В таких ситуациях ты не можешь думать логически. Ты полностью сосредоточен на экстремальном вождении и не можешь импровизировать, если выброшен из области сверхбыстрых инстинктов и реакций в гораздо более банальную ситуацию. Я не пробовал сознательно, какие возможности машина еще сохраняет, просто раскрутил мотор на третьей, переключившись на четвертую, ничего там не нашел и автоматически переключился дальше, на пятую. Она работала. Первая мысль — ехать дальше. Может, придешь к финишу пятым или шестым и заработаешь еще очко в чемпионате.

Так что я раскручивал третью «до звона», а затем переходил на пятую. Время круга тем самым ухудшилось на пять секунд по сравнению с тем, когда коробка работала. Пике на семнадцать секунд отставал, так что ему надо было 3–4 круга, чтобы меня настичь. Посмотрев на сигналы из боксов, я увидел: плюс 17 секунд от Пике. Я ехал так хорошо, как было возможно без четвертой передачи. Табличка на следующем круге: плюс 17 секунд от Пике. Внезапно я понял: Нельсон же досконально знает мою тактику. Он знает, что в конце гонки я перехожу в щадящий режим и не зацикливаюсь на большом отрыве. Вероятно, он думает, что я специально поехал медленнее, чисто из тактических соображений, и что нет смысла давить на меня. В этом случае я смог бы сразу отреагировать и прибавить…Да и задние шины у него были совсем не в том состоянии, чтобы он решился на супер-атаку. Было невероятно сложно найти правильные моменты переключения между третьей и пятой передачами. Кроме того, голова едва выдерживала все напряжение: когда же он поймет, что я не играю в кошки-мышки, а нахожусь в серьезной беде? Не выйдет ли из строя и пятая передача, поскольку стираются кольца синхронизаторов? Не попадут ли обломки деталей в трансмиссию и не вызовут ли полное разрушение? Я молюсь о том, чтобы этот «сортир на колесах» добрался бы до финиша. А до Пике все еще не доходит, он послушно следует за мной и думает себе что-нибудь о хладнокровном Ники.

Ни в одной другой гонке я так не изнурял себя мыслями, в конце голова по-настоящему заболела.

Я побеждаю и становлюсь тем самым приблизительно на одном уровне с Простом в чемпионате. Когда Пике и я маршировали к подиуму, он спросил меня, как прошла гонка. «Уфф», — ответил я, — «у меня сломалась четвертая передача.» По его взгляду я вижу, как сильно он напуган, потому что не использовал шанс победить в этом Гран-при. Ему бы это легко удалось. Из всех гонок, которые негативно или позитивно повлияли на чемпионат 1984 года, эта была моей самой счастливой. То, что это произошло в Австрии — приятная случайность.

В начале сентября я получил известие, что должен перезвонить Ляруссу в Бретань, где он проводил отпуск. Срочно! «Извини», — сказал он, — «я не могу выполнить условия договора. Профсоюзы во Франции разволновались из-за величины оплаты, кроме того, есть столько других забот. И президент сказал, что не сможет оправдаться перед профсоюзами о выплатах господину Лауде стольких-то миллионов, если с другой стороны предстоят увольнения на фирме.» Я спросил его, не сошел ли тот с ума, и как он себе все это представляет.

Лярусс: «Мне очень жаль, мне очень жаль, я ничего не могу поделать».

На этом для него дело было закончено. А я был без контракта, в руках Рона Денниса и имел впереди только две решающие для чемпионата гонки, Нюрбургринг и Эшторил.

Все это было слишком напряженно для меня, мне надо было освободить мозги и хотя бы определиться с контрактом. Деннис стоял на своем, показывал, кто в доме хозяин — половину оплаты, и ни долларом больше. Так что я еще раз вернулся в Лозанну и спросил людей из Marlboro, заинтересованы ли они в моих услуг и впредь? Если да, то им надо поторопиться. Они это сделали, и Деннис за несколько дней до Нюрбургринга предложил договор, который я мог подписать. Хотя и не с полным восторгом, поскольку я зарабатывал таким образом на треть меньше, чем до сих пор. Но тем не менее, после двух лет достаточно завышенных условий договоров с Лаудой, я мог это принять. Однако странно: я был на полном ходу к чемпионству и одновременно получал самое серьезное понижение зарплаты в своей карьере.

