Затем Нойс и Аннуллу спустились по короткому склону, не превышавшему 60 м, на седловину. Однако для измученного альпиниста на обратном пути после восхождения на Эверест он смог оказаться неприятным препятствием. Я просил Уилфрида навесить на этом склоне перила для возвращающихся групп, что он и сделал на обратном пути. Как благодарны мы были ему впоследствии! На ровной площадке седловины Нойс и Аннуллу обнаружили остатки лагеря швейцарцев: изуродованные палатки, рамы кислородных аппаратов, крючья и продукты питания. Они не замедлили ими воспользоваться. Аннуллу обменял свой кислородный аппарат на полный рюкзак, а Нойс подобрал немного витаминизированных лепешек, банку сардин и коробку спичек. Все отлично сохранилось, хотя и пролежало более полугода на открытом воздухе. На седловине дул едва заметный ветерок, и альпинисты смогли в полной мере насладиться этим исключительным состоянием погоды.
При возвращении Нойс пользовался тем же кислородным баллоном, который, казалось, служил необычно долго. К 5 час. 30 мин. вечера они вернулись в лагерь VII сравнительно мало уставшими. „Это был один из лучших альпинистских дней, которые мне пришлось пережить“, – заявлял впоследствии Нойс. Группа Уайли, за которой следовали Тенсинг и Хиллари, к тому времени поднялась в этот лагерь. Когда Нойс и Аннуллу, спустившись по закрепленной веревке, подошли к палаткам, шерпы встретили их восторженными приветствиями. Без сомнения, благополучное возвращение этой двойки после трудного подъема на Южную седловину произвело в тот день глубокое впечатление на ожидавших людей. Если могли это сделать двое, смогут и все остальные! Придя в лагерь, Уайли некоторое время сердечно разговаривал со своей группой, с участием расспрашивал, не устали ли они, не страдают ли от головной боли или от кашля, и распределял между ними пилюли. Каждый обещал сделать на другой день все, что было в его силах, однако было очевидно, что до прихода Нойса и Аннуллу они пребывали в состоянии неуверенности. Блестящий пример сразу поднял их дух. Ободряющие слова и четкие распоряжения Тенсинга о работе завтрашнего дня завершили дело. Успех „заброски“ был теперь обеспечен.
Однако, наблюдая из Западного цирка, нельзя было это предвидеть. Наше беспокойство продолжалось и на следующее утро. Не отрывая взора от стены Лходзе, мы следили, не появятся ли признаки деятельности в лагере VII. На этот раз ждать пришлось недолго. В 8 час. 30 мин., необычайно рано для столь высокорасположенного лагеря, мы увидели две маленькие точки, вынырнувшие из-за ледяного серака. Атмосфера в Передовом базовом лагере все более и более накалялась. С нетерпением ждали мы, что же будет дальше? Наконец-то они появились! Мы громко вслух считали шерпов, цепочка которых перерезала ослепительную белизну снежного поля. Четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать! Невероятно много людей двигалось одновременно на высоте более 7300 м. Весь отряд полностью вышел в путь, чтобы перенести на Южную седловину необходимые запасы.
Впереди попрежнему шли двое. Мы предполагали, что это должны быть Хиллари и Тенсинг, и позднее, когда вернулись Нойс и Аннуллу, наши догадки подтвердились. В первый момент меня охватила досада. Помня об основной задаче Хиллари, я просил его не выходить за рамки строго необходимого для обеспечения успеха этой группы. Я предполагал, что он сможет ограничиться словесным воздействием на шерпов. В крайнем случае я советовал Хиллари и Тенсингу идти впереди лишь до начала ледника. Однако они неуклонно шли вперед, восстанавливая почти стертые ночным ветром следы и действуя на других, как живой магнит. Даже нам внизу было ясно, насколько тяжел их путь. Двигались они удручающе медленно. Лишь тот, кто сам испытал эти трудности, мог полностью оценить их.
В прошедшую ночь в лагере VII ночевало девятнадцать человек. Они сгрудились в палатках, слишком тесных для такого количества людей; ночью ветер обрушивался на палатки. Хотя продуктов было занесено вполне достаточно и нехватка их должна была бы сказаться только после выхода отряда, меню было необъяснимо скудным. К тому же приготовление пищи в такой тесноте было нелегким делом. Учитывая предстоящий долгий путь подъема, Тенсинг справедливо настаивал на раннем выходе, однако даже самые простые действия на большой высоте требуют таких затрат умственной и физической энергии, что, хотя люди и были подняты в 6 час. утра, к моменту выхода, то есть в 8 час. 30 мин., они успели лишь согреть себе по кружке чаю. Некоторые съели еще немного американских орехов, но большинство шерпов вышли в путь, недостаточно подкрепившись.
