнему отобедать вместе с ним.

Приглашение получили также г-н начальник артиллерии, главный архитектор тюрем и еще двое-трое старших инженеров из числа сопровождавших лиц. Остальные же, менее значительные персоны, были лишены возможности оценить кулинарное искусство повара г-на коменданта Бастилии и вследствие этого разбрелись по залам и бастионам, перекликаясь между собой и пугая голубей.

Впрочем, не все из них вели себя подобным легкомысленным образом. Один невысокий человечек неприметной наружности остался поджидать своего начальника на верхней площадке башни Бертодьеры — той самой, где так полюбил бывать д'Артаньян. Этому человеку и в голову не приходило шуметь, громко разговаривать и тем более распугивать птиц. Напротив, человек был в большой дружбе с ними, или, во всяком случае, с некоторыми из них.

Он присел у башенных зубцов, раскрыл дорожный мешок и достал оттуда ломоть хлеба, который тут же принялся мелко крошить. Неожиданно в руках у него появилась небольшая клетка с белым голубем, также извлеченная из мешка.

Быстро оглядевшись по сторонам, человечек открыл клетку, голубь заворковал и выбрался наружу, расправляя крылья.

Однако ручная птица и не думала улетать. Она принялась склевывать крошки с руки. Лишь после того, как хлеба больше не осталось, голубь взмыл в небо. Он описал несколько кругов над человеком, стоявшим на башне, как бы желая выразить ему таким образом свою благодарность. После чего голубь улетел, а человечек, видимо, полагая свою миссию наверху выполненной, спустился с башни во двор.

Обед затянулся. Повар у г-на дю Трамбле был отменным знатоком своего дела, а посему в тот день о плане фортификаций более не вспоминали, а распрощались, довольные друг другом и обедом, уговорившись возвратиться к служебным делам на следующий день.

За это время искомый план был найден и извлечен из пыли и мрака на свет Божий, и, когда г-н интендант с сопровождающими помощниками появился в Бастилии на другой день, ничто не препятствовало ему, а главное — его инженерам с этим документом.

Как и в прошлый раз, в числе спутников г-на Пети находился человечек с холщовым мешком. Как и в прошлой раз, он щедро рассыпал крошки для круживших над башней голубей, а своего любимца покормил особо. Он отпустил его в голубое небо, но прежде привязал под крылом птицы тугую бумажную трубочку. Послание — а это несомненно было послание — никак не мешало выученному голубю в его полете. Насытившись, он взмыл ввысь и направился туда, где виднелась знакомая колокольня миноритского монастыря. Расстояние, отделявшее тюрьму-крепость от его дома, казалось столь незначительным для голубя, не раз преодолевавшего десятки и сотни миль, доставляя почту, что белый письмоносец еще некоторое время покружил в небе над колокольней, чтобы насладиться ощущением полета.

Но пора было спускаться, в монастыре его ждало привычное и обильное угощение. Монах-минорит, знакомый почтовому голубю с детства и доставлявший его на крышу бастильской башни Бертодьеры, нарочно кормил его не досыта. Поэтому птица торопилась на колокольню…

Таким образом, и в этот день арестанты лишились своей прогулки наверху.

На третий день д'Артаньян устроил скандал:

— Мне что, отказано теперь даже в таком невинном времяпрепровождении, как прогулка на свежем воздухе?!

— Вы можете гулять во дворе.

— Но в этом каменном колодце надо ходить, все время задрав голову, чтобы увидеть кусочек неба над собой.

— Во всяком случае, в прогулке вам никто не отказывает.

— Понятно! Я хочу видеть господина дю Трамбле!

— В настоящее время господин комендант занят. К тому же…

— Что означает это «к тому же»?!

— К тому же, думаю, господин комендант вряд ли хочет видеть вас…

— Ах ты, каналья! Последний раз говорю тебе, я хочу видеть коменданта!

— Это невозможно…

Тюремщик больше не успел произнести ни слова. Рука мушкетера сжала его горло.

— Ах ты, мерзавец! Сейчас я придушу тебя, если ты немедленно не позовешь ко мне своего начальника, еще большего мерзавца, чем ты!

Д'Артаньян был взбешен не на шутку, и страж понял, вернее, почувствовал это.

— Довольно… Отпустите меня, сударь, — прохрипел он.

— Нет! Сначала ты позовешь своего начальника, дежурного офицера или кто там у вас… И я передам ему, что желаю видеть коменданта!

На их возню, грузно топая, прибежал второй тюремщик.

Он сунулся было в камеру, но Д'Артаньян сдавил горло его товарища с новой силой.

— Ни с места! — объявил он тоном, не оставляющим сомнений. — А то я его прикончу!

Прибежал офицер. — Советую вам немедленно отпустить тюремщика! — заявил он.

— А я советую вам поторопиться. И довести до сведения господина дю Трамбле, что лейтенант королевских мушкетеров господин Д'Артаньян хочет его видеть! — прорычал разъяренный мушкетер.

Несчастный тюремщик уже посинел.

Новый комендант Бастилии г-н дю Трамбле был большим дипломатом. Приняв дела у своего предшественника, он предупредил своих подчиненных о том, что узник третьей Базиньеры, позже переведенный в пятую Бертодьеру, на самом деле тот, кем он себя называет. К сему г-н комендант присовокупил негласную инструкцию, предписывающую обращаться с мушкетером почтительно и не допускать какой бы то ни было грубости по отношению к нему. Все это случилось потому, что г-н дю Трамбле имел обыкновение следить за новостями и быть в курсе событий. События же, происходившие в королевстве в 1632 году, заставляли задуматься. Страна была охвачена пламенем мятежа, враги кардинала напрягли все свои силы в отчаянной попытке погубить министра.

Памятуя о том, как он сам был арестован мушкетером и затем поменялся с ним ролями, г-н дю Трамбле никогда не забывал, что роли могут перемениться в мгновение ока — победи партия принца и королевы-матери. Слухи же о ходе военных действий, проникающие в Париж, носили характер противоречивый и не слишком обнадеживающий.

Дю Трамбле пришел.

— Что случилось, господин д'Артаньян?!

— Ровным счетом ничего, если не считать одной малости. Вот уже третий день мне не разрешают подняться наверх. Я предупреждал этого мерзавца, что буду жаловаться.

Полузадушенный тюремщик прохрипел что-то невразумительное. В ответ мушкетер энергично встряхнул его.

— И знаете, что он ответил мне? Что я могу жаловаться хоть Папе Римскому! Каков наглец!

— Это действительно недопустимо, — заявил осторожный дю Трамбле. Солдат будет наказан по заслугам. Но теперь, господин д'Артаньян, я просил бы вас отпустить его.

Мушкетер разжал пальцы, и невезучий тюремщик наконец получил долгожданную возможность беспрепятственно пополнить запасы воздуха. Он тотчас же, пошатываясь, отошел от д'Артаньяна на безопасное расстояние ноги плохо слушались беднягу — и принялся растирать себе шею. Время от времени он осторожно водил головой из стороны в сторону, как бы желая удостовериться, что она по-прежнему сидит на плечах.

— Так я могу гулять наверху? — спросил д'Артаньян, никогда не упускавший из виду главного.

— К сожалению, это невозможно.

— Тысяча чертей! Но почему?!

— Поверьте, — проговорил дю Трамбле, — это ни в коем случае не моя прихоть или тем более злая воля. Просто на башне ведутся кое-какие строительные работы, и прогулки заключенных наверху пришлось временно прекратить.