Много дел было и у нас, танкистов. Мы намечали подходы к высотам, изучали танкодоступные направления. Первую половину дня 4 августа с рассвета командир нашего 2-го танкового батальона 2-й мехбригады майор Меньшов работал с командирами рот и взводов на местности. От района сосредоточения до рубежей расчленения подразделений и развертывания для атаки мы сами прошли по маршрутам взводов. На рубеже атаки майор Меньшов уточнил наши задачи, порядок взаимодействия между подразделениями, с пехотой и артиллерией. В эти часы мы лично познакомились с командирами пехотных подразделений и артиллеристами. Они ознакомили нас с имеющимися у них сведениями о противнике, их задачами. Мы договорились, где будет проходить передний край, определили сигналы взаимодействия. С саперами были уточнены места проходов через заграждения и их обозначения, Во второй половине дня под руководством командира роты мы работали на местности с командирами танков и механиками-водителями. Была проделана вся будничная работа по подготовке к бою. Правда, где-то с 17 часов появился туман, местность просматривалась хуже, работа становилась малоэффективной. Возвращались обратно в район сосредоточения наших войск уже в густом тумане.

Утром 5 августа, как говорят, честь по чести побрились, позавтракали. Все экипажи обошел командир роты, мы в свою очередь побеседовали со своими экипажами, еще раз уточнили задачи. Время еще было, и я поговорил с каждым командиром танка, затем с каждым механиком-водителем и заряжающим. В беседе не только уточнил задачи, но и рассказал о героических подвигах людей в боях и в мирное время, о взаимовыручке, о родных. и близких, обо всем, чем мы жили. И в Великую Отечественную войну, командуя батальоном, полком, бригадой, когда это было возможно, старался перед боем встретиться и побеседовать с экипажами, командирами взводов и рот. Убежден, что делать это не. только полезно, но необходимо для того, чтобы ослабить естественное предбоевое напряжение, да и люди потом действуют увереннее, осмысленнее. Воин чувствовал, что о нем, как о равном, помнят в бою. Аналогичная работа проводилась не только. в нашей танковой роте, но и во всех других танковых, стрелковых ротах, артиллерийских батареях, авиационных эскадрильях.

Вместе с этим во всех подразделениях проводились беседы и собрания личного состава, на которых командиры и политработники на опыте первых дней боев рассказывали воинам, как следует вести себя в атаке, как успешно решить боевую задачу.

В тот же день были проведены партийные и комсомольские собрания. Непосредственно на огневых позициях у орудий, самолетов и танков партийные и комсомольские организации подводили итоги прошедших боев, обсуждали задачи коммунистов и комсомольцев в предстоящем сражении, а также рассматривали заявления воинов, изъявивших желание идти в бой коммунистами и комсомольцами.

Курсант полковой школы И. Шелягин писал: «Прошу первичную организацию ВКП(б) принять меня в кандидаты партии, так как в ответ на вылазки врагов я желаю укреплять обороноспособность нашей страны и беспощадно бороться с врагом, громить его, если он вздумает мешать нам строить коммунизм».

А вот что писал в своем заявлении летчик В. Симонов: «В ответ на наглую провокацию японских милитаристов я прошу партийную организацию принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии. Хочу бить врагов и выполнять все возложенные на меня партийные обязанности.

Мой самолет работает безотказно и впредь будет работать так же».

В ночь на 6 августа 1938 года подразделения заняли исходное положение для атаки. Назначенная на 14 часов в августа, она откладывалась: был сильный туман, видимости — никакой. Только во второй половине начало проясняться. И вот ровно в 16 часов над нашими головами загудели огромные краснозвездные бомбардировщики, а потом позиции японцев заволокло мощными взрывами. 180 советских бомбардировщиков и 70 истребителей участвовали в боевых действиях. Волна за волной шли они к сопкам Заозерная и Безымянная, занятых врагом.

Отважно, мужественно действовали советские летчики. Впоследствии участник этих событий штурман эскадрильи Гаврилов вспоминал:

«Один за другим поднялись в воздух… тяжелые самолеты. Легли на курс. Пошли. На горизонте показалась линия фронта. Подошли ближе, расчленились. Японцы открыли огонь из зенитных орудий.