Прост стал единоличным и фантастическим победителем Нюрбургринга. Я пришел лишь четвертым, причем одного или двух мест мне стоил дурацкий маневр Мауро Бальди. Так что развязка откладывалась на две недели, на неизвестной трассе в Эшториле под Лиссабоном.

Глава 10

Эшторил

В отеле воняет, комнаты отвратительные. Прост съехал уже в первый день, мне же переезжать лень. Вилли здесь и готовит здоровую еду, телефонист вечером вытаскивает штекер и обещает, что больше меня не побеспокоят. Так все можно выдержать. Отель прямо возле трассы Эшторил и для цирка Гран-при здесь все внове.

Предчувствия нехорошие: гадкая погода, новая трасса со всеми ее сюрпризами, Ален Прост в отличной форме, его психологическая сила на Нюрбургринге в том, что он явно на гребне волны, а также в том, как с ним нянчатся в McLaren. Я же загнан в оборону, хотя и по прежнему имею огромное преимущество: в этой гонке мне нужно стать всего лишь вторым, чтобы выиграть чемпионат.

Тренировка — сущий кошмар. Все шло не так, как в плохом кино. Потерянное время из-за дурацких поломок, потом, возможно, в результате этого, ошибка. Как бы то ни было, окончательный результат таков: в воскресенье я буду стоять на одиннадцатом стартовом месте, Прост (на втором. И это была самая важная квалификация года? Ничего лучшего, чем одиннадцатое место — и это на непредсказуемой новой трассе?

Ситуация настолько хреновая, что даже не имеет смысла беспокоиться. Вилли готовит, Вилли делает массаж. Есть в жизни вещи, на которые ты можешь положиться. Вилли просто гигант. Я отлично сплю.

Проснувшись, я сказал себе следующее: «Все остальные нервничают. Совсем не обязательно нервничать еще и самому, это ничего не даст. Программа на день такова: сделать все, что в моих силах, сконцентрироваться, не делать ошибок и все это как можно быстрее. Все остальное не в моей власти и поэтому на данный момент не важно.» В мыслях я еще раз очертил цели дня: «Оптимизируй собственные усилия, забудь обо всем вокруг, не давай давлению со стороны победы или поражения в чемпионате подчинить тебя себе. Будь самим собой, так хорошо, как только ты это умеешь.»

Моему мозгу удалось убедить самого себя расслабиться. Я спокоен, а вот Прост — нет, это я распознал с первого взгляда. Он постоянно грызет ногти, бледный и выглядит невыспавшимся. Собственно, он и сам сразу признал, что позади тяжелая ночь, что почти или совсем не спал и ему легко поверить. Он часто ходит в туалет.

Его поведение только укрепило мое желание повторить и усилить свое утреннее самопрограмированние: отрицать важность чемпионата, отодвинуть его как можно дальше и думать только об одном — о собственных действиях.

На утренней тренировке я на три десятых быстрее Проста. И, тем не менее, мотор вызывает у меня подозрения, это победный мотор из Брэндс Хэтч. Я попросил установить вместо него двигатель из Дижона, тоже победитель.

За два часа до старта пришла Марлен. Это один из ее странных, необъяснимых поступков: она ненавидит гонки, никогда не присутствует на них, чемпионат ей безразличен и все же на этот раз она сказала, что хочет приехать. О целых выходных даже думать забудь, из-за детей она могла только остаться на одну ночь, ее сестра Рената пока присмотрит за ними. Так как я не нашел пилота для моего самолета, я попросил Нельсона Пике отправить экипаж его Citation на Ибицу. Марлен прибыла на трассу к обеду. Сама она дрожит, но меня нервничать не заставит.

К обеду я еще раз сбросил внутреннее напряжение. Надеваю шлем, у меня на глаза наворачиваются слезы от радости, от неописуемого чувства силы, которое меня охватило. Я чувствую себя сильнее, чем когда-либо ни было в жизни до того, и выезжаю из боксов на стартовую решетку. Я совершенно спокоен и знаю, что не сделаю глупостей.