В панике японцы переоценили силы, первыми, пришедшие на помощь отряду Махалина. С заставы «Пекшекори» в конном и пешем строю подошли взвод неполного состава с ручным пулеметом под командованием лейтенанта И. Ратникова и группа лейтенанта А. Ракитина. В их составе были помощник комвзвода И. Чернопятко и командир отделения Г. Батаршин, ставшие впоследствии Героями Советского Союза.

Майор в отставке И. В. Ратников, вспоминая те дни, писал, что к моменту его появления на Безымянной хозяевами высоты оставались махадинцы. Ни гранат, ни патронов у них уже не оставалось. Каждый был неоднократно ранен. Пятеро пограничников весле перевязки пришли на заставу сами. Для Степана Кобякова пришлось срочно вызывать подводу.

Бой за высоту Безымянная был ожесточенным. Бойцы Поздеев, Савиных, Шмелев, Емцов и выпускник Алма-Атинского погранучилища лейтенант Махалин пали смертью героев.

Пока шел неравный бой за сопку Безымянная, бойцы стрелковой роты 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии во главе со старшим лейтенантом Д. Левченко, направленной для помощи пограничникам, быстро приближались к месту ожесточенного боя. Когда сопка Безымянная была уже рядом, офицер поставил командирам взводов боевую задачу, и с ходу рота вступила в бой. Ее воины вместе с пограничниками очистили сопку от врага. Вспоминая эти события, их участник пограничник Степан Бигус рассказывал:

— Для нас, защитников Безымянной, этот уголок приморской земли был олицетворением всей советской земли. И когда на каждого из нас пришлось по двадцати озверелых японцев, мы не дрогнули, ибо за нашими плечами была Родина. Мысль об Отчизне и о том, что мы являемся ее передовым постом, сделала нас непобедимыми…

За мужество и героизм, проявленные в этом бою одиннадцать пограничников были награждены орденами Ленина, а лейтенант Алексей Махалин посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза. Сопка Безымянная получила его имя.

* * *

Сообщение о пограничном конфликте у озера Хасан в тот же день, 29 июля 1938 года, разнеслось по всей нашей стране. Наглая провокация японской военщины вызвала гнев и возмущение всех советских людей.

На многолюдных митингах, которые проходили в городах и селах, на заводах и фабриках, в колхозах, в воинских частях и подразделениях советские люди гнева осуждали провокацию японских войск, выражали свою готовность встать на защиту неприкосновенных границ нашей Родины.

«…Мы просим наше правительство, — заявил много тысячный коллектив Московского автозавода, носящей ныне имя его первого директора И. А. Лихачева, — не оставить провокацию японской военщины без последствий Пусть фашисты испытают на своей шкуре силу и могущество нашей Родины, пусть узнают крепость и морально-политическое единство советского народа».

А вот заявление колхозников сельскохозяйственной артели «Путь социализма» Ростовской области: «Мы заняты мирным трудом, но наши кони и клинки наготове и в любой час по зову партии и правительства выступим на защиту нашей социалистической Родины».

В различные государственные органы поступали и личные письма советских граждан. Так, комсомолец И. Самсонов из Новосибирской области писал: «Я хорошо помню слова Владимира Ильича Ленина, что «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский», и я буду крепко защищать этот город, все Приморье, весь Дальний Восток…»

Словом, советские люди гневно осуждали новую провокацию японской военщины. С небывалым энтузиазмом трудились они на своих рабочих местах, стремясь обеспечить воинов всем необходимым. Настоящие патриоты нашей страны, и молодежь, и ветераны гражданской войны мечтали об одном — дать отпор врагу. Молодые ребята и те, кому еще в 1919–1922 годах довелось участвовать в изгнании японских захватчиков с Дальнего Востока осаждали военкоматы, райкомы партии и комитеты комсомола, просили направить их на защиту дальневосточных границ нашей Отчизны.

Многие советские люди обращались с подобными просьбами и непосредственно в Центральный Комитет Коммунистической партии, в Президиум Верховного Совета СССР.

