– Думаю, да. Конь ходит вот так, – Кэрри Эн сделала ход одним из своих всадников из слоновой кости и перепрыгнула через пешку.

– Да. Тогда давайте начнем. Первый ход ваш.

– Это и был мой ход, – ответила Кэрри Эн, оставив коня на клетке. – Извините, что я сразу во все не вникаю. Я не очень смышленая.

– Главное – не торопитесь. – Аксель двинул пешку.

Кэрри Эн взяла свою пешку и направила ее на две клетки вперед, но потом засомневалась. – Нет, погодите. Я не так хотела пойти.

– Не торопитесь.

– Не гожусь я для умных игр. – Поставив фигуру на место, она сделала такой же ход другой пешкой. Аксель кивнул. Кэрри Эн расслабилась. – Почему вы ушли в академический? – вскользь поинтересовалась она. – Неужели у студента такая напряженная жизнь?

– Что-то вроде того, – пробурчал Аксель.

– Мне кажется, что мои соседи-студенты только и делают, что торчат в «Старбакс». Но я преклоняюсь перед вами, правда, – продолжила она. – Студенты. Уважаю всех, кто ходит в университет. Я понимаю, что студенческая жизнь – не все кофе попивать.

Аксель сделал ход молча.

– Наверное, другие аниматоры вас раздражают, – проговорила Кэрри Эн. – Это же не самый мозговитый народ. Очень приятные как люди, безусловно. Но с кем вам общаться, когда хочется поговорить о поэзии? Хотя я вам тоже не помощник. Вряд ли я смогу говорить о поэзии с таким человеком, как вы. Во Франции очень всесторонняя система образования, правда? По-моему, в выпускном классе школы заставляют брать семь факультативов. Полагаю, поэтому вы и стихи любите и в науке разбираетесь.

– Так ходить нельзя, – прервал ее Аксель. – Слон ходит только по диагонали.

– Извините. Я отвлеклась.

– Я заметил, – сухо произнес Аксель.

Кэрри Эн закрыла рот. Что-то она растрепалась. Наверное, болтала то же самое, что и все туристы, когда-либо сидевшие за доской напротив Акселя. Но тут он нарушил молчание.

– Вам нравится отдыхать в Бодруме, Кэрри Эн?

– О да, – сразу же ответила она. Услышав его вопрос, она почему-то вздохнула с облегчением. – Мне нужно было уехать от проблем.

– Много работаете?

– Да, и еще я только что развелась.

– Развелись?

Слова как-то сами собой вылетели. Ведь Кэрри Эн пообещала себе, что не будет упоминать о разводе. Молчание поможет ей притвориться, будто ничего не было.

– Я думал, вы празднуете свадьбу.

– Ну да, Речел выходит замуж через три недели. А я вот развелась. Он сбежал с моей лучшей подругой. – Она беззвучно рассмеялась, будто все это произошло совсем с другим человеком и поэтому может считаться забавным.

– Скверно.

– Я должна была догадаться, – вздохнула Кэрри Эн. – Мы влюбились в него одновременно, но тогда ему нравилась я, а не она. А она и словом не обмолвилась. Даже не намекнула, что неравнодушна к моему мужу. Я жалею только об одном: она ничего не сказала – тогда бы мы могли остаться подругами. Нам было так здорово вместе. Ходили везде втроем…

Втроем… Аксель мысленно перенесся в тот забытый вечер в кафе с Эдом и Натали. Он был безмерно счастлив. Справа от него – любимая женщина. Слева – друг, интеллектуал, который считал Акселя ровней и приятелем. По крайней мере, тогда ему казалось, что это так. В этот вечер Акселя посетило почти материальное ощущение расцвета. Эд интересовался его мнением. Раньше никто не хотел знать о его взглядах. Натали просияла от гордости, когда Аксель особенно мудро высказался по поводу выборов американского президента 2000 года.

Теперь, оглядываясь назад, Аксель понимал, что улыбки Натали предназначались вовсе не для него. И его эйфория резко увяла, словно поздно раскрывшийся бутон розы, пострадавший от ранних заморозков. Ведь в сорбоннском кафе он искренне поверил, что в один прекрасный день, возможно, станет человеком, истинно достойным восхищения. Студентом-медиком, почти лучшим в группе, у которого есть прекрасная девушка и чудесный новый друг. И кем же он стал? Шахматным тренером в бодрумском «Эгейском клубе». И его удел – развлекать женщин средних лет, которые не отличают шахматы от шашек.

