– Дарю вам подарок, – сказал Яссер. – Украшение.

Кэрри Эн взглянула на то место, где он взволнованно возился с ее футболкой. Неужели подарит ей ту золотую божью коровку, что она присмотрела в витрине? Единственную приличную вещь во всем магазине?

Но это была не та чудесная божья коровка. На ее месте торчало нечто похожее на обычную булавку. На булавке болталась кривая голубая стеклянная бусинка и самая крошечная золотая монетка в мире. Хотя не факт, что золотая.

– Что это?

– Злой глаз, – объяснил Яссер. – Он будет защищать вас от злых духов.

– А на турецких мужчин он действует? – поинтересовалась она.

Яссер обиделся.

– Пойдешь со мной на закрытую вечеринку вечером? – спросил он.

– Я уже с подругами договорилась.

– И подруг приводи, – нашелся он. – Буду ждать тебя в магазине.

– Может быть, – ответила Кэрри Эн, быстро выскочила из магазина, прежде чем Яссер вытянул из нее обещание, и уткнулась прямо в рахитичную грудь Мортена.

– Доброе утро! – обрадованно воскликнул он. – Как твой живот, Кэрри Эн? Не хочешь выпить со мной?

Проклятье, подумала Кэрри Эн. Похоже, турецкий глазок на норвежцев тоже не действует. Кэрри Эн судорожно оглядывалась в поисках пути к отступлению.

– Может, ты идешь на пляж? – Мортен показал на бинокль, висевший на шее. – Поглазеть на птичек.

Ага, подумала Кэрри Эн. Ты только и делаешь, что на птичек глазеешь.

– Может, пойдем вместе?

Мортен с надеждой ждал ответа. Он улыбался. Кэрри Эн заметила, что у него в зубах застрял салатный лист. И тут ей на глаза попался листок бумаги на двери одного из конференц-залов рядом со зданием службы размещения.

«Шахматный клуб» – гласила надпись на французском.

– Я бы с удовольствием понаблюдала за птичками, – проговорила Кэрри Эн. Ее осенила гениальная мысль. – Обожаю смотреть, как резвятся голубки. В смысле птицы. Но сейчас я опаздываю на шахматы.

20

«Что я здесь делаю?» – спрашивала себя Салли, во второй раз присаживаясь на бордюр теннисного корта. Она ждала, пока Жиль закончит занятие с туристкой средних лет в коротеньких шортиках, которые были ей явно малы. Каждый раз при движении сиреневые шортики исчезали у нее в попе, ей приходилось одергивать их, и она снова пропускала подачу Жиля.

Наконец женщине удалась единственная хорошая подача через сетку в правую часть поля. Жиль подбежал к ней через корт, поднял на руки и попытался пронести ее по кругу, но женщина так пронзительно визжала, что пришлось ее отпустить.

– Полетт, в следующем году вы попадете на Открытый кубок Франции! – тараторил Жиль.

– Сегодня вечером я буду в баре, – подмигнула Полетт. Проходя мимо Салли на выходе с корта, она подмигнула и ей. – Ваша очередь, – добавила она. – Не слишком его мучьте!

– Не переживайте. – Салли подошла к задней линии площадки и встала в другом конце корта, напротив секс-символа «Эгейского клуба».

– Нет. Идите ко мне, – сказал он. – Нужно еще объяснить вам, как правильно держать ракетку.

– Объясняйте, я прекрасно вас слышу, – проговорила Салли.

Жиль почувствовал жесткость в ее голосе и поднял брови. На мгновение Салли потупилась на свои теннисные туфли. С чего это она так обиделась, увидев, что Жиль окружил эту Полетт таким же вниманием, что и ее? Он же теннисный инструктор. И кокетничает со всеми. С молоденькими и старыми. С мужчинами и женщинами. Этот флирт ничего не значит. Всего лишь способ провести время с клиентами, пришедшими поиграть в теннис.

– Тогда я подойду к вам, – сказал Жиль. Он перепрыгнул через сетку и направился к ней. Но не стал распускать руки, как в прошлый раз, а просто встал рядом и показал с помощью своей ракетки, как нужно стоять в ожидании удара слева. Их разделяло не меньше трех футов.

– Понятно? – серьезно спросил он, закончив демонстрацию.

– Думаю, да, – ответила Салли.

– Хорошо. Я пойду за сетку и дам вам несколько простых подач.

Он даже не попытался приблизиться к ней. Салли пропустила первую подачу. Вторую. И третью.