Не могу не привести строки из письма молодежи Ярославской области, с которым они обратились к Народному комиссару обороны СССР:

«Мы, комсомольцы и несоюзная молодежь села Стрелы Ростовского района Ярославской области, прочитав на собрании сообщение о новом провокационном выступлении японских агрессоров на Дальнем Востоке, с гневом протестуем против этой провокации и просим партию большевиков, правительство и нашу доблестную Красную Армию дать наглым захватчикам сокрушительный отпор. А мы еще сильнее и крепче сплотимся вокруг нашей партии Ленина.

Мы все как один с единодушием просим нашего Наркома обороны взять нас, комсомольцев и несоюзную молодежь, досрочно на военную службу».

Немало таких писем приходило и в воинские части Дальнего Востока, пограничникам. В этих письмах выражалось восхищение их мужеством, стойкостью и бесстрашием, давались родительские наказы стойко оборонять священные рубежи Родины.

А а границе у озера Хасан было неспокойно. Наследующий день, 30 июля, обстановка вновь резко обострилась.

…Ненастную и бурную ночь пришлось провести пограничникам на отбитой у врага высоте. Шел сильный дождь, резкий ветер пронизывал насквозь. В такие ночи нужна была особая бдительность. Но, основательно побитые, японцы не решились больше пробовать прочность советских рубежей. Однако при внимательном наблюдении можно было заметить, что японцы готовятся к новому нападению на более широком фронте и более крупными силами. Они подтягивали к границе воинские части, переправлялись через реку Туманган, сосредоточиваясь на подступах к сопкам Безымянная и Заозерная. Над Заозерной то и дело свистели пули «кукушек», как называли пограничники вражеских снайперов. Одна из них наповал сразила бойца, другая, прошив тонкий бруствер окопа, взорвала лежащую в нише гранату. Третья вдребезги разнесла снайперское приспособление винтовки.

Негодованию пограничников не было предела. Они кипели гневом и возмущением. Старшим начальникам приходилось буквально удерживать бойцов от немедленного открытия ответного огня.

Вечером 30 июля японцы начали артиллерийский обстрел наших высот. Снаряды ложились на южных скатах высоты Заозерная, рвались в камышах, зарослях кедровника, вдали от окопов пограничников. Следует отметить, что артиллерийский обстрел противника был малоэффективным. Большая часть снарядов была израсходована впустую: видимо, артиллерийская разведка велась слабо.

Ночью 31 июля японцы под прикрытием густого тумана предприняли новую атаку нашей границы и начале со всех сторон обходить высоты Заозерная и Безымянная. Противник рассчитывал быстро окружить высоты и уничтожить их защитников. Но это оказалось японцам не под силу. Упорный бой продолжался до утра, несмотря на численный перевес японцев. Четыре мощные атаки провел противник в течение ночи. И это не считая мелких отвлекающих вылазок и 15—20-минутных артналетов, чередующихся с атаками. Дав клятву умереть, но не отступить, советские пограничники вместе с воинами 2-й стрелковой роты 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии геройски защищали свои позиции.

Критическая ситуация сложилась около 2 часов ночи в районе высоты Заозерная. После сильного обстрела крупные силы японской пехоты двинулись на эту высоту одновременно с трех сторон. Им удалось потеснить резервную заставу лейтенанта С. Христолюбова и подняться по южному склону почти до вершины сопки. Пулеметчики, и в особенности расчет А. Тараторина, в упор расстреливали вражеские цепи.

Осколками разорвавшегося японского снаряда ранило Христолюбова, младшего командира И. Чернопятко и пулеметчика А. Зуева. Огонь советских воинов ослаб, и враг заметно усилил свой натиск. Японцы ринулись в стремительную атаку, забрасывая наших бойцов гранатами, обстреливая из пулеметов. Но советские воины стойко оборонялись. Раненый Христолюбов с криком «За Родину!» поднял своих бойцов в контратаку. И вновь враг не выдержал, откатился назад…