Дождь усилился снова. Это не был прежний сумасшедший ливень, но все же он хлестал как следует. В отдалении гремел гром, над вершинами гор Акараи все еще сверкали молнии. Но гроза уже кончалась, а может быть, только начиналась, если судить по зловещему виду неба на северо-востоке.
Мы проезжали мимо густых зарослей и поломанного тростника, и речка постепенно суживалась. Высокие берега подступали все ближе. Теперь между ними было не больше пятидесяти футов. Однако течение оставалось слишком быстрым, и мы все еще не могли управлять плотом. Постепенно тростник редел, и вместо него из ила поднимались корни растений, похожих на ризофору. За ними стояла сплошная стена джунглей, туманная и безмолвная, а на севере и северо-востоке застыли зубчатые пики Акараи. Течение здесь было не таким сильным, но управлять плотом не было необходимости, он и так держался на середине потока.
Видимо, до ливней ширина этой речки не превышала нескольких футов. Воздушные корни растений почти все были скрыты теперь под водой, и это свидетельствовало о резком подъеме уровня. К вечеру дождь заметно ослабел. Никакой растительности уже не было видно — плот шел теперь среди угрюмых каменных стен, отвесно поднимающихся на головокружительную высоту. Казалось, что они даже наклонены друг к другу. В Гвиане ночь наступает внезапно, без сумерек. Съежившись под мокрым навесом, мы внимательно выглядывали какое-нибудь подходящее местечко, куда бы можно было причалить, чтобы провести на берегу ночь, но морщинистые стены скал казались неприступными.
Мы видели лишь узенькую полоску серого неба в просвете между тесно сомкнувшимися утесами. Эти нависшие каменные громады грозили рухнуть и похоронить нас под собой, а со дна речки над водой поднимались огромные камни. Мы прилагали титанические усилия, отталкиваясь шестами от опасных мест, но течение здесь было все еще слишком быстрым, и плот часто со скрежетом врезался в одну из этих глыб с такой силой, что просто удивительно, как он не рассыпался на отдельные бревна.
Нас несло мимо выветренных мшистых скал, покрытых ползучими растениями, и кое-где мы видели какие-то странные знаки и рисунки, очевидно высеченные здесь очень и очень давно. Эти знаки были на высоте по меньшей мере двадцати футов над уровнем вздувшейся речки, но выше и ниже этих изображений вода оставила отчетливые следы разных уровней древнего потока…
Ущелье, по которому нас сейчас несло, было очень похоже на ту глубокую пропасть, через которую мы перебирались по бревну два дня назад. Куда оно нас выведет, ни Чарли, ни я сказать не могли. Возможно, мы окажемся в конце концов в Нидерландской или Французской Гвиане, но ни то, ни другое меня не устраивало.
Выбраться на берег все еще не было никакой возможности. Тени удлинились. А ведь и днем в это узкое ущелье проникало не так уж много света. Нам оставалось только привязать как-нибудь плот и переждать до утра. Тут нас могли выручить веревка и якорь, которые я снял с брошенной нами лодки. Без них мы, вероятно, даже бы не сумели остановить плот. Я уже снял крепкую веревку с тюков и привязал ее к якорю. Этот маленький якорь оказался одним из самых полезных предметов во всем моем скудном имуществе.
Расщелина в скале, заполненная густой массой корней, показалась мне наиболее подходящим местом, и, когда плот поравнялся с ней, я бросил туда якорь. Крюк зацепился за корни, но веревка так резко натянулась, что от толчка я едва не свалился в воду. Чарли воткнул шест в другую щель и держался за него что есть силы. Плот немного накренился, вода запенилась вокруг бревен. Наше неуклюжее сооружение двигалось прямо на, камни, а мы изо всех сил старались удержать его. Но у самой скалы течение уже не ощущалось, и плот мерно закачался среди густой грязной пены.
Мокрые, замерзшие, несчастные, мы опустились на бревна и принялись за еду. Съев те жалкие остатки раздавленных бананов, которые еще уцелели на плоту, мы разделили на двоих банку говяжьих консервов. Когда мы покидали лодку, я вместе с другим необходимым снаряжением взял с собой шестьдесят с лишним фунтов консервов, и нам нужно было соблюдать самую строгую экономию, пока мы снова не вернемся к лодке. Да, лучше всего нам теперь попытаться вернуться назад, к тому месту, где мы оставили лодку с продовольствием и снаряжением. Мы надежно укрыли припасы от непогоды, и, вероятно, почти все продукты были целы, потому что все было в железных банках, прочных ящиках или полиэтиленовых мешках.
