Это произошло мгновенно. Только что и холм и вода были ярко освещены луной, а в следующее мгновение они погрузились в непроглядную тьму. Я совершенно потерял ориентировку. Сделал наудачу один шаг и тут же наткнулся на какое-то дерево, потом что-то живое коснулось моей ноги! Я наугад дал пинка. Ужасный, сковывающий страх овладел мной в эту минуту. Кругом ползали аллигаторы, и впереди, и сзади меня. Я слышал, как они шныряют в темноте, как трещат вокруг ветки и чавкает грязь…

Я снова, сделал шаг, ощупью пробираясь во тьме, спотыкаясь и падая, стараясь хоть куда-нибудь уйти от этих крадущихся чудовищ и их невидимых зубов. Вдруг я споткнулся о какой-то предательский корень и согнувшись, полетел вперед. Меня хлестнула по лбу ветка, и я свалился на землю, вывихнув колено. Бедный Чарли, обмякший и, наверное, уже мертвый, соскользнул с моего плеча на мягкую влажную землю и, вырвавшись у меня из рук, покатился вниз, в темноту.

Снова поднялся шум, удары, всплески и клацанье челюстей. В этот ужасный момент ненадолго показалась луна. Ее бледный свет озарил место трагедии, навсегда запечатлев в моей памяти страшные детали. На мгновение я увидел вскинутую руку Чарли и белые животы аллигаторов, сверкавшие среди темно-малиновых брызг. Потом рука исчезла под водой, и на поверхности остались лишь темные силуэты извивающихся чудовищ. Теперь я был совсем один, затерянный среди бесконечных болот и джунглей, раскинувшихся на тысячу квадратных миль…

15. Двуногие волки

Лунный свет временами прорывался сквозь облака, и я кое-как дотащился до лагеря. Лагерь!.. Всего лишь два куска полусгнившего брезента, натянутого на шесты, несколько банок говядины и бобов да мокрые лохмотья, висевшие над кучкой остывшего черного пепла… Сердце мое сжалось от тоски. Набрав побольше дров, я разжег костёр, приготовил настой из листьев сассафраса и йоко и маленькими глотками стал пить эту отвратительную смесь, обжигающую горло. Я старался обдумать свое положение, но мозги отказывались работать. Мне хотелось только уснуть, На глаза мне попались винтовочные патроны, лежавшие около пояса. Теперь они были бесполезны: ведь винтовка безнадежно изломана. Чтобы отогнать мух кабури, я сунул в огонь зеленую ветку, и от костра стал медленно ползти едкий желтый дым. Я проглотил последние противомалярийные таблетки, расстелил на земле куртку и повалился на нее. «Пропади все пропадом», — подумал я, засыпая. Спал я недолго. В течение всей этой печальной, трагической ночи я то обливался потом, то дрожал от холода. Одни мой бок замерзал, а другой почти поджаривался на огне. Но, к утру приступ лихорадки прошел. Голова стала ясной, и я уже мог довольно твердо стоять на ногах. За ночь река поднялась еще на несколько, футов и теперь холмик, на котором я находился был островком среди огромного озера. Вода залила досковидные корни моры и доходила уже до пушистых султанов тростника.

Я стряхнул с куртки насекомых и прелые листья, натянул ее на себя и, пока ел бобы и грел воду для «барловы», старался обдумать воздавшееся положение. Главной заботой был плот. У меня оставалось достаточно консервов, чтобы несколько дней, продержаться на строгом рационе, кроме того, еще двадцать фунтов рыбы, которую я собирался закоптить. У меня были спички, компас, леска и крючки, нож, ружье с восемью патро-нами, мачете Чарли, пистолет, немного веревки, два куска брезента и разные принадлежности для починки одежды. Я не боялся предстоящего пути до Бартики, меня лишь охватывал ужас одиночества. Два отделения в моем поясе были набиты алмазами и золотом, но стоило мне только вспомнить о старине Чарли, как радость от обладания такими сокровищами вмиг улетучивалась.

Ведь если даже предположить, что я каким-то образом сумел бы без Чарли достичь гор Акараи, то уж выбраться без него к Мапуэре я бы ни за что не смог, разве только чудом. Не будь Чарли, я бы уже давным-давно уничтожил весь запас консервов, потому что именно Чарли с его ловкостью и осторожностью индейца, обеспечивал нас пищей. Стрелять умею и я, но именно Чарли в девяти случаях из десяти показывал мне куда стрелять. Единственным слабым утешением теперь для меня могло быть сознание, что я поступал с ним всегда справедливо, и что в его гибели я был совершенно неповинен. Ну почему, почему Чарли со всем его изумительным опытом и знанием джунглей все время ходил босиком?

