— Во всяком случае — не в Вечный город, — с лукавой улыбкой отвечал Арамис. — Но прежде от всего сердца прошу меня простить, дорогой Портос!

— За что вы просите у меня прощения?

— Как sa, что! Да за то, что мне пришлось ввести в заблуждение госпожу дю Баллон относительно истинной цели нашей поездки.

— Но ведь вы это сделали ради д'Артаньяна. А что может быть важнее нашей дружбы! — энергично воскликнул Портос и рубанул рукой воздух, напугав своего скакуна, который захрапел и попытался подняться на дыбы, но тотчас убедился в бесплодности этой попытки, укрощенный железной рукой Портоса.

Легкое облачко затуманило изящные черты Арамиса, когда он услышал слова своего бесхитростного друга. Усилием воли он прогнал тень с лица.

— Вы хорошо сказали, Портос. Да, это — ради нашей дружбы.

— Вот видите! Следовательно, вам не за что извиняться.

Беседа эта происходила на дороге из замка дю Валлон утром следующего дня. Солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, день обещал быть погожим.

— Вы, помнится, спросили, куда мы направляемся?

— Наверное, в Париж? — предположил Портос.

— Вы говорите — «в Париж», любезный друг?

— Черт побери, Бастилия-то ведь там!

— Правильно. Но сначала мы навестим Атоса.

— Отлично, без Атоса наш маленький отряд будет неполным, но черт меня побери, если я знаю, где его искать!

Арамис опять слегка улыбнулся.

— Наш Атос принадлежит к славному и древнему роду.

Он не может исчезнуть незаметно. Я поддерживаю переписку с некоторыми дворянами, которые слышали о графе де Ла Фер…

— Да, кажется, именно так его зовут… И где же мы будем искать Атоса?

— В Блуа. Вернее, неподалеку от него, в его родовом поместье.

— Тогда не будем терять время! — весело воскликнул Портос. При этом он нахлобучил шляпу ударом кулака особым, свойственным только ему жестом. Вперед!

И они пришпорили своих коней.

Друзья скакали по дорогам Франции, и ветер раздувал их плащи и играл перьями на шляпах. Они словно помолодели, сбросив годы разлуки, которые провели порознь.

Их помыслы были чисты и благородны. Боевое братство, соединившее их когда-то, не пустой звук для их, пусть и чуточку остывших за минувшие годы, сердец. Но, нет же! Они снова бьются в унисон, и снова храбрецы скачут бок о бок, как в былые годы.

Их только двое! Но все меньше и меньше лье отделяет их от третьего друга, расстояние сокращается с каждым часом.

Они отыщут его, и он обязательно улыбнется своей печальной и мудрой улыбкой, увидев их, запыленных с дороги, и обнимет по очереди. И они скажут ему: «Атос, вы видите, с нами нет д'Артаньяна. Мы хотим, чтобы он снова был с нами. Быть может, это будет стоить жизни кому-либо из нас, быть может, всем!»

И снова Атос улыбнется, но теперь уже почти беззаботно.

И скажет: «Значит, игра стоит свеч!» И легко вспрыгнет в седло.

Глава девятнадцатая

Камилла де Бриссар

Пора вспомнить о девушке, к которой мы должны испытывать чувство благодарности. Не будь ее смелого и безрассудного поступка, все мы понесли бы невосполнимую утрату, лишились бы д'Артаньяна. Нет-нет! Об этом даже подумать страшно! Подобные мысли портят цвет лица. Как и всякие грустные мысли вообще. А цвет лица — это вопрос, которому молодые особы уделяют самое пристальное внимание, особенно если им уже больше шестнадцати и пока меньше шестидесяти лет.

И как некоторым удается так хорошо выглядеть, словно они только и делают, что сидят перед зеркалом и ухаживают за своим лицом, в котором в общем-то нет ничего особенного?!

Так или примерно так думала Камилла де Бриссар, стоя у окна и наблюдая за молодой дамой, выходившей из кареты, что остановилась у крыльца особняка напротив. Дама несомненно принадлежала к высшему парижскому обществу, а карета, которая доставила ее к дому де Конде, была украшена гербами, незнакомыми Камилле.

«Впрочем, — сказала себе Камилла, — чем ей еще заниматься?»

Камилла еще не знала, что молодая дама, направлявшаяся К парадному входу особняка, была хозяйкой дома — принцессой Конде, Шарлоттой Монморанси, и ей приходилось заниматься и другими делами, помимо ухода за своим личиком, пленившим когда-то доброго короля Генриха IV и его любимца Бассомпьера.