После еды Чарли принялся сосать свою пустую трубку. Его табак намок, а разжечь огонь было совершенно безнадежным делом. С наступлением темноты снова хлынул дождь. О сне мне нечего было даже и думать. А Чарли, пососав еще немного свою трубку, примирился с невозможностью покурить и сразу задремал. Я лежал в каком-то полуоцепенении, прислушиваясь к шуму дождя. К утру я весь одеревенел и продрог до костей. Меня начинало лихорадить. Я принял солидную дозу противомалярийного средства драмафрим, а потом мы прикончили остатки рома.
Дождь прекратился. Мы съели скудный холодный завтрак и отчалили. За ночь вода поднялась еще на два фута, и плот сразу попал во власть буйного потока. Тусклая полоска неба почти сливалась с темными деревьями на вершинах высоких скал, и нередко из-за тумана не было видно ни неба, ни вершин. Мы проплывали под десятками стволов, перекинутых через ущелье вроде того моста, по которому мы недавно прошли через пропасть. Отсюда, с плота, они казались не толще карандаша. Нечего было и думать снова выбраться на Мапуэру. Это я понял еще ночью и уже смирился. Но если плыть дальше на юг через Бразилию до самой Амазонки было безнадежно, то почему бы не вернуться назад к нашей лодке и плыть на север по течению рек. Мы все время выискивали подходящее местечко в скалах, где можно было выбраться наверх.
А уж каким образом мы сумеем преодолеть сотни футов опаснейшего пути по скалам, таща на себе тяжелые тюки и оружие, мы пока не думали. Вот когда отыщем путь, вернее, если отыщем, тогда и подумаем. Мы продолжали плыть, принимая и тут же отвергая одно решение за другим, когда вдруг и без того быстрое течение заметно усилилось. Это нас встревожило. Чарли стал внимательно прислушиваться, жестом приказав мне замолчать. По его напряженному лицу было видно, что он чем-то обеспокоен. А вскоре я и сам услышал отдаленный рев. Сомнений быта не могло — нас несло к водопаду!
Я уже представил, как нас вместе с плотом разрывает на куски. В отчаянии мы еще внимательнее стали вглядываться в берега. Даже если проход и отыщется, нужно обладать ловкостью обезьяны и иметь стальные нервы, чтобы взобраться по этим неприступным скалам на такую страшную высоту. Но что-то надо было делать. Грохот водопада становился все громче, сила потока возрастала с каждой минутой. Вдруг я заметил широкую расщелину, поднимавшуюся ярдов на двести вверх от уступа, расположенного у самой воды, и, не колеблясь ни секунды, бросил туда якорь. Его лапы прочно засели в трещине, и натянувшаяся веревка зазвенела, когда плот резко остановился и начал бешено вращаться.
Потом сильный толчок сбил нас обоих с ног, когда плот ударился о пологий выступ скалы и два бревна оторвались от него и вздыбились. Одно из них стукнуло меня по пояснице, чуть было не сорвав с пояса кобуру, но веревка держала крепко. Чарли ловко выпрыгнул на уступ, а я, пока еще плот не развалился, начал судорожно швырять ему вещи — тюки, оружие, подсохший кусок оленьего мяса, который остался у нас от всей туши. Когда оторвалось еще несколько бревен, я выпрыгнул на берег, и вода захлестнула остатки плота. С громким треском отломилась часть скалы, за которую зацепились лапы якоря, и этот бесценный для нас предмет с лязгом заскользил по мокрому камню, а бревна плота, бешено вращаясь, понеслись по течению.
Я сделал глупую и бесполезную попытку поймать якорь и промахнулся. В этот момент он зацепился за другой конец скалы, и тут наконец многострадальная веревка не выдержала и лопнула. В наших руках остался кусок длиной не больше тридцати футов, привязанный к якорю… Внимательно разглядывая неимоверно высокие крутые скалы, по которым нам предстояло карабкаться, я заметил в одном месте какие-то широкие отверстия. Раньше они казались мне просто темными трещинами, но теперь, внимательно приглядевшись, я увидел, что это, несомненно, входы в пещеры, закрытые вьющимися растениями. Неизвестно, намного ли они входят в глубь скалы, но если бы нам удалось до них добраться, то у нас по крайней мере был бы кров над головой и мы могли бы спокойно обсудить создавшееся положение. Иного выхода у нас не было. Через несколько часов вздувшаяся река, наверное, затопит уступ, на котором мы стояли.