– Вспомните, как я учил вас стоять, – крикнул он. – И не сводите с мяча глаз, пока он не ударится о ракетку. Вы все время отводите глаза.

Салли пропустила еще три мяча. Жиль снова перепрыгнул через сетку.

– Смотрите, – произнес он, показывая удар. – Теперь вы сделайте то же самое.

Салли попыталась повторить его удар.

– Смотрите, – терпеливо повторил Жиль.

На этот раз он взял Салли за запястья и двигал ее руки, пока они не достигли нужной точки на рукоятке. Он продолжал держать ее за руки, и она ударила вместе с ним. – Так лучше, – тихо произнес он. Отпустил руки и выпрямился. Их взгляды встретились. Жиль провел языком по губам, будто собирался что-то сказать. – Я буду подавать вам мячи, – наконец проговорил он.

Салли почувствовала, что заливается румянцем от щек до пупка. То он с ней заигрывает, то ведет себя холодно. Еще неизвестно, что хуже.

Тем временем на пляже Маркус ждал начала второго занятия. Виндсерфинг давался ему на удивление легко. Наверное, после стольких лет занятий плаванием в плечах все еще осталась сила. Он без труда поднял парус и вскоре разобрался, как управлять доской и делать широкий круг по заливу, в то время как другие новички барахтались на мелкоте, словно водяные жучки вверх брюхом. Ксавье, который отвечал за виндсерфинга и катамараны и одновременно заигрывал с блондинками-близняшками, загоравшими в шезлонгах рядом с его будкой, не мог поверить, что Маркус никогда раньше не катался на доске.

Море было беспокойнее, чем вчера. Ветер дул с берега. Тяжелейшие условия для новичка. Но Маркусу было все равно. Вызов – как раз то, что ему было нужно. Пока он думал о том, как удержаться на доске, то не мог думать ни о чем другом. Особенно о Салли.

Но когда Маркусу удалось набрать скорость, он стал думать о том, как же ему хорошо. Как приятно ощущать напряжение в мышцах, сражаясь с ветром, – все равно что после десятилетнего перерыва взять гитару и обнаружить, что все еще можешь подобрать мелодию. Его тело, впавшее в зимнюю спячку с тех пор, как он начал работать в Сити, внезапно отреагировало на бурлящий в крови адреналин, будто антикварная спортивная машина, заурчавшая при нажатии на педаль. И ему вдруг показалось, что тот Маркус, что целый день горбился над рабочим столом, был абсолютно другим человеком.

Когда-то давно, до того, как университет и кредиты на обучение заставили Салли с Маркусом искать «нормальную» работу, они мечтали о путешествиях по всему миру, о том, чтобы самим зарабатывать на переезд из страны в страну. Салли бы преподавала английский – она закончила курсы учителей английского как иностранного. Маркус бы устроился спасателем. Тогда ему уж точно придется научиться кататься на виндсерфинге. Они решили следовать за солнцем вокруг земного шара. Средиземноморье летом, зимовка в Австралии, Новой Зеландии, на Карибах. Если получится, можно разъезжать так бесконечно. Когда-то это казалось возможным.

Даже после свадьбы, в первый год в Лондоне, Мерчанты не забросили идею взять годовой отпуск. Только теперь план изменился: сначала они собирались поднабраться опыта, а потом взять неоплачиваемый отпуск на полгода. Может, больше, если все пройдет хорошо. Поживем – увидим.

Увидели они вот что. Салли повысили. Если бы она ушла с работы, все ее успехи прошли бы даром. Столько усилий ради пары месяцев на солнышке, говорила она. Похоже, Салли забыла, что они вовсе не намеревались делать карьеру; работали, просто чтобы платить по счетам и собрать первоначальный капитал наличными на воплощение мечты о кругосветном путешествии. Маркус остался верен их идеалам. Салли же влилась в корпоративный образ жизни – долгие задержки на работе, кредитные карты компании.

Тем временем двое их друзей из университета реализовали студенческую мечту Салли и Маркуса. Не успели высохнуть чернила на их выпускных дипломах, как Зак и Тифф смотались в Таиланд. Тифф организовала школу английского для местных детей, Зак стал инструктором по водным лыжам. В Англию ребята возвращались все реже. Последний раз Маркус видел их на свадьбе университетских друзей – спустя пять лет после выпуска. Зак и Тифф были все такими же загорелыми и счастливыми. Во время свадебного приема в саду полил дождь, и Зак и Тифф смеялись, как могут смеяться только люди, которым больше не приходится мириться с британской погодой. Они казались такими спокойными, что выглядели на пять лет моложе всех их друзей по университету.