Через несколько дней девушка снова увидела карету с гербом у крыльца напротив. Она решила не отходить от окна, пока не дождется появления владелицы кареты. Ждать пришлось недолго. Появилась уже знакомая Камилле дама, села в карету, милостиво улыбнувшись лакею, предупредительно распахнувшему перед нею дверцу, и укатила, оставив в душе наблюдавшей за ней девушки ощущение чего-то изящного, легкого и недосягаемого.

Камилла была девушкой рассудительной.

«Час ранний, — подумала она. — Эта дама, очевидно, ничуть не опасается быть скомпрометированной, выходя из чужого дома в такое время. Значит, это ее дом. Выходит, мы соседи. Крестный говорил, что подыскал квартиру напротив особняка Конде, а следовательно, эта дама из дома Конде».

Шли дни. Грустные мысли все чаще посещали хорошенькую головку девушки, которая снова и снова посылала лакея в Лувр, с письмом, адресованным лейтенанту королевских мушкетеров роты господина де Тревиля. И снова оказывалось, что д'Артаньяна там нет.

Наконец посланный ею лакей вернулся и сообщил, что мушкетеры возвратились из похода, но господина д'Артаиьяна снова нет ни в Лувре, ни в Париже, так как он находится в длительном отпуске.

— Ну, хватит! — воскликнула расстроенная Камилла и, закусив губу, ушла к себе в спальню. Там она дала волю своим чувствам и, разрыдавшись, бросилась на кровать.

Все на свете рано или поздно заканчивается, даже меланхолия. В одно прекрасное утро мадемуазель де Бриссар, по своему обыкновению, вышла из дома на прогулку и увидела выходящую навстречу ей принцессу Конде. Они встретились глазами и обе непроизвольно улыбнулись, почувствовав взаимное расположение, которое иногда возникает внезапно между незнакомыми, но близкими по духу людьми. Однако не было произнесено ни одного слова, принцесса села в уже знакомый Камилле экипаж с гербом Конде на дверцах и уехала.

А Камилла де Бриссар отправилась на прогулку, стараясь не ронять достоинства при встречах с дамами, которые были одеты более дорого и более модно, и поздравляя себя с тем, что такие встречи в этот утренний час случаются не слишком часто.

Через несколько дней Камилле представился случай увидеть принцессу в сопровождении супруга, и ей показалось, что ее обаятельная соседка заслуживает большего. Анри Бурбон, называемый принцем Конде, и впрямь был человеком не слишком достойным своей красавицы жены. Современники упрекали его в двух недостатках: в излишней скупости и в трусости.

На эти два обвинения принц имел обыкновение отвечать, что маркиз Ростан еще скупее, а герцог Вандом еще трусливее его.

Кроме того, принц был обвинен в пороке, довольно общем для эпохи после десяти лет супружества с прекрасной Шарлоттой Монморанси он не имел детей. К описываемому времени это обвинение с принца было снято, так как кардинал, неизменно пекшийся о благе Франции, посадив его в Венсен, угадал и на этот раз. Принцесса разделила с супругом его ссылку, и во время этого заточения появился на свет будущий великий Конде.

Принцесса снова улыбнулась Камилле как старой знакомой, а принц, проследив за взглядом своей супруги, остановил на девушке свой, найдя предмет достойным внимания.

Возвратившись домой, Камилла подошла к зеркалу. Оттуда на нее глядела красивая молодая женщина лет двадцати, разрумянившаяся после прогулки. Она встряхнула головой, отчего ее пышные волосы растрепались, придя в живописный беспорядок. «Вам угодно было взять отпуск, шевалье? Что ж, тем хуже для вас!» — подумала Камилла де Бриссар.

Глава двадцатая

Салон маркизы де Рамбулье

Покуда д'Артаньян скакал в зараженный чумой Клермон-Ферран и возвращался в печали обратно в Париж, покуда он провожал последнего из трех своих друзей и переживал это расставание, покуда он, призываемый служебным долгом, сопровождал короля в Лион, где его величество имел неосторожность заболеть, а заболев, имел неосторожность пообещать королевам удалить кардинала, покуда, наконец, д'Артаньян, исполнивший поручение Анны Австрийской, стоившее ему свободы, томился в Бастилии, — та, о которой он помнил все это время, кажется, начинала его забывать; случилось то, что и должно было случиться: при очередной встрече принцесса Конде не ограничилась улыбкой, а заговорила с симпатичной девушкой, очевидно, живущей в доме напротив. А так как принцесса видела, что Камилла моложе ее лет на пятнадцать и несомненно ниже ее по положению в обществе, она приняла покровительственный тон.