Многие из них более сильно чувствовали влияние высоты и двигались медленнее, чем другие, но когда группа поднимается в связках, темп движения неминуемо определяется слабейшим. Два мучительных шага – остановка, люди стоят, навалившись грудью на ледоруб; затем снова два шага. После десяти шагов такого пути некоторые падают почти без сознания на склон, и остальные ждут, пока они придут в себя. Так продолжалось весь день. Тяжело ощущался недостаток питания. „Мы перерыли карманы и прикончили все конфеты“, – рассказывал впоследствии Чарльз Уайли. И все же они продолжали путь.
Снизу их продвижение было почти незаметным. Однако колонна двигалась через громадный снежный склон, пока последний человек не скрылся за скалами Женевского контрфорса. Отстал лишь один, достигший предела своих возможностей и вынужденный остановиться посередине траверса. Чарльз Уайли, все время заботившийся о своей группе и всеми силами стремившийся выполнить порученную ему задачу, взвалил на себя ношу этого отставшего шерпа и продолжал свой путь. Вскоре после этого его кислородный аппарат дал течь в сочленении трубопровода четырехлитровой подачи. Единственным средством было заглушить это сочленение и пользоваться повышенным расходом кислорода (до этого Чарльз шел на двухлитровой подаче). Удвоенный расход привел к быстрому истощению запаса кислорода. Когда до верхних скал контрфорса оставалось еще около 120 м, подача прекратилась. Его положение было значительно хуже, чем шерпов. Так же как и во время разведки на стене Лходзе, он, после того как в течение многих часов пользовался добавочным кислородом, оказался внезапно в разреженной атмосфере. В полубессознательном состоянии, напрягая всю свою волю, Уайли все же достиг гребня. Позднее на самой седловине, с редким присутствием духа и энергией, он организовал надежный склад продуктов, придавив их тяжелыми камнями, чтобы бушующий здесь ветер не разметал их. Затем он внимательно осмотрел окружающую панораму и произвел киносъемку. Подобная сила воли кажется прямо-таки сверхъестественной.
Для усталых, ослабевших от недостатка питания людей обратный путь был почти столь же тяжелым, как и подъем на седловину. Последние отставшие носильщики добрались до лагеря VII к 7 час. вечера, когда уже начало смеркаться. Они провели на ногах десять с половиной часов. Большинство из них решило остаться в лагере на вторую ночь (для некоторых это была уже третья). Эта ночь была еще тяжелее предыдущей. Ураганный ветер, обрушиваясь по стене Лходзе, врывался словно вдуваемый гигантскими мехами между сераком и горным склоном. Палаткам часто грозила опасность быть сорванными, и обитатели их, сидя вдоль стенок, с нервным напряжением старались удержать палатки своим весом.
Лишь немногие наиболее сильные носильщики предпочли сделать еще рывок, чтобы добраться до уютного Передового базового лагеря. Пять шерпов спустились в этот вечер к лагерю V, в то время когда мы, участники первой штурмовой группы, добрались туда снизу. Во главе их шел неутомимый ветеран Дава Тхондуп, включенный в число избранных участников группы Южной седловины, после того, как он проявил выдающиеся качества альпиниста на ледопаде и в Западном цирке. Некоторые из шерпов, Дава в том числе, выглядели почти неутомленными, другие шатались от усталости. Не останавливаясь, они продолжали спуск к Передовому базовому лагерю. Каждый из них, проходя мимо нас, улыбался. Некоторые хвастались, что за весь день с 7 час. утра выпили только кружку чаю. И даже этих героев превзошли Хиллари и Тенсинг. Накануне за вторую половину дня они поднялись от Передового базового лагеря прямо до лагеря VII. Они шли впереди весь путь до Южной седловины, выбивая ступени в затвердевшем от ветра снегу, и сейчас, в тот же день, спускались с седловины до Передового базового лагеря. Они достигли его уже в темноте. Менее чем за тридцать часов они поднялись с 6500 до 7900 м. и спустились обратно. Когда я увидел их, они были уже усталыми, и Эд выглядел таким измученным, каким я ни разу не видел его до того. Я невольно с тревогой подумал о том, сколько еще времени пройдет, пока они восстановят свои силы для выхода на второй штурм?