Мы здесь одни,

Среди тысяч заплаканных глаз.

Это они

Смотрят в прицел на нас.

Слышишь все ближе

Мертвых собак лай.

Целься чуть ниже.

Стреляй!..

Обозреватель

ЧЕЛОВЕК НЕОТМЕНИМЫЙ Споры о романе Александра Потёмкина «Человек отменяется»

В Доме Ростовых - в Международном сообществе писательских союзов - состоялось обсуждение романа Александра Потемкина "Человек отменяется". Провокационное название, сложное многослойное произведение вызвало оживленную дискуссию, в которой приняли участие первый секретарь исполкома МСПС Ф.Кузнецов, президент Академии русской литературы В.Мирнев, известный критик Л.Аннинский, доктор филологических наук И.Арзамасцева, писатели, ученые… Откровенный, профессиональный разговор касался достоинств и недостатков романа, например, поэт Г.Онанян упрекнул автора в слишком достоверно изображенных жестких сценах, прозаик А.Торопцев советовал тщательнее редактировать тексты… Ведущий собрания - писатель А.Салуцкий - сказал, что читая Александра Потёмкина, испытывал истинное удовольствие - эстетическое наслаждение, потому что ни одной строки, ни одного слова у него не сказано просто так, а обязательно - со смыслом и нестандартно. Ирония автора по-настоящему глубокая, с проникновением в суть дела. Написанный в острой литературной манере, роман Александра Потёмкина "Человек отменяется" стал первой, настоящей классической крупномасштабной сатирой на то, что происходит в России и с Россией. Были высказаны пожелания продолжить роман, написать вторую часть с названием "Неотменяемый человек" - другим взглядом посмотреть на проблемы, затронутые в романе. Взяв за основу выдержки из обсуждения, мы продолжили его на страницах газеты "Завтра".

Владимир Бондаренко

АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ: ВСЁ ВПЕРЕДИ

Россия бредит развитием. Россия находится в ожидании нового витка развития. Россия говорит о развитии. России предстоит развитие. Развитие - это переведение страны с одного уровня на новый уровень. С уровня упадка, декаданса, развала, в котором мы все еще пребываем, на уровень Богопознания, на уровень расцвета, на уровень создания абсолютно новой общности, нового социума, который состоит не только из новых машин, механизмов, дорог, но и из человеческой общности.

Роман Александра Потёмкина "Человек отменяется" очень важен тем, что ставит проблему человека в период, предшествующий русскому развитию. Он ставит на человеке крест, он ставит на социуме, которому предстоит выстраивать новую Россию крест. Говоря, что этот социум безнадежен. Что он состоит из гнили, из слизи. Во многом это так. Александр Потёмкин говорит, что он сам - того же мнения, что и его герои, что человечество должно быть расчищено, вырублено, вырезано, и на его месте должны возникнуть какие-то супермашины и сверхгерои. Этим он оговаривает себя. Потёмкин думает, конечно, иначе. Его радикализм, художественный и творческий, утверждение, что он и себя чуть ли не включает в число палачей ничтожного человечества, это - его места о развитии. На самом деле пафос его романа не антигуманистический, а насквозь гуманистический. Русское развитие потребует нового человечества и нового человека. Потребует преображения сегодняшнего народа, прошедшего через катастрофы 1991 года, 1993 года, утратившего веру в будущее, потерявшего стыд, растленного, униженного. Преображения народа, испытывающего ежедневные пытки. Этому народу предстоит преобразиться. Как будет протекать преображение народа - одному Богу известно. Скорее всего, это преображение будет протекать через чудо. Чудо всегда связано с явлением. Поэтому в России должен появиться сверхчеловек. Человек, который, как Данко, вырвет свое сердце и понесет его, освещая народ. Его сердцем будет преображено сегодняшнее человечество. "Человек отменяется" по Потёмкину, и "Чело- век вменяется" по Проханову. Следующая книга того же Потёмкина уже будет написана об этой восхитительной утопии. О появлении среди всеобщего мрака, распада, чудовищной и бессмысленной власти нового сверхчеловека, который будет способен на героизм, на Богопознание, на творчество, на Русское Чудо.

АНАСТАСИЯ ГАЧЕВА, СВЕТЛАНА СЕМЁНОВА: ХИМЕРЫ РАЗУМА ИЛИ ИСТИНА СЕРДЦА?

В романе "Человек отменяется" сознание, говорящее с самим собой, стоит в центре повествования. Даже там, где герой произносит слова, его монолог сохраняет приметы внутренней речи. Да и диалоги, вкрапляемые в текст повествования, зачастую тоже монологичны: собеседники не слышат друг друга, каждый вещает на надрывном фортиссимо, звучит в своей тональности и ведет собственную идею-мелодию слово другого внутрь его сознания не проникает, отскакивает, как шар, и катится одинокой дорогой. Каждый переполнен собой, занят своим возлюбленным "эго", его лелеет и превозносит, ему воспевает осанну.

И совсем не просты оказываются самые, казалось бы, невзрачные экземпляры рода людского, маленькие человечки вроде Семена Семеновича Химушкина… Химушкин, как подпольный герой Достоевского, предпочитает "скандалить в собственном сознании". Он - завистливый, злой фантазер, и в своем мечтательном, фантомальном захлебе рождает такие химеры разума, что не снились ни гоголевскому Поприщину, ни Голядкину Достоевского. В повседневном же бытии скукожен и мелок: подглядывает за квартирантками, не прочь тяпнуть водочки и попитаться за чужой счет, конфликтов старательно избегает и в гражданском смысле вполне благонадежен.

Но зато ослепительно великолепен его двойник - всемогущий олигарх Иван Степанович Гусятников, в которого на пиках воспаленной фантазии перевоплощается Семён Семёнович. Этот тоже предается неуемным мечтаниям, громоздя картины немыслимых извращений, то дьявольски-утонченных, то нарочито грубых. Но, в отличие от Химушкина, обладая вожделенными капиталами, что, как известно, правят цивилизованным миром, он имеет шанс проверить практически, насколько быстро лишается человек своего достоинства, легко ли утрачивает тонкую пленку культурности, истребляя в себе все, что отличает его от кровожадного зверя.

Гусятников становится режиссером дьявольского спектакля, изощренно мизансценируя предельно жестокие ситуации, чтобы под их прессом человек из человека "вытек", как когда-то выражался Бабель. Устраивает себе крепостную деревню и понуждает новоиспеченных холопов исполнять все прихоти "барина". То заставит сношаться друг с другом до исступления, то начнет морить голодом, дразня голодные глаза и ноздри видом и запахом упомопрачительных деликатесов. То поселит в одном бараке убийц и спровоцирует столкновение между ними, да какое, кончающееся душегубством самого садистского толка. Как змей-искуситель, Гусятников толкает людишек на смертный грех, а сам подсматривает в щелочку, испытывая самое яростное наслаждение от созерцания их падения: где немедленного и покорного, а где - после немалого сопротивления, которое, впрочем, лишь разжигает его глумливый восторг. Надо отметить, сцены в поэтике шока у Александра Потёмкина особенно художественно выразительны.