Я тщательно уложил все вещи, потом почистил и выпотрошил рыбу, нарезал ее ломтиками и подвесил в густом дыму. Пока рыба коптилась, я зашил самые большие дырки в одежде, а потом сделал из двух кусков брезента мешок, чтобы запихнуть туда все, что не поместится в поясе, все, кроме коробки с пленками. Я решил, что самым подходящим местом для нее будет карман куртки. Теперь когда у меня не было ни гамака, ни противомоскитной сетки насекомые и летучие мыши стали очень важной проблемой.

Я положил свои восемь патронов в самое безопасное для них место — в гнезда на поясе. Соорудить плот было не очень сложно. Это для меня стало уже почти привычным делом. Деревьев кругом хватало, мачете у меня был и веревки осталось достаточно, чтобы связать основные бревна. Временем я тоже располагал и мог сделать эту работу как следует. Куда мне спешить, ведь чем выше поднимается уровень воды в реке, тем меньше риска налететь на опасную корягу. А ржавый якорь со сломанным зубцом, о котором я вспомнил только тогда, когда мне понадобилась веревка, мог еще послужить мне на славу.

Я решил делать плот из толстых бревен, а не из тонких. Работа эта, конечно, посложнее, но зато плот будет массивнее. Он, правда, получался очень тяжелым, но ведь скоро река затопит бугор, и плот окажется на воде. Поэтому я сооружал его на единственной ровной площадке рядом с костром. Я набрал в котелок листьев сассафраса и йоко и прочно привязал его веревкой к плоту, а затем устроил низкий брезентовый навес наподобие птичника. Другой кусок брезента я расстелил на бревнах, чтобы в щели не очень плескала вода, и покрыл его тонкими ветками и тростником, так что получился довольно неплохой настил в фут толщиной. Потом я срезал несколько шестов, уложил брезентовый мешок с вещами и копченую рыбу в «хижину» на плоту, а оставшиеся куски веревки прочно связал концами, чтобы иметь причальный канат. Теперь почти все было готово к плаванию.

Я надел пояс, сунул мачете Чарли в ножны и сверил направление по компасу. Прежде, мне казалось, что река находится прямо к востоку от бугра, где был мой лагерь, но я не представлял, сколько раз с тех пор мне пришлось передвигать вещи. Если река текла, примерно на север, то, согласно компасу, мне нужно было плыть по лесу на северо-запад, срезая угол, чтобы попасть в главное русло. Мне осточертело сидеть и ждать подъема воды, поэтому я срезал шест потолще и попытался им, как рычагом, столкнуть плот на воду. Это оказалось легче, чем я предполагал. Когда плот наконец коснулся воды, его быстро рвануло вперед, и, чтобы взобраться на него, мне пришлось чуть не по колено зайти в воду.

Отталкиваясь шестом, я плыл среди стволов, радуясь, что ближе к реке деревья становились реже и тоньше. Раньше здесь был берег. Когда мы с Чарли еще до начала дождей появились в этой районе, заросли тростника поднимались выше человеческого роста, а теперь все скрылось под водой, и я мог выплыть из леса прямо в русло реки. Солнце силилось пробиться сквозь плывущие густые облака, а под бурым потоком висел туман.

Тростник и листья пальм все время цеплялись за плот, как бы не желая выпускать меня из джунглей. Но стоило мне только выплыть из леса, как течение подхватило плот, завертело его и вынесло на глубокое место.

Мимо проплывали разные обломки, а однажды в плот ударился своими обломанными корнями ствол какого-то дерева, резким толчком выведя меня из благодушного настроения. На быстрой реке было множество предательских водоворотов, но я ухитрялся избегать почти все опасные участки и держался поближе к западному берегу. Время тянулось бесконечно. К вечеру я причалил к какой-то торчащей из воды коряге и поужинал копченой рыбой. Пакку оказалась такой же вкусной, как копченая семга… Я немного пожевал антималярийные листочки и попытался заснуть, но на меня тут же нахлынули ужасные воспоминания минувшей ночи. Несколько раз принимался идти дождь и, в конце концов, стал лить как следует, до самого утра. Его струи монотонно били по протекавшему во многих местах брезенту.