Курсанты, затаив дыхание, слушали человека, которого Спрюэнс назвал «прекраснейшим примером редкого сочетания — стратега и воина, готового взять на себя ответственность и ринуться в бой»[177]. Немногие из офицеров видели Ужасного Тернера во время войны на Тихом океане, и первые вопросы — сразу после того, как Тернер был представлен — были, скорее, «разведкой». Спрюэнс предполагал, что эти вопросы не продлятся долго; так оно и было.

«Сэр, с самого начала, у острова Лейте, когда японцам удалось заставить нас изменить расположение авианосцев, мы сразу начали терять корабли — из-за самоубийц и даже в обычных атаках. Не из-за этой ли потери транспортов и ТДК замедлилось строительство взлетно-посадочных полос на берегу и плохое положение дел еще более ухудшилось, с точки зрения воздушной обороны?»

Потеря множества кораблей-поставщиков типа эсминцев в ноябре 1944 года была неожиданной. Камикадзе пролили первую кровь 25–26 октября, когда группа из пяти самолетов потопила эскортный авианосец «Сант-Ло» и повредила три подобных ему авианосца. Это сподвигло многих молодых японских летчиков на вступление в соединение «Симпу» (специальный штурмовой корпус), и 30 октября камикадзе повредили три крупных авианосца настолько, что корабли пришлось отправить на стоянку Улити для ремонта. Через несколько дней еще один «плавучий аэродром» стал жертвой самоубийц; до конца ноября пострадали еще три корабля.[178] Об этих ошеломительных нападениях, влекших за собой потерю кораблей, и говорил курсант, задавший вопрос; вопрос отсылал также к проведению наземной кампании. Тернер не был главным на Лейте. Командовал вице-адмирал Томас Кинкейд, и Тернер тщательно выбирал слова.

«Мы ожидали, что будут потери, но характер японских атак был совершенной неожиданностью. Мы рассчитывали, что наши истребители справятся с большей частью их воздушных сил на Филиппинах до нашей высадки. Невнятный, слабый ответ на рейд Билла (адмирал Уильям Ф.) Хэлси в сентябре 1944 г. заставил нас заключить, что силы японцев на островах гораздо менее значительны, чем должны были быть. Мы фактически прекратили промежуточные операции и продвигали «Кинг-II» полные шестьдесят дней[179]. Никак невозможно было предугадать тактику, которая использовалась против нас. Что касается строительства воздушной базы в Лейте, то причиной задержки не была потеря судов; причиной стали погода и почва, которые стопорили все усилия армейских инженеров. Мы владели этими островами более сорока лет, но до сих пор у нас не было возможности убедиться, насколько неподходящий грунт в районе, где мы должны были разместить аэродром Бурон.

Все мы помним кадры кинохроники, где командующий операцией спрыгивает со своей шлюпки в воду и направляется к берегу — уверен, что было сделано не более одного дубля, — (смех) а также его заявление о том, что он «вернулся». Но немногим известно, что он обязан был снова занять Лейте с четырьмя дивизиями; восемь истребительных и бомбовых групп вели обстрелы с острова в течение сорока пяти дней после первой высадки. Девять дивизий и вдвое больше дней в бою; действовать могла только часть авианосных соединений — из-за отвратительных условий местности[180]. Сражение на земле тоже шло не так, как планировалось. Японцы как раз сделали последний рывок, быстро изолировали штаб-квартиру Пятого воздушного соединения и захватили большую часть аэродрома, пока армия не выбила их назад, в джунгли[181]. Полковник?..»

Заканчивая ответ упоминанием об армии, Тернер жестом пригласил к разговору одного из слушателей. Он заметил на офицере алую нашивку в виде перекрещенных стрел — знак 32-й пехотной дивизии, которая участвовала в сражении за горные хребты Коркскрю, Килей и Брикнен на Лейте[182].

«Спасибо, сэр. В свете того факта, что недостаток поддержки наших войск с воздуха позволил врагу переместить четыре дивизии и несколько отдельных бригад и полков на остров с Лусона[183], полагаете ли вы, что на захват залива было потрачено слишком много времени?»

Адмирал не был смущен упреком, скрытым в вопросе: «Нет. Ориентируясь по предварительным рапортам как о реальных, так и о воображаемых потерях нашего флота, японцы решили провести главное сражение за Филиппины на Лейте, а не на Лусоне. Первоначально мы намеревались использовать Лейте как своеобразный трамплин перед Лусоном — точно так же, как Кюсю стал нашей последней остановкой на пути к Токио. Но надо помнить о том, что, независимо от того, на каком острове происходило бы сражение, японцы имели на Филиппинах лишь ограниченное число солдат. Более восьмидесяти процентов японских кораблей затонули во время выполнения более поздних заданий по снабжению, но нам, естественно, хотелось бы отправить их на дно еще раньше. В сражении за Лейте участвовало общим счетом на 100 000 человек наземного войска больше, чем предполагалось; само завоевание заняло столько времени, что остров так и не стал главным центром снабжения и авиабазой, каким мы намеревались его сделать[184]. С моей точки зрения, японцы оказались гораздо более подготовленными, чем мы ожидали, и это в равной степени повлияло на все операции. Я ответил на ваш вопрос?»

«Да, сэр», — сказал полковник. Однако позже он говорил главе отдела снабжения колледжа, контрадмиралу Генри Экклсу, что предполагал услышать, что недостаточная поддержка со стороны армии и авиации ощущалась еще спустя месяцы, что большое количество японских частей было выведено с острова, когда в январе 1945 года[185] был получен приказ об отступлении, и что ему не нравилось сражаться с одними и теми же японцами дважды. Экклс ответил, что со стороны полковника было разумным не делать на этом акцент.

Теперь уже многие из присутствующих поднимали руки, желая задать вопрос; Тернер указал на капитан-лейтенанта из младшего класса.

«Адмирал, не могли бы вы прокомментировать атаку истребителей, проведенную в южной части Японии перед высадкой на острова?»

Тернер попросил уточнить вопрос.

«Да, сэр. Почему перед высадкой на Кюсю воздушные силы противника не были обработаны, вплоть до их истощения?»

Эта проблема была предметом жарких споров — и в печати, и в кают-компаниях. Она уже обсуждалась днем раньше в Люс-Холле с главой группы анализа сражений, коммодором Ричардом Бейтсом, и двумя дюжинами студентов.

«Весьма вероятно, господа, что мы стали жертвами собственного успеха, — начал Тернер. — В течение всей войны все более эффективные действия нашей авиации, а также армейских истребителей и средних бомбардировщиков опустошали японские авиабазы. Мы были уверены, что большое количество их самолетов уничтожено во время налетов, предшествовавших нашему вторжению. Но чтобы уничтожать самолеты на земле, нам надо было знать, где они находятся[186]. Предвидя, что налеты будут становиться все более жестокими по мере нашего приближения к островам, японцы расформировали свои соединения и рассредоточили самолеты. О более чем 125 авиабазах и аэродромах мы знали, однако точек базирования было много больше[187]. Японцы удвоили старания после того, как мы застигли сотни самолетов на базе в Кюсю во время подготовки к самоубийственному рейду на Окинаву[188]. Что касается самолетов, «приговоренных» к роли камикадзе, то они не требовали особого обслуживания, и их размещали с таким расчетом, чтобы они могли взлететь с дорог и полей, окружающих центральные районы размещения[189]. Кроме того, дюжинами строились запасные аэродромы, и во время наших налетов на известные нам места использовались камуфляж, фальшивые самолеты и брошенные аэродромы с натянутой над ними маскировкой»[190].