Шум моторов заглушал взрывы неприятельских снарядов, которые рвались где-то возле нас. Мы пошли на зенитные батареи противника. У подножия сопки — вражеская батарея. Вижу, как бьют орудия. Я перевел самолет на крутое пике, спустился до 800 метров и разом из всех пулеметов залил батарею свинцом и сбросил бомбы. Набрал высоту, развернулся. Посмотрел вниз: результаты неплохие.

Рядом «работали» другие наши бомбардировщики. На японские сопки, пулеметные гнезда, артиллерийские батареи обрушилась сокрушительным ударом могучая боевая техника отечественной авиации. Мощные бомбы разорвали в клочья огневые точки противника, пулеметы уничтожили живую силу врага. Вся местность окуталась дымом…»

Мощными и сокрушительными были удары советской авиации по вражеской пехоте, окопавшейся на сопках Заозерная и Безымянная. Бомбардировке подверглись также и огневые позиции японской артиллерии, районы Мантокусана и Иенчона, где были расположены вражеские резервы. На безлесных гребнях сопок, занятых японцами, от бомбовых ударов поднимались огромные фонтаны земли, в воздух взлетали обломки орудий, проволочные заграждения.

Истребители прикрывали действия бомбардировщиков. Они, словно тени, появлялись над сопками и на бреющем полете обстреливали вражеские войска из пулеметов. Только за один этот день советские бомбардировщики сбросили на вражеские позиции 1592 бомбы общим весом 122 тонны. 37 985 патронов было израсходовано при обстреле врага из пулеметов.

Словно сегодня видится мне этот солнечный день, когда мы, молодые офицеры-танкисты 2-й механизированной бригады, приняли свое боевое крещение.

Удар нашей авиации был действительно мощным и сокрушающим. Подобное мне, да и многим моим боевым товарищам, доводилось видеть впервые. С восхищением мы наблюдали за массированным ударом авиации и артиллерии и с нетерпением ждали сигнала для атаки.

Казалось, слишком долго длится эта канонада, но вот взвилась, искрясь, белая ракета — и взревели моторы наших танков. До рубежа атаки выдвинулись быстро, а дальше — труднодоступный заболоченный участок местности. Скорость снизилась. Противник открыл артиллерийский огонь по нашим танкам. Не молчали и наши танковые пушки и пулеметы. Мы вели огонь не только по огневым точкам, орудиям и живой силе врага, но и по траншеям, позициям, с тем чтобы прижать противника к земле, лишить его возможности вести активный бой. Нужно было как можно больше огня танков, это мы все понимали. Стрельбу вели в основном с ходу и реже — с коротких остановок. Преодолев заболоченный участок, набирали скорость. Управлял взводом главным образом личным примером — по принципу «делай, как я».

Час от часу бой нарастал и шел уже по всему фронту: на подступах к высотам, на самих сопках, на берегу озера. Немилосердно палило солнце. В танке жарко, дышать трудно, пот заливает глаза, а стреляные гильзы обжигают руки. Но, увлеченные боем, мы не замечали этого, упорно и настойчиво двигались вперед, туда, где засел враг, откуда он обстреливал атакующие цепи нашей пехоты. И не было такой силы, которая могла бы остановить наступательный порыв советских танкистов, заставить их отступить. Бои шли ожесточенные, горели танки начальника штаба батальона, командира роты, были подбиты два танка в моем взводе. Вскоре мы овладели северными скатами высоты Пулеметная Горка. Конечно же, это нас ободрило. Беспрерывно ведя огонь, развивали успех, а за нами неотступно шла пехота. Приоткрыл люк, вижу: за мной вплотную идут два танка взвода и один левее. Сколько длилась атака, я не фиксировал, но уже был вечер. Все ярче становились вспышки выстрелов. Огонь я вел беспрерывно; насколько он был точен, не знаю, но противнику покоя не давал, и вот неожиданно резкий удар потряс боевую машину. Пелена дыма и гари окутала башню, застлала глаза. В ушах зазвенело, а потом стало так непривычно тихо, что показалось, будто оглох. Но нет, через какое-то мгновение услышал дальнюю стрельбу и голос заряжающего Тимофеева: