— Так вот, любезный, это окно как раз той самой камеры, в которой обитает бывший камердинер королевы господин Ла Порт.

Бонасье побледнел, а г-н дю Трамбле круто повернулся на каблуках и удалился, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.

Рано или поздно приходится платить по счетам. Тюремщик вставил ключ в замок на дверях «третьей Базиньеры», если пользоваться служебной терминологией Бастилии, и г-н дю Трамбле был вынужден встретиться с преданным им маршалом Бассомпьером лицом к лицу.

— Дю Трамбле?! Вы?!

Господин дю Трамбле не был храбрецом, но и трусом тоже не был. Однако он попятился. Взгляд боевого маршала не предвещал ничего хорошего.

— Господин маршал, прошу поверить, что мне тяжело видеть вас узником Бастилии. Есть ли у вас какие-либо жалобы, пожелания. Все, что только возможно, будет исполнено немедленно.

— Тысяча чертей! Так в каком же вы здесь качестве?!

— В качестве коменданта.

— Неплохое местечко, а, дю Трамбле?

— Пока не знаю, господин маршал. Я только второй день в должности.

— Много ли вы заплатили за место, сударь?

— Думаю, этот вопрос мы не станем сейчас обсуждать, господин маршал. Я пришел к вам по долгу службы…

— Дю Трамбле, хотите, я назову вам цену вашего комендантства?!

— Нет, сударь.

— Тридцать сребреников!

— Да нет же, черт побери! Уверяю вас…

— Зачем я не убил вас в Лионе!

Дю Трамбле повернулся и, стараясь сохранить достоинство, направился к выходу. За спиной он услышал, как Бассомпьер вдруг расхохотался. Дю Трамбле против воли замедлил шаги и остановился — вполоборота — в дверях.

— Что вас так рассмешило? — подозрительно спросил он.

— Мне пришла в голову поразительно забавная мысль, — с трудом отвечал Бассомпьер, хохоча во все горло. — Отсюда мы выйдем с вами одновременно.

— Вы не понимаете, — продолжал маршал, все еще смеясь, встретив удивленный взгляд коменданта. — Ну как же! Я выйду отсюда только после смерти кардинала. Вы — тоже! Как только Ришелье умрет, меня выпустят, а вы лишитесь должности! Ха-ха-ха!!!

Дверь с грохотом захлопнулась за дю Трамбле.

Глава сороковая

Улица Медников

Улица Лаферронери, иначе говоря, улица Медников, узка, многолюдна и неудобна для экипажей. Она служит продолжением улицы Сент-Оноре, по которой Арамис и Сюффрен пришли сюда — оба закутанные в серые плащи, пряча лица в наступивших сумерках. Тень Истории пала на мостовую улицы Медников, причем тень зловещая.

14 мая 1610 года здесь был убит король Генрих IV. Впрочем, теперь, двадцать один год спустя, она выглядела вполне спокойно и мирно, и горожане, снующие по ней, вряд ли вспоминали о том отдаленном событии.

— Со мной теперь опасно встречаться, — проговорил Арамис вполголоса, обращаясь к своему спутнику. — Меня разыскивают.

— Господь не оставит своих воинов, — кротко отвечал Сюффрен.

— Аминь, — отозвался Арамис.

Они миновали ограду кладбища Сент-Инносен и достигли трактира под вывеской «Саламандра».

— Именно в этом месте Равальяк нанес свой удар, — тихо сказал Арамис. Вас не поражает такое совладение?

— В мире нет совпадений. Я усматриваю в этом перст Божий, — твердо отчеканил духовник королевы-матери. — Далеко нам еще?

— Нет, уже близко.

Они двигались еще несколько минут в молчании. Вечер опустился на город, и кое-где зажглись редкие фонари, выхватывая из темноты малые участки пространства и освещая их неярким желтым светом. Арамис и его спутник старательно обходили такие места.

— Я сообщил о том, как успешно вы скомпрометировали врача Ришелье. Орден благодарен вам, — проговорил некоторое время спустя Сюффрен. — И ваши усилия принесли свои плоды. Вчера кардинал отказал ему от места.

— Что же, значит, все идет по плану?

— Пока — да.

— Вот этот дом, — переменил тему Арамис.

Они стояли перед небольшим невзрачным домом, тем самым, который разыскивал Арамис вскоре после прибытия в Париж и своей первой встречи с Сюффреном.

— Они остановились здесь?

В ответ Арамис утвердительно кивнул.

— Почему он не захотел жить во дворце, д'Эрбле?

— Мне кажется, он еще до конца не решился. Кроме того…

— Что же вы не договариваете?

— Прошу меня извинить… но у меня составилось мнение, что Бежар не вполне доверяет… тем, кто пригласил его из Нанси в Париж.

— Иными словами, он подозревает, что его принесут в жертву после того, как он сделает свое дело?

— Да.

— Откуда он узнал?!

Услышав вопрос иезуита, Арамис вздрогнул. Он постарался разглядеть в темноте выражение лица духовника из Люксембургского дворца, но все его попытки ни к чему не привели. Было слишком темно.

— Он ничего не знает, но, видимо, его одолевают мрачные предчувствия.

— В таком случае его дочь действительно обладает даром ясновидения.

— Так она — его дочь! — невольно вырвалось у Арамиса.

— Она только выдает себя за его племянницу. У них есть причины опасаться быть узнанными.

— Понимаю. Магистр в Нанси упоминал мне о каких-то его прошлых прегрешениях.

— Дело не только в этом. Их чуть не сожгли на костре в Клермон-Ферране.

— Бедняга, — покачал головой Арамис. — А почему вы считаете, что она действительно ясновидица? — «Она писала то же самое», — подумал он про себя.

— Я?

— Мы говорили о подозрениях Бежара. И мне помнится… вы сказали, что они… небеспочвенны. — Арамис словно хотел дать возможность Сюффрену переменить решение.

Но духовник королевы-матери не обратил внимания на тон Арамиса.

— Следует поступить с ним так, как должно. Пусть он замолчит навеки. Cuique suum.[13]

Арамис снова вздрогнул. Навстречу из темноты выступила фигура в коричневой рясе. Монах молча поклонился и произнес лишь одно слово:

— Здесь.

— Дочь? — спросил Сюффрен.

— Тоже.

— Теперь вы войдете и поговорите с ним. Вы передадите ему все то, что я сообщил вам. Я буду дожидаться вас неподалеку, — приказал духовник Марии Медичи.

Арамис коротко кивнул и постучался в дверь дома.

Долгое время никто не открывал ему. Монах и Сюффрен исчезли в темноте. Наконец внутри дома послышались тихие шаги, словно кто-то крадучись пробирался во мраке.

— Кто здесь? — спросил знакомый Арамису голос.

— Ларец Генриха, — чуть слышно выдохнул бывший мушкетер, склонясь к замочной скважине.

— А также?

— Четки королевы. Откройте поскорее, мессир.

За дверью повозились, прошло еще несколько томительных минут, но в конце концов одна створка приоткрылась ровно настолько, чтобы Арамис мог проскользнуть. После чего дверь тут же захлопнулась. Дом на улице Медников снова замер в полной тишине, словно он хотел спрятаться в ночном мраке и исчезнуть, растворившись в нем без следа, подобный призраку.

Раз уж мы вспомнили о призраках, следует бросить беглый взгляд на то, что происходило в окрестностях дома, где обитал алхимик со своей таинственной дочерью.

Между могилами послышались шаги. Потом все стихло.

Через некоторое время над кладбищенской оградой появился темный силуэт, за ним другой…

Одна из черных теней скользнула через невысокую стенку кладбища и двинулась вдоль улицы, вторая последовала за ней, но затем приникла к ограде и замерла в безмолвной неподвижности.

В это же время на улице Оньяр показался человек в темном костюме, с ним было еще двое. Они торопливо прошагали по брусчатке мостовой, свернули на улицу Рени и вскоре достигли улицы Медников, на которой в эту ночь мы задержали внимание.

Дворянин в темном костюме, как видно, не верил в призраков. Он без колебаний направился навстречу тому из них, который двигался вдоль улицы.

— Он вошел вон в тот дом, сударь, — произнес призрак, почтительно притронувшись к своей шляпе. Он попал в полосу света и сделался поразительно похож на полицейского агента в черной поношенной одежде — одного из тех людей, которые в свое время пытались схватить г-жу Бонасье в ее доме на улице Могильщиков и которые были разогнаны д'Артаньяном. Эти же люди позднее похитили г-жу Бонасье по приказу Рошфора.