Забывшись болезненными воспоминаниями, Аксель не осознавал, что выражение его лица переменилось. Уголки рта опустились, будто он почуял неприятный запах.

Кэрри Эн, объяснявшая подробности развода, подняла голову, увидела гримасу Акселя и, естественно, решила, что он нахмурился из-за ее болтовни.

– Простите, – произнесла она. – Зря я вам рассказала.

Сидя лицом к лицу в полутьме, было так легко шевелить губами и раскрывать секреты, что раньше хранились за семью замками. Должно быть, это обычное дело, подумала Кэрри Эн. Тем более в «Эгейском клубе» в Бодруме. Похоже, репутация отеля как рая одиночек не оправдалась. Возможно, когда-то он и был местом, где знакомились с завидными холостяками. Но теперь клуб стал похож на курсы автомехаников, куда ходят одни женщины, мечтающие увидеть тучи мужиков. В течение трех дней Кэрри Эн наблюдала, как они слетаются, словно мухи. Одинокие женщины среднего возраста. В большинстве своем старше нее. Но разочарование в их глазах было ей знакомо. Она знала, что единственные мужчины, с которыми им нынче приходится говорить по душам, – это их парикмахеры. Наверное, Акселю известны любовные истории всех постояльцев отеля.

Аксель отогнал воспоминания и вернулся в настоящее.

– Королевой так не ходят, – поправил он. Но было слишком поздно. Кэрри Эн смутилась и не могла продолжать игру.

– Извините. Думаю, на сегодня хватит, – сказала она.

– Неужели? – Как ни странно, Аксель был удивлен.

– Да. Кажется, у меня мозги расплавились от жары.

Их разговор прервал стук в дверь.

– Войдите.

Это был Мортен.

– Кэрри Эн! Ты тоже играешь в шахматы! Может, поиграем вместе?

– Почему бы и нет, – предложил Аксель. – Вы примерно на одном уровне. Я буду судьей.

Мортен был в восторге от его предложения.

– Да! Будем играть в шахматы. Битва умов. – Он изобразил боксерские удары, представляя «битву». – Проигравший угощает победителя коктейлем.

– Я бы рада, – вздохнула Кэрри Эн. – Но, по-моему, у меня опять приступ колик.

Она протиснулась мимо Мортена, торопясь покинуть комнату. Жалость Акселя и приставания Мортена довели ее до отчаяния. Вот что на самом деле означает ее положение разведенки. Привлекательные мужчины ее жалеют, а те, кого может любить лишь собственная мать, преследуют.

– У меня есть лекарство! – кричал ей вслед Мортен. – Я принесу тебе в номер!

– Да, конечно, – пробурчала она в ответ. Слава богу, он не знает, в каком она номере.

29

Похоже, неделя вакханалий и удовольствий, пристыдивших бы древних римлян, не удалась. В тот вечер Яслин, Речел и Кэрри Эн сидели на балконе своего номера и сравнивали белые следы от бретелек, больные животы и комариные укусы.

Яслин на редкость приуныла.

– Прими еще имодиум, – предложила Речел.

– Да меня не поносит, – повторила Яслин уже в пятый раз с тех пор, как Речел вернулась из бассейна и обнаружила ее стонущей на кровати. – Просто какое-то непонятное состояние. Вроде как устала. И все тело ломит.

– Когда мы болели, мама всегда давала нам чашку чая и пару мятных конфет, – вспомнила Кэрри Эн. – И собаке это тоже помогало.

– Это катастрофа, – проговорила Яслин. – Мы должны праздновать последнюю неделю Речел в качестве девицы и твое возвращение в мир свободных девушек. Рассиживаться и стонать можно и в Клэпхеме!

– А я прекрасно провожу время, – соврала Речел.

– Враки. Весь день смотришь на часы, подсчитываешь, который час в Дублине, и гадаешь, не утопили ли Патрика его дружки в реке Лиффи!

– А сколько сейчас в Дублине? – спросила Кэрри Эн.

– Пять дня, – ответила Речел. – Может, правда ему позвонить? Вряд ли они сейчас в пабе.

– Ни в коем случае! – отрезала Яслин. – У тебя девичник.

– Пусть позвонит, если хочет. Ты уже звонила Юэну? – спросила Кэрри Эн.